Пройдя ряд испытаний, Иван возвращается к своей прежней фамилии Понырев, «будто заодно с фамилией изменилось и все его духовное существо» (Лакшин 1989б: 25). Это его второе рождение, так как «именование есть новое рождение, окончательное рождение (почему оно и совершается в Ветхом Завете при обрезании, в Новом — при крещении)» (Булгаков 1998: 246). Итак, «Иванушка, побыв юродивым, Иванушкой-дурачком, приник к народным корням, народной культуре, древним представлениям, к тому Дому и Роду, от которого он отрекался» (Солоухина 1987: 176). Иван обретает дом и в буквальном смысле этого слова. О.А. Лекманов отмечает: «Утратив свой «говорящий» псевдоним, поэт все равно сохраняет «верность правде», утрачивая и бездомность. Он сначала обретает пристанище в сумасшедшем доме (в одном из эпизодов каламбурно обыграно сходство (= зазор) псевдонима Ивана с названием учреждения, куда он помещен: «Говорит поэт Бездомный из сумасшедшего дома»), а затем, в качестве профессора Понырева, — собственный дом: «И возвращался домой профессор уже совсем больной»» (Лекманов 1997: 77).
Трёхкомпонентная модель Иван Николаевич Понырев как бы охватывает текст рамками, она встречается в романе два раза — в первой главе: «поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный» (III: 5) — и в эпилоге: «Каждый год, лишь только наступает весеннее праздничное полнолуние, под вечер появляется под липами на Патриарших прудах человек лет тридцати или тридцати с лишним. Рыжеватый, зеленоглазый, скромно одетый человек. Это — сотрудник Института истории и философии, профессор Иван Николаевич Понырев» (III: 402). Эта фамилия никогда не покидала Ивана, она просто оставалась в тени, смиренно дожидаясь своего часа. Лишь пройдя испытания, Иван осознает важность прошлого, истории, носителем которых является в числе прочего и родовая фамилия. Его приход к собственной фамилии напоминает принятие крещения не в младенческом, а в сознательном возрасте. Иван не только возвращается к своим истокам, но и становится историком, человеком, изучающим «истоки, корни своего рода, то растущее целое, которое живет и развивается, невзирая ни на какие социальные катаклизмы» (Суран 1991: 63). «Преображение Ивана проявляется в возвращении настоящего имени и в обретении истинного призвания» (Стойкова 2000: 103).
В литературоведении сложилась традиция поиска глубокого философского смысла в фамилии Понырев. О.В. Викторович, рассматривая фамилию Понырев, обращается к двум значениям слова «поныр», приведенным в словаре В.И. Даля (Викторович 1999: 22). «Поныра, поныр об. понырух(ш)а об. ныряла, ныряльщик, охотник или мастер нырять; <...> // Поныр и подныр, подземный проток, сообщенье между озер и морей, уход потока в глубь земли» (Даль, т. 3, 2003: 289). «Иванушка, как некий поток, соединяет два своеобразных «водоема», Мастера и Воланда, ведь именно он становится для Мастера вестником грядущих событий, и он же, возможно, тот посредник, который донес до нас, читателей, рассказ о посещении Воландом Москвы, историю Мастера и Маргариты» (Викторович 1999: 23). По мнению Б.В. Соколова, фамилия Понырев происходит от названия станции Поныри в Курской области, что говорит о возвращении Ивана к своей «малой родине» (Соколов 1996: 217).
Обращение к рукописям романа заставляет усомниться в плодотворности такого поиска. Слово «поныр», положенное в основу образования фамилии героя, обладает нелицеприятным значением «проныра, пролаз», «пронырливый, пройдоха, вкрадчивый, искательный пролаз» (Даль, т. 3, 2003: 289). Это значение, возможно, объясняет, почему фамилия Понырев в истории романа первоначально принадлежала другому персонажу: одному из литераторов, ожидающих своего редактора на собрании в Доме Грибоедова. Фамилия Понырев впервые появляется в редакции романа, начатой в 1932 году, в главе 3 «Дело было в Грибоедове»: «Другой в белой рубахе без галстуха и в белых летних штанах с пятном от яичного желтка на левом колене. Помощник председателя той же секции Понырев. Обувь на Поныреве была рваная» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 65—66). Далее фамилия Понырев появляется в списке «Фамилии для романа», составленном в конце тетради 1934 года (Ф. 562, к. 7, ед. 1). Фамилия записана дважды, и каждый раз после нее следует фамилия Мозырев, тем самым придавая фамилиям комическое созвучие по типу Добчинский-Бобчинский. Может быть, фамилия Понырев мыслилась как комическая, будучи принадлежностью одного из литераторов и будучи занесенной в список других комически звучащих фамилий (см. введение к данной работе). В альбоме с газетными и журнальными статьями, собранными Булгаковым (Ф. 562, к. 27, ед. 2), есть вырезка из «Правды» от 24 марта 1927 года — предложение приобрести «Юмористическую иллюстрированную библиотечку». Среди авторов указан и Булгаков. Примечательно расположенное здесь имя Михаил Козырев, очень созвучное и Поныреву, и Мозыреву.
В незавершенной редакции романа 1936—1937 гг. в главе 5 «Дело было в Грибоедове» фамилия Понырев по-прежнему принадлежит одному из литераторов, ожидающих Берлиоза: «Другой в белой рубахе, подпоясанный кавказским серебряным поясом, в ялтинской тюбетейке, в белых летних штанах с пятном от яичного желтка на левом колене — помощник председателя той же секции Понырев» (Ф. 562, к. 7, ед. 4, л. 55).
В следующей же редакции романа — «Князь тьмы», 1937 г. — фамилия Понырев переходит к Ивану. Так, в начале первой главы читаем: «...а спутник его, входящий в большую славу, поэт-самородок Иван Николаевич Понырев» (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 3). Первоначально здесь фамилия Ивана была Нещадный, но она сразу же была зачеркнута и исправлена на Понырев. На следующей же странице фамилия Понырев уже написана сразу, без каких-либо исправлений: «Напившись, друзья, немедленно начали икать и Понырев тихо выбранил абрикосовую скверными словами» (Там же: с. 4). И вот что интересно. Здесь нет привычного деления наименования Ивана на фамилию и псевдоним, звучит только фамилия Понырев, сменив минутно возникшую Нещадный, что подтверждает мысль о комическом наполнении этой фамилии на тот период создания романа. Псевдоним Ивана не появляется и в других главах этой редакции. В главе 3 «Седьмое доказательство» персонаж именуется в основном Иван, два раза Иван Николаевич и один раз по фамилии Понырев. В главе 4 «Погоня» предстает та же картина: «Иван Николаевич Понырев, как упал на скамейку, не добежав до турникета, так и остался на ней сидеть» (Там же: с. 91). В главе 5 «Дело было в Грибоедове» псевдоним также отсутствует: «Привидение же тем временем вступило на веранду и все увидели, что это не привидение, а всем известный Иван Николаевич Понырев» (Там же: с. 120). И обращаются здесь литераторы к Ивану по фамилии: «— Товарищ Понырев, — заговорило это лицо юбилейным голосом, — успокойтесь!» (Там же: с. 124). Соотношение псевдоним / фамилия отсутствует на всем протяжении работы над данной редакцией романа.
Такая же картина сохраняется и в главе 1 «Не разговаривайте с неизвестными!» следующей редакции романа — «Мастер и Маргарита», 1937—1938 гг. Здесь наименованием персонажа служит фамилия Понырев: «...а молодой спутник его, входящий в большую славу поэт самородок Ваня Понырев» (Ф. 562, к. 7, ед. 7, с. 4). В этой же главе есть более поздняя небольшая вставка, где персонаж именуется Бездомный:
«— Вы по-русски здорово говорите, — заметил Бездомный.
— О, я вообще полиглот, — ответил профессор» (Там же: с. 31).
До и после этой вставки в данной главе персонаж именуется по фамилии Понырев. Появление наименования Бездомный в указанной вставке, вероятно, связано с тем, что в следующей главе, где мы вновь встречаем Ивана, а именно, в главе 3 «Седьмое доказательство», он именуется Бездомным: ««Как же это я не заметил, что он наплел целый рассказ?», подумал Бездомный в изумлении, «ведь вот уж и вечер! А, может, это и не он рассказывал, а просто это мне приснилось?»» (Там же: с. 89). Если прежде единственной фамилией Ивана была фамилия Понырев, то теперь ее место прочно занимает фамилия Бездомный, данная тенденция сохраняется до конца указанной редакции романа, а также в следующей редакции — машинописи романа «Мастер и Маргарита» 1938 г.
Комичность фамилии Понырев подтверждает также следующий факт. В главе 5 «Что произошло в Грибоедове» редакции романа 1937—1938 гг. фамилия Понырев совершенно неожиданно оказывается принадлежащей сатирическому персонажу — бывшему и будущему Рюхину: «...грузовик унес от ворот несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Понырева» (Там же: с. 150). В главе 6 «Шизофрения, как и было сказано» фамилия Понырев сохраняется за будущим Рюхиным: «— Вот, доктор, — почему-то таинственным шепотом, заговорил Понырев, оглядываясь на Ивана Николаевича, — известный поэт Иван Бездомный, — вот видите ли... мы опасаемся, не белая ли горячка...» (Там же: с. 152). Фамилия Понырев явно не по плечу новому владельцу и как магнитом притягивается прежним владельцем. В конце этой главы на мгновенье она возвращается к Ивану: «...а кроме того, как ни мало был наблюдателен Понырев, теперь он после пытки в грузовике, впервые остро и болезненно вглядевшись в лицо пирата понял, что тот, хоть и расспрашивает о <Поныреве> Бездомном и даже склоняется к стулу и даже восклицает «Ай, яй, яй», но совершенно равнодушен к судьбе Бездомного, ничуть его не жалеет и не интересуется им» (Там же: с. 171). Здесь первоначальная фамилия Понырев позже была зачеркнута и исправлена на Бездомный. Фамилия Понырев сохраняется за будущим Рюхиным и в следующей редакции — машинописи романа «Мастер и Маргарита» 1938 гг. (Ф. 562, к. 8, ед. 2, л. 79).
В самом начале тетради 1938—1939 гг., подписанной Булгаковым «Мастер и Маргарита. Роман. Отделка», записаны фамилии: «Понырев, Палашов, Пушкарев» (Ф. 562, к. 9, ед. 1). Булгаков колеблется в выборе фамилии для Ивана. В отделке начала первой главы он дает герою фамилию Палашов: «...а молоденький спутник его поэт Иван Николаевич Палашов» (Там же: с. 4). Здесь еще одна проба начала главы, первоначальная фамилия героя Палашов затем зачеркивается и исправляется на Понырев: «А юный спутник его в белой толстовке, белых мятых брюках и в клетчатой кепке поэт Иван Николаевич Понырев» (Там же: с. 5).
В этой же тетради написан «Эпилог. Жертвы луны», в котором фамилия Палашов снова возвращается к Ивану: «Это специалист по древней истории профессор Иван Николаевич Палашов» (Там же: с. 31). В верхнем углу страницы, где речь идет об Иване и Николае Ивановиче, записана фамилия Нестеров (Там же: с. 33). Может быть, это еще одна проба наименования Ивана?
И, наконец, последняя редакция романа «Мастер и Маргарита». С 1939 года до самой смерти в 1940 году Булгаков правит роман, машинописный экземпляр 1938 года, правит сам и диктует Е.С. Булгаковой. Наименование Бездомный вычеркивается и исправляется на фамилию Палашов, а также добавляется псевдоним Безбрежный. В главе 1 читаем: «...а молодой спутник его поэт Иван Николаевич Палашов, пишущий под псевдонимом Безбрежный» (Ф. 562, к. 10, ед. 2, л. 1). Но внизу третьего листа и с оборотной его стороны сделана вставка, где персонаж именуется Бездомным. Одно из предложений вставки: «Отношение Бездомного к Иисусу Христу надо признать отрицательным и даже резко отрицательным» (Там же: л. 3). Во всей главе до листа 13 Бездомный переправлено на Безбрежный, но далее исправление это начинает устраняться: подписанный сверху псевдоним Безбрежный зачеркивается, а вычеркнутый Бездомный подчеркивается, тем самым крепко утверждается именно это наименование для персонажа. В главе 3 «Седьмое доказательство» и вплоть до эпилога наименования Бездомный исправления уже не касаются. Что происходит в эпилоге. Этот эпилог не входил в машинописный экземпляр романа 1938 года и был напечатан и вставлен позже, в 1939 году. Здесь Иван получает фамилию Нестеров: «Это он, Коровьев, погнал под трамвай Берлиоза на верную смерть. Это он свел с ума бедного поэта Ивана Нестерова, он заставил его грезить и видеть в мучительных снах древний Ершалаим и сожженную солнцем безводную Лысую Гору с тремя повешенными на столбах» (Там же: л. 502). Здесь же читаем: «Это сотрудник Института Истории и Философии, профессор Иван Николаевич Нестеров» (Там же: л. 507). Фамилия Нестеров, таким образом, здесь вытесняет псевдоним. До последнего балансировало наличие или отсутствие разделения наименования персонажа на фамилию и псевдоним. Окончательное наименование персонажа с четким разделением на фамилию и псевдоним устанавливается во фрагменте главы 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными», записанном Е.С. Булгаковой под диктовку: «...а молодой спутник его — поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный» (Ф. 562, к. 10, ед. 1, с. 2).
Прощаясь с Иваном, мастер называет его своим учеником: «— Прощай, ученик, — чуть слышно сказал мастер и стал таять в воздухе» (III: 382). Некоторые исследователи полагают, что Иван не выполнил завета мастера, не оправдал данное ему имя ученик (Соколов 1996: 217; Палиевский 1974: 195; Кораблев 1991: 36). «Не надо ждать от Ивана Понырева духовного подвига, продолжения великого творения. Он сохраняет доброе здравомыслие — и только» (Лакшин 1989б: 27). Иван бросает писать «стишки», сбрасывает прошлую жизнь вместе со своим ущербным псевдонимом, к тридцати годам становится профессором, он изучает историю и философию. Разве этого мало? «А гарантией дальнейшей эволюции теперь уже Ивана Николаевича Понырева является открытый финал романа <...>. И если Мастер уже закончил свой роман одним словом, то его ученику еще предстоит произнести свое слово» (Гаджиев 1992: 131—132). Кроме того, в эпилоге второй раз звучит наименование Ивана ученик. В лунном свете приходят к Ивану «непомерной красоты женщина» и его гость. «Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:
— Так, стало быть, этим и кончилось?
— Этим и кончилось, мой ученик» (III: 405).
По прошествии стольких лет мастер снова называет Ивана своим учеником, он не отбирает у него этого звания.
Не стоит сомневаться в верном ученичестве Ивана: оно заложено в его имени. Он носит имя евангелиста Иоанна (Гаспаров 1993: 38), ученика Христа. Е.А. Яблоков обратил внимание на то, что в произведениях Булгакова носители имени Иван (Русаков из «Белой гвардии», Иванов из повести «Роковые яйца», Борменталь из «Собачьего сердца», Бездомный из «Мастера и Маргариты») соотносятся больше не с Иоанном Крестителем, а именно с Иоанном Богословом, они «выступают не в функции предшественников («старших»), а в функции учеников («младших»)» (Яблоков 1997а: 106).
В эпилоге романа основным наименованием персонажа становится имя в соединении с отчеством Иван Николаевич (16). Имя здесь является знаком нового статуса Ивана как профессора, как сотрудника Института истории и философии, как знак его возвращения к отеческой фамилии Понырев (для сравнения: Иваном герой назван 5 раз, Иваном Бездомным — 1, Иваном Николаевичем Поныревым — 1). Отчество Ивана может быть рассмотрено с точки зрения «младшего»: «Отношения, возникающие между Мастером и Маргаритой как «старшими» — и Иваном как «младшим», показывают, что этот персонаж унаследовал из «Белой гвардии» и функцию «младшего брата» — Николки. Может быть, не случайно поэтому полное имя героя «Мастера и Маргариты» — Иван Николаевич» (Яблоков 1997в: 160). Возможно, соотнесенность Ивана с ролью «младшего» связана также с его сказочностью, ведь в сказках Иванушка — младший брат. Сказочному Иванушке присуща пассивность: «Специфическая черта Иванушки — пассивность, свойственная многим героям волшебной сказки. Иванушка не спешит свататься к царской дочери, как его братья, а терпеливо ждет своего часа: совершив подвиг, он возвращается в свое обычное состояние и не только не добивается положения царского зятя, но с непонятным лукавством как будто его избегает» (Мелетинский 1958: 224). Как свершилось преображение Ивана после увиденной им во сне вечной истории, так и, как мы узнаем из эпилога, он продолжает приобщение к истине во сне. В сцене, когда в лунном свете к Ивану Николаевичу являются мастер и Маргарита, он вдруг именуется Иваном, именем, которое знаменовало его путь к прозрению. Сейчас он спокоен, он, словно сказочный герой, словно богатырь, набирается сил перед главным своим подвигом. Мастер, когда-то историк и музейный работник, однажды сбросил с плеч всю прошлую жизнь и, отрешившись от всего, посвятил себя творчеству. «Исколотая память» Ивана, историка, ученика мастера, открывает ему в полнолуние путь, по которому идут «человек в белом плаще с кровавым подбоем» и «молодой человек в разорванном хитоне» (III: 405), когда-то рассказанные ему, путь, по которому приходят к нему мастер и Маргарита. «Исколотая память» когда-нибудь поднимет и его самого на этот лунный путь. И, может быть, вечный дом, данный мастеру, ждет и когда-то бездомного историка Понырева.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |