Сказочник

Вари, горшочек мой, вари,
Вари со снежною крупою,
Пусть снегири летят толпою
В заснеженные декабри.

Михаил Вайнштейн

Наполненный таинственным магнетизмом, этот дом словно околдовывает тех, кто на него смотрит, — так что неспроста безымянную героиню рассказа «Чистый понедельник» Бунин поселил именно здесь. Пожалуй, во всей Москве не нашлось бы жилища, более точно совпадавшего с образом этой необычной женщины: «...у неё красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как чёрный соболий мех, брови, чёрные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенён был тёмным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застёжками <...>

Она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения, — совсем близки мы всё ещё не были; и всё это без конца держало меня в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании — и вместе с тем был я несказанно счастлив каждым часом, проведённым возле неё <...>

В доме против храма Спасителя она снимала ради вида на Москву угловую квартиру на пятом этаже, всего две комнаты, но просторные и хорошо обставленные... За одним окном низко лежала вдали огромная картина заречной снежно-сизой Москвы; в другое, левее, была видна часть Кремля, напротив, как-то не в меру близко, белела слишком новая громада Христа Спасителя, в золотом куполе которого синеватыми пятнами отражались галки, вечно вившиеся вокруг него...»

Вид на дом З.А. Перцовой и Нижний Лесной (ныне Курсовой) переулок от храма Христа Спасителя. Фото из собрания Э.В. Готье-Дюфайе, 1913 г.

Разумеется, не только Ивана Бунина поразил своим обликом этот дом.

Николай Тарасов, знаменитый московский денди, меценат и театрал, появился здесь в 1908 году, когда вместе со своим приятелем Никитой Балиевым задумал создать кабаре. Балиев, чьё настоящее имя было Мкртич Балян, обладал живым темпераментом и отменным чувством юмора, но его колоритная восточная внешность не позволяла ему рассчитывать на серьёзную карьеру в труппе Художественного театра. Не удовлетворённый исполнением ролей вроде Хлеба в «Синей птице» Метерлинка, Балиев пришёл к идее устроить импровизационный театр, гибрид кабаре и капустника, развлечение «сугубо для своих». Тарасов, любитель развлечений вообще и театра в частности, выразил готовность принять на себя расходы, и оставалось лишь найти подходящее помещение.

Узнав, что здесь можно арендовать часть подвала, друзья приехали на осмотр. Когда спускались по лестнице, большая летучая мышь метнулась им навстречу.

Эмблема театра «Летучая мышь»

«А неплохое название, — сказал Тарасов, — кабаре "Летучая мышь"». Балиев с удовольствием принял и предложенное название, и деньги на обустройство — и вскоре на маленькой сцене раздвинулся занавес с эмблемой, до смешного похожей на знаменитую чайку, и тот же состав, что в «Синей птице» играл в МХТ, исполнил пародию на самих себя. Звёзды театра здесь резвились и куролесили, как дети, и можно было насмеяться до слёз, глядя на «большого Станиславского с белыми волосами и чёрными бровями и плотного Москвина в пенсне на корытообразном лице, — оба с нарочитой серьёзностью и старательностью, падая назад, выделывали под хохот публики отчаянный канкан» (И. Бунин).

Хватало оригиналов и среди жильцов дома — например, некий Поздняков, снявший квартиру из четырёх комнат, чтобы дать волю своей фантазии. В одной из комнат он устроил зимний сад, засыпав паркет песком и вкопав в него кадки с пальмами, в другой — гостиную с тигровыми шкурами на полу, а самую большую из комнат превратил в ванную. Громадная ванна из черного мрамора красовалась на специальном возвышении, и хозяин принимал водные процедуры, возлежа в этой ёмкости в окружении множества свечей и собственных отражений в расставленных повсюду зеркалах.

Другим оригиналом считали Бориса Пронина. Выдумщик и шалопай, он умел создавать вокруг себя свободную творческую атмосферу, притягивавшую к нему людей, словно магнитом. Числясь режиссёром то в одном театре, то в другом, Пронин так ничего и не поставил, что дало повод кому-то из современников назвать его «безумным, вхолостую работающим мотором», но, видимо, в ином состояло предназначение этого человека. Своей творческой энергией он заряжал окружающих, и многие из тех, кого поначалу воспринимали как собутыльников и подружек этого весельчака, оставили свой след в российской культуре, как, например Вера Холодная и Алексей Толстой, Александра Экстер и Сергей Судейкин.

Сергей Малютин. Портрет П.Н. Перцова, 1916 г.

Впрочем, совсем уж зря на этом свете ничего не происходит, и творческая энергия Пронина тоже нашла себе выход, когда он перебрался в Петербург и открыл артистический кабачок под названием «Бродячая собака». Там перед входом висел плакат: «Все между собой считаются знакомы», и поначалу так оно и было — в бывшем винном погребе, расписанном рукой Судейкина, собиралась богема Северной Пальмиры: актёры и поэты, художники и музыканты. На видном месте лежала придуманная Алексеем Толстым «Свиная книга», и в ней любой из гостей мог нарисовать дружеский шарж или записать пришедший в голову экспромт. За возможность не то что оставить в ней свой автограф, а хотя бы раскрыть переплёт из свиной кожи и перелистать веленевые страницы многие представители столичной элиты за ценой не постояли бы — и, как только Пронин это осознал, «собачья» жизнь стремительно пошла на лад. Входные билеты для «гостей со стороны» с лихвой покрывали угощение для безденежных поэтов.

Надо заметить, что деловая элита того времени смотрела на богему как бы «снизу вверх», признавая, что талант — это Божий дар, тогда как деньги (даже очень большие) — не более чем деньги. Понятное человеческое стремление постичь мир творчества, прикоснуться к таланту выражалось у одних в коллекционировании, у других — в стремлении войти в компанию людей искусства, у третьих — в желании как-то поддерживать дарования. К числу последних принадлежал инженер и предприниматель, строитель железных дорог Пётр Николаевич Перцов.

Задумав возвести доходный дом, Перцов с самого начала предполагал устроить в верхнем этаже студии, чтобы сдавать их художникам недорого (а в каких-то случаях и совсем бесплатно, — например, если речь шла о друзьях, ведь Пётр Николаевич интересовался живописью и коллекционировал предметы искусства). Однако в ту пору в столицах строилось множество доходных домов, почему же именно этот получился таким удивительным, непохожим ни на какой другой? Кто соединил стилистику северного модерна с элементами древнерусского зодчества, чья фантазия украсила здание образами сказочных персонажей, среди которых солнечный бог Ярило и волшебная птица сирин, павлины и драконы, львы и зайцы? Кто придумал эту сказку и с чего она началась?

З.А. Перцова. Фото из собрания Д.Г. Перцева, 1907 г.

К счастью, историю этого дома нет необходимости собирать по крупицам, складывать из кусочков — воспоминания Петра Николаевича Перцова сохранились, и я с удовольствием приведу фрагменты.

«В ноябре 1902 г. я посетил как-то Ивана Евменьевича Цветкова, только что построившего себе или, вернее, для своей коллекции картин на набережной р. Москвы, близ храма Христа Спасителя, двухэтажный особняк в русском стиле по рисунку В.М. Васнецова. Из окон его главного зала я залюбовался открытым видом на Кремль и высказал И.Е., что завидую ему, что он нашёл такое прекрасное место под выстройку дома. И.Е. поймал меня на слове и предложил указать мне ещё лучшее место при условии, что я, приобретя его, построю дом также в русском стиле. Я согласился, и тогда И.Е. объяснил мне, что все участки по набережной от его дома до площади под храмом Спасителя принадлежали Н.В. Ушакову и что у него ещё остался во владении последний участок, выходящий на эту площадь, на который зарится А.А. Левенсон, владелец известной в Москве типографии, купивший соседний, предпоследний участок. И.Е. высказал уверенность, что ежели я не постою за ценой, то Ушаков продаст мне участок, так как Левенсон выжимает у него цену. Я тут же отправился на место. Владелец был удивлён сделанному мною предложению, но, посоветовавшись с женой, объявил цену в 70 тысяч рублей. Я согласился, и на следующий же день сделка была оформлена у нотариуса под видом купчей на имя Зины».

Почему на имя супруги — понятно. Так было заведено у российских купцов и предпринимателей, чтобы в случае внезапного банкротства главы семейства жена и дети не пошли по миру. Хотя Перцов и не позволял себе слишком рискованных операций, росле разорения коллеги по железнодорожному бизнесу Саввы Мамонтова поступить иначе Пётр Николаевич просто не мог. (Впрочем, однажды и ему довелось уговаривать Зинаиду Алексеевну на то, чтобы заложить дом для получения банковского кредита на постройку железнодорожной линии Армавир—Туапсе... но с тем проектом в итоге всё закончилось благополучно.)

С. Малютин. Дом З.А. Перцовой. Эскиз. Фото из Ежегодника Общества архитекторов-художников, 1907 г.

«Зимой 1905/06 года, — продолжает Перцов, — я решил приступить к составлению проекта для перестройки нашего дома в Москве с расчётом начать постройку его с весны. Памятуя обещание, данное мною И.Е. Цветкову, — построить дом в русском стиле и считаясь с тем, что место постройки на берегу реки Москвы, рядом с храмом Спасителя и с открытым видом на Кремль, обязывает строго отнестись к заданию, я решил объявить закрытый конкурс на составление проекта "доходного дома в русском стиле" и обратился к художникам А.М. Васнецову и С.В. Малютину, архитектору А.И. Дидерихсу и архитектору-художнику Л.М. Браиловскому с предложением участвовать в конкурсе. Условием составления проекта я поставил, чтобы он отвечал "духу и преданиям Москвы и требованиям современности", при этом для нормировки проектирования я выработал с городским архитектором Н.К. Жуковым, применительно к участку земли, план дома и предложил конкурентам придерживаться его. Первую премию я установил в 800 рублей. И вторую — в 500 рублей, но оставил за собой право личного выбора для постройки любого из премированных проектов».

Приглашённое П.Н. Перцовым жюри конкурса (художники В.М. Васнецов, В.И. Суриков и В.Д. Поленов, архитекторы Ф.О. Шехтель, И.А. Иванов-Шиц, С.У. Соловьёв) присудило первую премию Аполлинарию Васнецову, вторую — Сергею Малютину.

Петру Николаевичу проект Васнецова показался шаблонным, а вариант Малютина, выполненный в стиле русского ампира, не вполне отвечал первому условию задания. Но всё же конкурс прошёл не впустую, потому что у Малютина имелось ещё кое-что.

Сергей Малютин. Рисунки по терему. Мотив внутренней архитектуры. Фото из Ежегодника Общества архитекторов-художников, 1907 г.

«У С.В. сохранился крайне интересный красочный эскиз его первого проекта, который, как не отвечающий заданному плану, он не выставил на конкурс, и вот, увидав его у него, я решил, что лучшего нечего и желать. С.В. взял в нем за основу существующую постройку — трехэтажный ящик с небольшими оконными отверстиями, нанес на него четвёртый этаж с большими окнами комнат-студий для художников и с интересным балконом под золотым куполом под названием "Беседка царицы" и пристроил к нему по набережной четырехэтажный особняк и по переулку — особый отлётный корпус со стильно разработанным главным подъездом, богато покрытым майоликовой живописью. Всё здание завершалось высокими отдельно разработанными крышами, а стены и фронтоны дома были богато украшены пёстрой майоликой. Эскиз получился в высшей степени интересным, красочным и крайне оригинальным — в сказочно-былинном стиле. Я пленился им и договорился с С.В., что он переработает проект, приспособив его к заданному плану. Острый угол к переулку представлял из себя немалое затруднение для его разработки, но С.В. талантливо разрешил вопрос, допустив некоторое уклонение от нормальной архитектурной проектировки, и угол этот получился особенно интересным. Чтобы лучше сообразить общую компоновку отдельных частей здания, С.В. вылепил модель дома из глины.

Меня С.В. совершенно захватил своим индивидуальным талантом, и я решил всецело отдаться на его вкус, вводя лишь небольшие коррективы чисто технического или хозяйственного значения. С.В. по разработке проекта в целом приступил к обработке деталей фасада и составлению рисунков для заказа наружной майолики. По его совету я поручил выполнить заказ майолики артели молодых художников Строгановского училища [под названием] "Мурава", не имевших в то время работы и близких, за отсутствием заказов, к ликвидации своего дела. Выбором фирмы мы не ошиблись, работа была исполнена в срок с точным воспроизведением раскраски, согласно данным С.В. рисункам; качество работы также оправдало себя — за пятнадцатилетний период времени не последовало никаких повреждений глазури.

Отделка нашей квартиры захватила часть лета 1907 г. Салон с панелями и хорами из красного дерева, спальную с нишей и восточную курительную комнату отделывал мебельщик Коршанов, а столовую русского стиля, как и вестибюль, и лестницу, — кустари, выписанные С.В. из Нижегородской губернии. С.В. лично руководил резьбой стен, арок, наличников, столовой мебели и всеми работами по отделке комнат. Стены столовой резались из дуба, а арки, наличники и карнизы — из берёзы.

Сергей Малютин. Стул. Фото из Ежегодника Общества архитекторов-художников, 1907 г.

В большом окне ниши выставлено цветное, исполненное Строгановским училищем по рисунку Врубеля стекло с изображением "Въезда победителя". Картина Малявина "Мужик" была вделана в стену над письменным столом.

Я лично руководил всеми работами и входил во все детали постройки, целыми днями носясь по всем этажам и не оставляя без личного надзора ни одного места работ. Все работы велись одновременно, и через четыре с небольшим месяца от начала работ постройка была закончена, в конце сентября были сняты леса, и на зиму остались штукатурные работы, настилка паркетов и малярные работы, которые и продлились до марта месяца. Таким образом, в одиннадцатимесячный срок были закончены решительно все работы, и с апреля месяца квартиры были объявлены к сдаче. В мае въехали в дом первые жильцы...»

Технический надзор осуществлял инженер Б.Н. Шнауберт, конструктивную часть проекта и внутренние планировки выполнил архитектор Н.К. Жуков, но автором шедевра следует считать, конечно, Сергея Малютина.

Сергей Малютин. Автопортрет в шубе, 1901 г.

Он обладал множеством разнообразных дарований. Как художник театра, Сергей Васильевич работал в опере Саввы Мамонтова. Талант портретиста чуть не возвёл его в ранг придворного художника, когда после смерти Валентина Серова написать групповой портрет «августейшей фамилии» пригласили Малютина, но данный заказ его не вдохновил. Когда княгиня М.К. Тенишева для возрождения народных ремёсел задумала в своём имении Талашкино создать художественные мастерские, руководить ими она пригласила Малютина — и не ошиблась: всего за три года артель поднялась на такой уровень, что на Всемирной выставке в Париже работы талашкинских мастеров имели большой успех, а расписанная по эскизам Малютина матрёшка произвела совершеннейший фурор.

В сущности, придумал матрёшку тоже Малютин. Однажды он увидал в доме у Мамонтова кем-то подаренный Савве Ивановичу набор японских кукол «кокеси». Выточенные из дерева и вручную раскрашенные фигурки, изображавшие членов японского семейства, художнику понравились.

Он подумал, что токари талашкинской артели могли бы сделать ничуть не хуже, и его осенило, что можно сделать даже лучше, если фигурки выточить пустотелыми, чтобы они не просто выстраивались с убыванием по размеру, но и вкладывались одна в другую! Скорее всего, идея пришла из сказки про Кощееву смерть, которая «на кончике иглы, а игла в яйце, а яйцо в утке...».

Сергей Малютин. Кощей Бессмертный, 1898 г.

Малютин вообще очень любил сказки. Некоторые люди работают, напевая, а он обычно сам себе сказки рассказывал, сочиняя сюжеты по ходу дела: «Когда поёт Жар-птица, жемчужинки у ней из клюва так и сыплются, и кто слышит её пение, у того все хвори сами собою исчезают. Потому поймать Жар-птицу пытались многие, да только как же ты её схватишь?.. Даже сквозь рукавицы — непременно обожжёшься...»

Мастера, выписанные из Нижегородской губернии Сергеем Васильевичем, по его рисункам покрыли резными узорами едва ли не все деревянные поверхности дома: наружные двери и вешалки в подъезде, лестничные перила и входные двери квартир. Для изготовления наличников и карнизов, арок и стенных панелей использовалась древесина дуба и карельской берёзы, а также красное дерево. Мебель для жилища Перцовых изготовили тоже по эскизам Сергея Малютина.

Квартира домовладельца была изукрашена резьбой практически вся, за исключением разве что изразцовой русской печки, стоявшей возле буфета и при ближайшем рассмотрении оказывавшейся мини-лифтом для доставки из кухни супниц и прочих сосудов с кушаньями.

Сергей Малютин. Интерьеры столовой и лестницы в квартире Перцовых. Фото из Ежегодника Общества архитекторов-художников, 1907 г.

Законченный в 1907 году, дом Перцова как одна из самых оригинальных построек города сразу попал в путеводитель по Москве (издание М. и С. Сабашниковых), но его и без этой рекламы незамедлительно заселили ценители прекрасного. Как и хотел Перцов, в студиях обосновались художники: Александр Куприн, Павел Соколов-Скаля, Роберт Фальк и другие. Малютин тоже остался жить в сотворённом им доме, заняв одно из подвальных помещений для хранения своих картин, часть из которых имела очень большие размеры и требовала пространства больше, чем могло найтись в студиях на верхнем этаже. Ах, знал бы кто заранее, чем обернётся этот выбор и как горько пожалеть о нём предстоит художнику!..

Весной 1908 года в Москве случилось наводнение. Казалось бы, у нас тут не Голландия и даже не Санкт-Петербург — а вот получите!.. Видимо, вслед за снежной зимой нагрянул жаркий апрель, и 11-го числа Москва-река вышла из берегов. Всё таяло так стремительно и неудержимо, что очень скоро уровень воды поднялся на 9 метров.

«Набережные реки Москвы и Водоотводного канала представляли из себя сплошное водное пространство — так очевидец описывал это бедствие. — Залиты были все прилегающие к набережным улицы и переулки, около каждого моста были большие озёра, в которых извозчичьи пролётки уходили по колеса. Плавали лодки и плоты, и лишь изредка попадались смельчаки, идущие по пояс в воде. У мостовых озёр образовались извозчичьи биржи, где работали ломовики, перевозя самую разношерстную публику. Из воды еле виднелись фонарные столбы, а во многих местах деревянные перила были сломлены напором воды. С переулками сообщались с помощью лодок, но это было чрезвычайно опасно, так как лодки уносило по течению. А по реке неслись огромные брёвна, стога сена, дрова, какие-то большие кадки, части крестьянских построек и целые избы...»

Наводнение 1908 г. в Москве. Берсеневская набережная. Открытка из коллекции Владимира Бородулина

На Болотном острове вода затопила электростанцию, и центральная часть города осталась без света. Якиманка и Пятницкая, Хамовники и Дорогомилово уподобились бы Венеции, если бы лодочники заменили собой извозчиков, но им было не до игры в гондольеров, требовалось спасать людей.

Малютин с утра ушёл проводить занятия в МУЖВЗ, где преподавал живопись, и не сразу осознал происходившее, а когда понял масштаб бедствия, добраться до дома уже не смог. За жену и детей он не очень волновался — что может им угрожать в прочном каменном доме? — но при мысли о воде, заливающей подвал с картинами, холодела душа.

Когда река успокоилась и подвал осушили, пришлось убедиться, что непоправимо испорчено «Куликово поле», огромное и ещё не законченное Малютиным полотно. Погибли «Царевна», «Леший», «Баба-яга» и другие картины из «сказочного» цикла. Сколько всего работ погубила стихия, осталось неизвестным — художник не любил говорить об этом.

Наводнение 1908 г. в Москве. Стрелка Болотного острова. Открытка из коллекции Владимира Бородулина

Жена вынесла из мастерской то, что оказалось ей по силам и что успела, но, бегая в ледяной воде, Елена Константиновна простудилась и слегла, и в конце лета Сергей Васильевич остался вдовцом с четырьмя детьми. К тому времени Малютин уже перевёз семью на другую квартиру — слишком тяжело было оставаться в доме, которому отдано было так много и который хотел забрать ещё больше.

Впрочем, не нужно думать, что 1908 год оказался для Малютина совсем уж чёрным. На выставке русских художников в Вене его работы имели успех. Критик Лазаревский писал: «Есть художники, о которых мало говорят, мало пишут, между тем они создают в тиши своих мастерских бездну выдающихся по своей художественности произведений. К таким художникам надо отнести С. Малютина. Интересный в иных родах живописи, Малютин делается особенно привлекательным тогда, когда начинает работать в области декоративной».

Но всё же печальные события того года наложили свой отпечаток на творческую манеру Малютина. Его картины сделались более экспрессивными, в них стало больше нерва и меньше любви к людям. Раньше его излюбленные жанровые сценки вроде сельской ярмарки или дружеской пирушки были согреты теплом его души, теперь же в них мерцал какой-то внешний багровый отблеск... Либо жизнь всё отчётливее внушала человеку, что она — вовсе не сказка, либо художник улавливал неявные изменения в окружающем мире. В политике и в искусстве, во всех сферах жизни людей стягивало к разным полюсам — и нараставшее напряжение в конце концов прорвалось.

Сергей Малютин. Автопортрет, 1918 г.

Революцию Малютин принял всей душой, хотя ему было почти шестьдесят лет. Даже если бы он знал заранее, что самый главный его дар — талант оформителя — новой России не потребуется никогда, его отношение к революции не изменилось бы. Истинный художник всегда отрицает «сегодня», его взгляд устремлён в будущее.

Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где Сергей Васильевич продолжал преподавать, стало называться II Свободными художественными мастерскими. Появились ещё Высшие художественно-технические мастерские, сокращённо — Вхутемас. Звучит дико, ну да ладно! Назови хоть горшком, только в печь не сажай. Для Малютина главным было, чтобы его ученики умели рисовать.

А сам он не только учил, но и учился. Когда в масляной живописи секретов для него уже не осталось, Сергей Васильевич увлёкся пастелью. Поистине сказочные возможности в передаче самых тонких нюансов и переходов тонов открывают пастельные карандаши, если достигнешь мастерства в работе с ними, а Малютин его достиг.

Сергей Малютин. Портрет Д.А. Фурманова, 1922 г.

И тут сюжет его жизни сделал неожиданный поворот: Сергей Васильевич всё-таки стал придворным художником... Однажды зимним утром под окном остановился автомобиль, вошли двое в хрустящих с мороза кожанках и предложили товарищу Малютину проехать с ними, предварительно собрав рисовальные принадлежности.

В Колонном зале шелестели шаги, нескончаемый людской поток тянулся мимо гроба, в почётном карауле менялись лица членов правительства, а взгляд Малютина был прикован к неподвижному восково-жёлтому лицу вождя, к его сложенным рукам. Сколько времени занял этот сеанс, художник не помнил, но силы пережитых эмоций хватило Сергею Васильевичу и на этюд, и на картину. Когда сестра и вдова покойного увидели её на закрытой выставке-отборе, Крупская не смогла сдержать рыданий. На членов отборочной комиссии полотно тоже произвело впечатление, причём такое сильное, что они рекомендовали картину «Ленин на смертном одре» в экспозиции выставок не включать. Для художника это стало потрясением, но он продолжал трудиться, хотя годы уже давали о себе знать.

Слабело здоровье, но не снижался уровень мастерства, не угасал творческий огонь. Яркие личности, вихрем революции вырванные из обыденности, вдохновляли Малютина. В его исполнении портреты известных деятелей становились образами эпохи, а в изображениях безымянных персонажей проступали характеры и судьбы. Талант сказочника был поставлен на службу революции, и теперь Сергей Васильевич, сам того не замечая, творил мифы нового мира.

Сергей Малютин. Партизан, 1936 г.

Жизнь человеческая в эпоху перемен обычно непредсказуема, и далеко не каждому выпадает жребий окончить дни в собственной постели в окружении близких.

Сергею Васильевичу досталась почтенная старость в спокойствии и достатке, насколько это вообще было возможно в неспокойные и нежирные 1930-е годы. Союз художников в 1934 году организовал выставку работ Малютина, приурочив её к 75-летию со дня рождения и 50-летию творческой деятельности. За долгую жизнь мастер создал одних только портретов более трёхсот, но для выставки едва смогли собрать около ста картин и рисунков — всё остальное оказалось утрачено. Часть произведений канула в неизвестность вместе с владельцами. Какие-то работы погибли при наводнении или по иным причинам. Пастель, которую так любил Малютин, требует очень бережных условий хранения, смазать или повредить рисунок очень легко, поэтому существенную часть работ выставить оказалось невозможно. Но даже то немногое, чему посчастливилось сохраниться, позволяло ощутить масштаб личности художника.

«Мы действительно ленивы и до упрека нелюбопытны, — написал Игорь Грабарь после посещения выставки. — Появилось в 80-х годах минувшего столетия такое бесспорное, исключительное, такое огромное, сверкающее живописное дарование, как Сергей Малютин, а сонная царская Россия его не заметила. Критика, а с нею коллекционеры, а за ними музеи его проморгали».

Вообще-то проснувшейся и взбудораженной Советской России тоже не особо пригодилось дарование нашего Сказочника, но тут уж ничего не поделать...

Эпилог

Жизнь дома, придуманного Малютиным и покинутого им, шла своим чередом. После наводнения сделали ремонт. Появились новые жильцы, уехал кое-кто их прежних. «Летучая мышь» выпорхнула из отсыревшего помещения на поиски нового пристанища и вскоре обосновалась в Милютинском переулке, а затем перебралась в подвал знаменитого дома Нирензее. Там Никита Балиев удовлетворял свои режиссёрские амбиции и оттачивал мастерство конферансье до того рокового дня, когда Николай Тарасов свёл счёты с жизнью. Без финансовой поддержки мецената театральный клуб существовать не мог, и Балиеву пришлось повторить то, что сделал Пронин со своей «Бродячей собакой», — начать продажу билетов на артистические междусобойчики. Кабаре быстро превратилось в очень популярный театр миниатюр, до начала 1920-х годов процветавший в Москве, а затем перебравшийся в Париж.

Пётр Перцов присоединил опустевший подвал к своей большой квартире. На асфальтовый пол настелили дубовый паркет, и в получившейся танцевальной зале повзрослевшие дети Петра Николаевича для своих друзей устраивали вечеринки, пока не грянула революция.

Как ни странно, домовладельца выселили не сразу. Наверное, ему удалось наладить отношения с одним из новых влиятельных жильцов, которым оказался сам Троцкий. Лев Давидович поселился в бывших апартаментах Позднякова, унаследовав его мраморную ванну и зимний сад. Но никакая протекция Троцкого, будь он хоть трижды наркомвоенмор и создатель Красной армии, не помогла бы Перцову в 1922 году, когда он выступил против начатой советской властью национализации церковного имущества. Пётр Николаевич, а вместе с ним и другие хранители ценностей храма Христа Спасителя, чтобы спасти святыни, предложили советскому правительству двойное количество драгоценных металлов взамен изъятых предметов культа. Неизвестно, каков был бы ответ, но они, кроме того, попросили прекратить нападки на церковь в прессе, а вот такие вещи по тем временам считались контрреволюцией. Каждый получил по пять лет, и это ещё притом, что главный обвинитель требовал расстрела.

Стараясь вытащить супруга из-за решётки, Зинаида Алексеевна обратилась к Троцкому, и тот решил дело, как считал нужным: в 1923 году приказано было Перцова освободить, а его семейству — очистить занимаемую жилплощадь, после чего четырёхэтажные апартаменты Лев Давидович занял самолично.

О том, кто именно и когда отдал приказание полностью изменить интерьер квартиры, свидетельств не осталось, но наиболее вероятно, что произошло это как раз при Троцком. Ремонт провели просто и кардинально: сняли всю резьбу, стены заштукатурили и покрасили, расписные потолки побелили. Говорят, когда Малютин узнал об этом, он заплакал впервые в жизни...

Умер Сергей Васильевич в декабре 1937 года на руках у своих сыновей, Владимира и Михаила, в клинике на Девичьем Поле. Профессор Шервинский, чей портрет Малютин писал когда-то, уже ничем не мог помочь своему семидесятивосьмилетнему пациенту.

В том же году скончался и Пётр Николаевич Перцов. Любимую жену он давно похоронил, дети покинули Россию сразу же после революции — все, кроме одного из сыновей, который, как и отец, считал, что должен разделить судьбу своей Родины. Остальных членов семьи разбросало по миру. Зинаиде, младшей дочери, суждено было прожить более ста лет и упокоиться на Мартинике, одном из Антильских островов.

Троцкого, как известно, судьба забросила в Мексику. Его и других жильцов дома-сказки вскоре сменили служащие различных советских учреждений, последним из которых стало УПДК (Управление по обслуживанию дипломатического корпуса). Работникам МИДа присуще бережное отношение к недвижимости, но в данном случае они себя проявили небезупречно: если первоначальных интерьеров они не застали и потому не имели возможности сберечь их, то могли бы хоть внешний вид здания не портить камерами видеонаблюдения и кондиционерами.

Впрочем, не будем забывать, что у дома-сказки мог получиться финал и похуже этого. Согласно генеральному плану реконструкции Москвы 1935 года, все здания, прилегавшие к храму Христа Спасителя, подлежали сносу для создания площади Дворца Советов. Но нет, видимо, Сочиняющий Сказки сильнее составляющих планы.