48. Четыре Александра

Отношение жителя России к властям предержащим — всегда двоякое. Оно зависит и от места (чем ближе к власти человек стоит, тем старательнее лобызает её во все места, до каких только может дотянуться), и от времени (у нас властителя любят напоказ, но едва бразды правления перешли в другие руки, как вчерашние подлизы начинают дружно отплёвываться). Правда, русский человек и жалости не лишён, а потому всегда посочувствует тому, кто оказался жертвой насилия, будь это хоть сам государь.

Убитому народовольцами Александру II по всей России ставили памятники, причём не за казённый счёт, а на народные пожертвования. Для мемориала в Москве было собрано почти 2 миллиона рублей — сумма теми деньгами огромная, но и памятник получился величественный. Воздвигли его на южном склоне кремлёвского холма, поблизости от Малого Николаевского дворца, где будущий император появился на свет.

Архитектурную часть проекта выполнил Николай Султанов. Он очень тщательно проработал не только антураж памятника в виде шатровой сени над статуей и колоннады, но и подножие мемориала. Зная по горькому опыту Василия Баженова, какой в этом месте ненадёжный грунт, цокольную часть сооружения архитектор решил опустить в глубину холма до его подножия, поэтому от начала земляных работ до закладки первого камня прошло целых три года.

Автором бронзовой скульптуры, изображавшей царя Александра в генеральском мундире и со всеми императорскими регалиями, стал другой Александр — Опекушин, получивший всеобщее признание после созданного им памятника Пушкину. Работа над изваянием длилась почти пять лет.

Макет памятника Александру II в мастерской скульптора А. Опекушина, 1898 г.

К маю 1898 года всё было готово к открытию: статуя заняла своё место под сенью тёмно-розового гранита, шатры засверкали золочёными гранями, а в сводах галереи появились мозаичные изображения 33 правителей Руси, от святого князя Владимира до Николая I. На пьедестале высекли надпись: «Императору Александру II любовию народа».

Любви к Царю-Освободителю хватило народу ненадолго — летом 1918 года отправили на переплавку опекушинскую бронзу, а к 1928 году полностью демонтировали весь мемориал. Конечно, декрет Совнаркома «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг» к данному событию имел самое прямое отношение, но истинные причины борьбы с памятниками лежат или где-то в области подсознательного (что побуждало гуннов, захвативших Рим, отбивать статуям носы?), или в сфере сугубо прагматической («кто управляет настоящим, управляет и прошлым»). Ведь даже памятник Ленину, установленный в 1967 году почти что на месте разобранного монумента, в 1996-м из Тайницкого сада был отправлен в ссылку в Горки Ленинские бывшими коммунистами, а в наши дни чекисты, которые бывшими не бывают, вознамерились вернуть на Лубянскую площадь Железного Феликса.

В начале XXI века отношение к событиям прошлого в очередной раз переменилось, и было решено воздвигнуть новый памятник Александру II. По странному капризу судьбы на этот раз «поднятой на щит» оказалась личность действительно достойная уважения и благодарности потомков.

Царь Александр Николаевич получил в наследство страну, только что потерпевшую поражение в войне, причём настолько унизительное, что Николай Павлович не смог его пережить. (Вот уж кого мне, честно говоря, совсем не жалко. Человек так старательно строил «вертикаль власти», что все остальные задачи просто забросил; и первое же серьёзное столкновение страны с проблемами внешними сразу обрушило все проблемы внутренние, да и вертикаль-то его любимая оказалась переполненной глупцами и казнокрадами.)

Н. Султанов. Проект постамента памятника Александру II

Отрешить от власти «в связи с утратой доверия» новый император мог кого угодно, но Александр II умел мыслить глобально и понимал, что ни кадровыми перестановками, ни переименованиями департаментов преодолеть системный кризис невозможно. Чтобы Россия ни в чём не уступала другим мировым державам, предстояло изменить очень многое не только в государственном управлении, но и в самом устройстве российского бытия. Прежний образ жизни насчитывал почти три столетия, это больше десяти поколений, но Александру II хватило решимости разрушить его.

Вряд ли молодой царь понимал, насколько нелёгкой окажется эта миссия. В Манифесте, им подписанном 19 марта 1856 года, слышатся интонации если не идеалиста, то романтика: «Да утверждается и совершенствуется внутреннее благоустройство; правда и милость да царствует в судах; да развивается повсюду и с новой силой стремление к просвещению и всякой полезной деятельности».

Однако романтический склад натуры не мешал Александру ставить перед собой цели сугубо реалистичные. Основные функции государства — оборона, правосудие, образование; вот их и надо наладить, тогда и всё остальное постепенно придёт в норму.

Новая судебная система, созданная в России, гарантировала независимость судей не на словах, а на деле, и значит, была лучше той, что существует в наши дни. Новый устав о гимназиях провозглашал равенство при поступлении всем сословиям, а устав российских университетов предоставлял учебным заведениям довольно широкую автономию.

Строительство мемориала в Кремле (рядом части макета в натуральную величину). Фото из собрания Э.В. Готье-Дюфайе, 1895—1896 гг.

Введённая Александром всеобщая воинская повинность выглядела так: правительством каждый год определялось необходимое число новобранцев (обычно составлявшее примерно четверть от числа лиц мужского пола, достигших двадцати одного года). Явившись на призывной пункт, молодые люди представляли свои документы, после чего комиссия освобождала от призыва тех, у кого старший брат отбывает или отбыл службу, а также тех, кто был единственным кормильцем в семье или единственным сыном у родителей; остальным полагалось тянуть жребий. Срок воинской службы зависел от образования призывника: чем оно выше, тем меньше срок действительной службы и тем дольше пребывание в запасе. В результате армия мирного времени могла быть небольшой, но при мобилизации пополнялась кадрами уже хорошо обученными (и Русско-турецкая война 1877—1878 годов подтвердила оправданность такой системы).

Но без отмены крепостного права грош цена была бы всем этим реформам. Они даже были бы невозможны: как будут вместе тянуть один жребий сыновья купца, дворянина и крепостного крестьянина?

Уязвимым местом любых реформ является то, что решений, безупречных для всех слоёв общества, такие задачи не имеют в принципе. Любая сторона, даже если что-либо и получает, неизбежно при этом и теряет что-то.

Памятник Александру II. Открытка 1910 г. из коллекции Владимира Сергеева

Несмотря на компенсации из бюджета, помещики лишались традиционного источника дохода. Крестьяне обрели волю, но не получили земли. У всех появилось право отдать детей в гимназию, но далеко не каждый располагал для этого финансовыми возможностями, и так далее. В итоге перемены были неоднозначно восприняты обществом, причём одну его часть не устраивал сам факт реформ, другую — их недостаточность.

Самые радикальные элементы, желавшие всего и сразу, считали, что император обманул свой народ, — именно так выразился Дмитрий Каракозов после своего неудачного выстрела в Александра II. Вслед за этим цареубийцей появились и другие. Шесть покушений пережил Освободитель, не считая не состоявшихся по разным причинам, — седьмое стало для него роковым.

Свои реформы Александр II проводил без лютости и спешки, осмысленно и терпеливо. Ему хватило мудрости не пытаться строить европейское государство азиатскими методами, как делал бы Пётр I. В те сферы, где государству делать нечего, он не вторгался, в отличие от генеральных секретарей и пришедших им на смену президентов. Этот правитель принял вызов времени и до конца исполнил то, что считал необходимым, подобно древним римлянам, жившим по принципу: «делай, что должен, и будь что будет».

Памятник Александру II (фрагмент). Открыт 7 июня 2005 г.

Таким видится из наших дней император Александр II, таким, исполненным спокойствия и решимости, его изобразил скульптор Александр Рукавишников.

Эту сдержанную, не экспрессивную позу автор придал памятнику намеренно, исходя из простого соображения, что царь ощущал себя помазанником Божьим и не имел нужды агитировать народные массы, указуя им путь в светлое будущее своей решительной дланью или размахивая головным убором. Вообще эпоху советской монументальной пропаганды Александр Рукавишников оценивает очень негативно: «Революция отбросила нашу страну на много лет назад в восприятии искусства и, в частности, скульптуры, по сравнению с Западом. Помните, у нас сначала пошёл авангард, а потом, в течение лет сорока, памятники представляли собой бюсты героев соцтруда — различие было только в том, мужчина или женщина. И верхом авангардизма была женщина с веслом и в купальнике».

Но недостаточно поставить диагноз — нужно победить болезнь. Как завкафедрой МГАХИ имени Сурикова Александр Иулианович Рукавишников учит своих студентов тому, что памятник — это «сложение определённых сечений, объёмов в пространстве, разных поверхностей и разных ритмов, которые должны держать определённую площадь земли, концентрировать на себе внимание». Как творец, он для воплощения своих идей находит практические решения, каждый раз оригинальные. Иногда для одной работы приходится искать решение неоднократно. Например, местом для установки памятника Александру II сначала мог стать Александровский сад, затем — небольшая площадь около Кутафьей башни и, наконец, парк у храма Христа Спасителя.

Памятник Александру III. Открытка из коллекции Сергея Антонова, 1912—1917 гг.

«Чем сложна скульптура? Тем, что нет сюжета, как в кино или в книге. Нет музыки помогающей. Нет драматургии. Нет начала, конца. Ничего нет, есть только объём, который должен и сказать о трагической судьбе, и передать эмоции». Для архитекторов Игоря Воскресенского и Сергея Шарова, постоянных соавторов Рукавишникова, из этого следует, что каждое новое место предполагаемой установки памятника требует начинать работу с нуля, ведь постамент — это вовсе не подставка под статуей, а связующее звено между изваянием и окружающим ландшафтом.

Впрочем, ничуть не легче и скульптору: он должен рассчитать, как солнечный свет будет падать на лицо статуи на новом месте, как будет смотреться фигура на высоте нового постамента...

Когда вариант установки памятника у Кутафьей башни заблокировала федеральная служба охраны (мемориал мешал бы проезду официальных кортежей), менять голову Александру II пришлось в третий раз. Но дело того стоило — памятник отлично смотрится, хотя и опасались авторы, что рядом с громадой храма он может по масштабу «не попасть». Удачным получился и антураж: и царственные львы за спиной у монарха, и как бы расколотая взрывом беломраморная колоннада.

Царский поезд после крушения у станции Борки под Харьковом. Фото А. Иваницкого, 17 октября 1888 г.

Сейчас мало кому, кроме любителей истории, известно, что до 1918 года практически здесь же (а точнее, между набережной и местом нынешнего памятника Освободителю) стоял памятник Миротворцу.

Есть некая странная закономерность в том, что в России новый правитель обычно проводит курс, противоположный линии своего предшественника, даже если принял власть от собственного родителя. Если отец проявил себя как реформатор, то правление сына войдёт в историю как период контрреформ. Вряд ли здесь дело в личных качествах правителей, хотя Александр III во многом был полной противоположностью своему отцу. Скорее уж в этом феномене проявляется суть самой России: она так огромна и неповоротлива, что даже ради небольших перемен приходится прилагать неимоверные усилия, плодов же всё не видно и не видно, а едва результат начнёт проявляться, накатывает ужас, что всё вот-вот перевернётся, потому что слишком сильно накренили... И преемник не находит ничего лучше, кроме как тянуть в противоположную сторону.

В бумагах погибшего отца Александр Александрович обнаружил документ, который Александр II одобрил и подписал утром 1 марта 1881 года, за несколько часов до своей гибели. Подготовленный министром внутренних дел Лорис-Меликовым доклад касался изменения состава Государственного совета путём введения в него 10—15 «выдающихся представителей общественных учреждений». Это был шаг к созданию парламента.

Скульптор А.М. Опекушин. Фото К. Буллы, около 1908 г.

Александру III надлежало принять решение — делать этот шаг или нет.

Не думаю, что новый император взвешивал все за и против, скорее он прислушался к тому, что подсказало его внутреннее «я». А оно решительно противилось реформам — так было ещё до гибели отца, а сейчас и вовсе неуместными казались любые послабления, если они приводят к цареубийству. Да и вообще Александр Александрович не принадлежал к числу людей, способных тонко анализировать и выстраивать сложные комбинации. Даже приближённые, сделавшие при нём прекрасную карьеру, характеризовали его в мемуарах примерно так же, как министр финансов С.Ю. Витте: «Император Александр III был совершенно обыденного ума; пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования... У императора Александра III был небольшой ум рассудка, но у него был громадный, выдающийся ум сердца».

Сила этого человека состояла именно в том, что он не заблуждался на свой счёт и, не считая себя умнее других, всегда был по-хорошему осторожен и крайне прагматичен. «У России есть только два союзника: армия и флот», — говаривал Александр III. Но даже существенно укрепив вооружённые силы, он ни разу не позволил никому втянуть Россию ни в какие военные конфликты. Финансы, расстроенные реформами и Русско-турецкой войной, он упорядочил путём сокращения государственных расходов. Повысив пошлины на импортные товары и этим поддержав отечественного производителя, Александр III добился серьёзного экономического роста и настолько увеличил золотой запас государства, что рубль сделался конвертируемой валютой. Внутренняя политика свелась к укреплению общественного спокойствия — да, от западной модели государственного устройства это Россию отдаляло, но кто сказал, что именно по европейскому образцу должна быть устроена жизнь в стране, насквозь пропитанной азиатчиной?.. Может быть, как раз в пику Петру Великому новый царь не брил бороду и переодел армию в форму, близкую к русской национальной одежде.

Пусть и не блистал умом Александр III, зато у него слова с делом не расходились. Сокращение государственных расходов он начал с царствующего дома: сократил штат министерства двора, уменьшил количество слуг, число ежегодных придворных балов ограничил четырьмя, а свой винный погреб приказал пополнять винами крымскими и кавказскими, а не заграничными. Требуя от подданных уважения к закону, убеждал их не строгостью, а личным примером: возвращаясь из заграницы, настаивал, чтобы таможня осматривала багаж царской семьи наравне с багажом сопровождающих, и оплачивал полагавшуюся пошлину за вещи, купленные за границей особами царствующей фамилии. Провозгласив в качестве национально-государственной идеи «православие, самодержавие, народность», не ограничился пропагандой этих принципов, а жил в соответствии с ними, например, одевался без всякой пышности, в общении пользовался только русским языком, хотя хорошо знал немецкий, французский и английский.

А. Опекушин. Гипсовые модели головы и короны для памятника Александру III. Фото из журнала «Искры», 1912 г.

Он правил Россией твёрдой рукой, как суровый российский мужик решал бы судьбы собственного семейства, принимая на себя полную ответственность за всё. Недаром же после крушения царского поезда так полюбилась народу легенда о том, как император на своей могучей спине удерживал крышу вагона, пока не выбрались наружу все, кто там находился, когда поезд сошёл с рельсов.

На самом деле в вагоне-столовой, где в момент катастрофы завтракала царская семья, погиб официант, остальные же отделались синяками и ссадинами, а царю зажало ногу сдвинувшейся мебелью, потому он и выбрался последним. Ехавшим в соседних вагонах повезло гораздо меньше: 19 человек погибли и 18 получили серьёзные травмы.

Ещё не зная причин происшествия (которое вполне могло оказаться покушением), император приказал прежде всего позаботиться о пострадавших, а императрица распорядилась достать из багажа чистое бельё и пустить его на бинты. Лишь когда прибывший санитарный поезд увёз раненых и погибших, царская семья покинула место катастрофы на поезде свиты. Это, конечно, не подвиг, но всё-таки характеризует лучше, чем с улыбкой сказанная в камеры и микрофоны фраза: «Она утонула».

Патриархально-отеческое правление Александра III, разумеется, не могло избавить монархию от административного произвола, тяготения к застою, стремления всех стричь под одну гребёнку, но ведь если честно, то власти, свободной от этих пороков, в России не существовало никогда, если не считать коротких революционных периодов. В любом случае тринадцатилетнее царствование Александра III позволило стране накопить сил для множества испытаний, предстоявших ей в XX веке. Тогда пригодилось многое из сделанного Александром Александровичем — от начатой им Великой Сибирской железнодорожной магистрали до принятой на вооружение мосинской винтовки, с которой полвека спустя русский солдат оборонял Москву от немцев.

Торжественное открытие памятника Александру III. Прохождение улан церемониальным маршем. Фото из журнала «Искры», 1912 г.

Александр III умер в 1894 году от нефрита. Недоброжелатели говорили, что болезнь развилась как следствие пьянства, люди более лояльные считали, что здоровье императора подорвала та злосчастная катастрофа у станции Борки. Так или иначе, нашлось много желающих сделать пожертвование на сооружение памятника Миротворцу, сумма даже превысила те 2 миллиона рублей, что несколькими годами раньше дала подписка на памятник Освободителю.

Как и в случае с мемориалом Александра II в Кремле, победу в творческом конкурсе одержал Александр Опекушин. Выбранное комиссией место для установки памятника полностью устроило скульптора. Здесь, на Пречистенской набережной, огромная фигура самодержца на фоне храма смотрелась бы величественно, но не громоздко.

Работа над мемориалом шла более двенадцати лет. Архитектор А.Н. Померанцев спроектировал невысокую гранитную балюстраду и величественную лестницу, спускавшуюся к реке. Скульптор А.Л. Обер украсил цокольную часть постамента четырьмя бронзовыми орлами, распростершими крылья. Руководил строительными работами инженер-архитектор К.А. Грейнерт.

Открытие состоялось 30 мая 1912 года при большом скоплении народа, в присутствии Николая II и августейшей фамилии. После орудийного салюта, под колокольный звон московских церквей начался крестный ход. С последними тактами «Боже, царя храни» соскользнуло вниз покрывало, открыв восседавшую на троне бронзовую фигуру императора и высеченную на пьедестале надпись:

Благочестивейшему,
Самодержавнейшему Великому Государю Нашему
Александру Александровичу всея России.
1881—1894

Митрополит Владимир отслужил благодарственное молебствие и окропил монумент святой водой, хор грянул «Многая лета»... но увы. Неполных шесть лет отмерено было памятнику. Власть рабочих и крестьян, с шумом и помпой круша памятники «царям и их слугам», в мае 1918 года разделалась и с этим.

Странно, что не рассчитались заодно и с автором монумента, но академику Опекушину и без того пришлось хлебнуть лиха: восьмидесятилетний старик, он доживал свои дни в нищете (все лежавшие в банке сбережения скульптора обесценились, а принадлежавшую ему недвижимость национализировали).

Чтобы не умереть с голоду, старик уехал в родную деревню, где семья покойного брата не очень-то обрадовалась появлению лишних едоков; и тогда дочери скульптора пришлось вспомнить на старости лет то, чем развлекала подруг в гимназии — искусство гадания на картах. Этим и кормились, пока кто-то из учеников Александра Михайловича не достучался до наркома Луначарского, и советская власть всё же назначила пенсию Опекушину как создателю памятника Пушкину.

Разборка памятника Александру III. Фото З. Виноградова, 1918 г.

А ровно через два года после разрушения статуи Александра III на проведённом около храма первомайском субботнике появились члены ЦК, и самый главный большевик произнёс зажигательную речь: «Товарищи! На этом месте прежде стоял памятник царю, а теперь мы совершаем здесь закладку памятника освобождённому труду. Капиталисты называли труд свободным, когда крестьяне и рабочие были принуждены продавать им свой труд и в результате были свободны умирать с голоду. Мы называем такой труд наёмным рабством. Мы знаем, что нелегко как следует организовать свободный труд и работать в условиях переживаемого тяжёлого времени. Сегодняшний субботник является первым шагом на этом пути, но, так идя далее, мы создадим действительно свободный труд». (Продолжительные, дружные аплодисменты. Оркестр исполняет «Интернационал».) (Правда. № 94. 1920. 4 мая.)

На проведённой в ходе митинга импровизированной выставке ни один из предложенных проектов не имел успеха, и конкурсантам было рекомендовано продолжать поиски, а постамент так и остался вакантным.

Впрочем, 1 мая 1920 года вместо анонсированного памятника на постаменте укрепили металлический картуш со словами: «Здесь будет сооружен памятник "Освобожденный труд"». Автором картуша была Вера Мухина. Она выполнила макет, но дальше работа как-то не заладилась... Хотя, может, оно и к лучшему. Потому что в других городах революционные творцы проявили больше настойчивости, но лавров не стяжали. В Екатеринбурге фигуру пролетария сразу же прозвали «голым Ванькой», поскольку гегемон был изображён в состоянии максимального освобождения — молот в руках, и больше ничего лишнего. В Петрограде на Каменном острове скульптор Михаил Блох воздвиг 10-метровый монумент, вдохновляясь античными образцами, но тоже не был понят народными массами. Художница Валентина Ходасевич вспоминала об этом так: «Отряды идущих растянулись по всей аллее, первые ряды уже вступали на площадь и, окончательно ошеломлённые, останавливались перед скульптурой непристойно белого, гипсового, мускулистого "Пролетария" и медленно обходили его вокруг. Начались такие высказывания, что хоть я и помню их, но неловко это написать, хотя многое было даже остроумно. <...> Блоха обязали за ночь, чего бы это ни стоило, надеть на "Пролетария" фартук (дадут сколько угодно рабочих, чтобы сделать лестницы-леса). Фартук сделали из листов фанеры с угловатыми складками, а кое-что пришлось отбить. Наутро у Блоха был сердечный припадок».

В.И. Ленин и члены Политбюро на закладке памятника освобождённому труду, 1920 г.

Устремлённость большевиков в светлое будущее обычно имела следствием поразительную лёгкость, с которой новые сияющие цели заслоняли для них задачи, ещё вчера казавшиеся архиважными.

В 1922 году на I съезде Советов было объявлено о создании СССР, и Сергей Киров сразу же задвинул речь о том, как быстро новое государство будет расширяться и как много депутатов соберётся в Москве уже на ближайших съездах.

Хотя Сергей Миронович и не обладал красноречием Остапа Ибрагимовича, воображение слушателей немедленно породило гостиницы и небоскребы для размещения гостей и, разумеется, «дворец, в котором будет происходить турнир». В итоге съезд единогласно принял решение о постройке Дворца Советов на самой красивой и лучшей площади столицы, и, в отличие от проекта «Нью-Васюки», за эту идею взялись всерьёз.