Он лишь бросил короткий взгляд на лицо Тиберия, объявившего ему на заседании Сената об очередной почести — назначении наместником императора в Иудею. Они на мгновение встретились взглядами, в глазах принцепса читались нескрываемые торжество и превосходство. Сенаторы это решение поддержали единогласно. Понтий Пилат был фактически развенчан. Он в одночасье лишился основной своей опоры и поддержки.
Три дня назад легионы, бывшие недавно армией Пилата и громившие племена германцев, ушли к Пиренеям. Ушли, посланные в помощь наместнику испанской провинции для отражения нападения мавров, под началом другого полководца — Помпея Сервилия. С Понтием Пилатом остались лишь полтора десятка верных ему солдат. На чернь рассчитывать не приходилось. Он знал, что у здания Сената находятся две когорты преторианцев из личной гвардии императора. И Тиберий лишь ждет, чтобы прославленный полководец проявил непокорность.
Всадник в шести поколениях, Пилат, предок которого получил во втором поколении за храбрость пожалование в виде пилума — почетного дротика, откуда и произошло имя Пилат, был воином и удачливым полководцем. Как и положено представителю сословия всадников, он последовательно прошел все командные ступеньки, возглавляя вначале когорту, потом конный отряд из десяти турм, затем легион и лишь после этого стал во главе Северной армии, направленной с согласия Сената для защиты границ империи от просачивающихся германских и галльских племен. И одержал великую победу.
Он даже не знал о существовании такой провинции, куда его сейчас, с одобрения Сената, назначали в награду за победы в Галлии. Нет, он не станет противиться, не даст Тиберию повода. Понтий Пилат безропотно покорился релегации в забытую богами местность. Через три дня он с оставшимися верными ему людьми отбыл на галере в направлении на восток.
Знойный, продуваемый сухими злыми ветрами, Иерусалим прокуратору сразу не понравился. Непривычная уличная суета, скученность по большей части неказистых домишек пришлись ему не по нраву. Крикливый, вздорный, грязный здешний народ вызвал отвращение.
Для своего проживания и квартирования подчиненных ему немногочисленных римских войск Пилат выбрал небольшой прибрежный городок Кесарию, считавшуюся морскими воротами провинции. Средиземное море смягчало непривычно жаркий климат Иудеи и давало возможность принимать любимые Пилатом морские ванны прямо в построенном для него дворце. На крыше дворца террасой в сторону моря выдавалась обширная солнечная галерея с фонтанами для освежения воздуха.
— Тиберий не оставит меня в покое, — размышлял Понтий Пилат, — он постарается погубить соперника, хотя у меня и в мыслях не было им стать. Значит, необходимо быть готовым и искать союзников. Кто ими может стать — легат Сирии Гай Петроний? Или наместник императора в Испании Аппий Силан? А может быть, командующий войсками империи в Северной Африке Марк Теренций Лер?
Он постепенно приходил к мысли о своем возвращении в Рим и о войне с Тиберием. Почему бы ему самому не стать императором?
Прокуратор безрадостно обвел глазами свой кабинет орехового дерева. Повсюду на стенах висели знаки его доблести. Вот миниатюрное серебряное копье с закругленным наконечником — боевая награда за победное сражение в Галлии. Маленький бронзовый щит с отделкой из серебра с двумя золотыми перекрещенными гастами — воспоминание о битвах в Паннонии. Серебряные поножи с изображением пучков стрел — оборона Падуи от норманнских племен. Серебряный римский орел с полураспущенными крыльями, вцепившийся в цифру II — знак дуконария второго разряда — одного из высших должностных лиц Рима, пожалованный ему по возвращении из германских походов.
И трофеи — холодное оружие, принадлежавшее побежденным вождям. Особенно красив инкрустированный драгоценными камнями кончар — длинный прямой обоюдоострый меч, привезенный с берегов далекого Борисфена. А это морской венок с украшениями из двух сведенных носами военных трирем, свидетельствующий о том, что его обладатель пересек Средиземное море.
Наместник тоскливо посмотрел в окно, из которого виднелось море с его вечными неумирающими волнами, увенчанными барашками белой пены. Все же жара здесь не ощущалась так сильно. В знойный Иерусалим он приезжал лишь для отправления государственных надобностей и разрешения некоторых судебных дел, подсудных империи.
Прокуратор встретил посланца Каиафы хмуро и настороженно. Он не терпел первосвященника, как ненавидел, впрочем, и весь его народ. И здешнюю погоду, то принуждавшую бежать от иссушающего зноя к тенистому журчанию дворцовых фонтанов, то пыхавшую внезапной морской сыростью и промозглостью, заставляя страдать от ноющей боли в поврежденном в бою позвоночнике. Но, развернув скрепленный печатью папирус и вчитавшись в сухие строки послания главы Синедриона, он не смог скрыть радостного возбуждения. Каиафа не стал бы обращаться к нему без серьезного повода. В Иудее назревал большой мятеж. И местная власть официально обращалась за помощью к римскому прокуратору.
Понтий Пилат не раз пытался вызвать серьезные потрясения в подначаленной ему провинции. С этой целью его солдаты оскверняли местные храмы, оскорбляли чувства верующих иудеев, а вспыхивавшие в ответ на это волнения он подавлял с бессмысленной жестокостью и беспощадностью, рассчитывая вызвать повсеместное вооруженное восстание.
В 21 году его войска впервые вошли в Иерусалим с императорскими знаками, на которых рядом с орлом, государственным символом Рима, красовалось изображение императора Тиберия. Он хотел показать верность сославшему его принцепсу. Однако иудейская религия запрещала изображение человека в живописи и скульптуре, и евреями это было воспринято как намерение осквернить святой храм, куда вошел прокуратор.
Каиафа и Анна — первосвященники Иудеи — призвали жителей Иерусалима проявить неповиновение в пассивной форме. Они построились в огромную колонну и отправились в Кесарию, расположенную почти в ста стадиях от столицы. Организованные толпы фанатиков окружили дворец римского наместника и криками призывали убрать из священного города императорские реликвии.
Пилат лишь смеялся над этим. Его когорты в течение получаса могли разогнать и уничтожить безоружных людей. Пять дней длилась осада дворца. Наконец, не выдержав, прокуратор приказал всем собраться на ипподроме, где он выслушает их претензии. Тогда же произошла его первая стычка с Каиафой.
— Игемон, — обратился к нему первосвященник, намеренно опуская слова «достойный» или «великий», как обычно обращались к римскому наместнику, — еще кесарь Август даровал нам свободу вероисповедания и издал эдикт об уважении нашей веры. Зачем ты нарушаешь установления главы Рима?
— Именно император изображен на штандарте, ...разве его власть не простирается на вашу жалкую провинцию? — пренебрежительно ответил окруженный солдатами прокуратор.
— Император властен над нами, но не властен над нашей верой, — не уступал Каиафа, — мы требуем убрать святотатство. Наши храмы для нас — но не для римлян.
— Отправьте свои требования вашим богам, может, они сумеют их выполнить, — Понтий Пилат был насмешлив и язвителен. Солдаты засмеялись.
— Мы не уйдем из Кесарии, пока ты не прикажешь выполнить их, мы лучше умрем, — глава Синедриона воздел руки к небу. Двадцатитысячная толпа ответила возбужденным гулом и опустилась на колени.
— Я как раз собирался заложить новое кладбище в городе, — прокуратор дал знак стоявшему подле него трубачу.
Со звуками трубы на ипподром ворвались несколько сотен легионеров с обнаженными мечами. Казалось, устрашенные иудеи кинутся бежать от свирепых солдат, а некоторые из них будут изрублены для устрашения толпы. Но здесь случилось небывалое — по знаку Каиафы они все, как один, распростерлись на земле, обнажив свои спины и шеи, показывая тем самым, что готовы погибнуть, но не уйти.
Прокуратор был потрясен этой стойкостью. Он не мог истребить два десятка тысяч подданных империи — реакция жаждущего его гибели Тиберия была предсказуема. Пойдя на уступки, он пообещал убрать штандарты с изображением императора, но отныне коварный Каиафа стал его заклятым врагом.
Второй раз первосвященник показал зубы, когда римский наместник решил построить акведук длиной в пятнадцать стадий для снабжения жителей Иерусалима водой из источника Эль-Аррув. Справедливо полагая, что расходы должны нести сами иудеи и не имея возможности провести разовый налоговый сбор, так как это было прерогативой императора, он силой конфисковал средства, принадлежащие храму.
И вновь Каиафа спровоцировал бунт. Но здесь Пилат был начеку. Заранее переодетые горожанами, его вооруженные легионеры безжалостно расправились с мятежниками, многие из которых были убиты и изувечены. Он дал задание начальнику тайной службы Корбению с верными людьми найти и в суматохе заколоть Каиафу, но тот избежал расправы, скрывшись на время из города.
Дотошный посторонний наблюдатель наверняка отметил бы, что прокуратор делал все для того, чтобы в провинции вспыхнуло широкомасштабное восстание, огонь которого охватил бы всю ее территорию. Эта, казавшаяся чужому глазу неразумной, политика проводилась им с единственной целью — получить повод к прибытию в Иудею полнокровных римских легионов для подавления вооруженного сопротивления восставших.
О, он знал, что делать с этими легионами, отданными ему в полное подчинение! Он не проявит больше малодушия и не растеряется, как тогда в Риме, когда его победоносные войска были отданы другому полководцу и маршем ушли в Испанию. А он остался наедине с многочисленными преторианцами императора Тиберия и войсками римского гарнизона...
И вот результат — позорная ссылка, где он, опытнейший и прославленный полководец, командует семьюстами всадников и двумя тысячами пехотинцев, не имеющих хорошего боевого опыта и разбросанных по четырем гарнизонам.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |