Этому сооружению предназначалось стать не просто торжественным залом для проведения съездов — нет, Дворец Советов замышлялся как символ эпохи, олицетворение мощи социалистического государства. Дворцу предстояло превзойти размерами любое другое здание на планете, а значит, огромной была и его градообразующая роль — то, как будет соотноситься эта громада с окружающим пространством, с домами и проспектами.
В принципе революционно настроенные архитекторы считали, что ни старые традиции, ни старые здания доброго слова не стоят, и даже Ле Корбюзье, как утверждают некоторые источники, предлагал вообще распланировать весь город по-новому, расчертив все будущие трассы так, как потребуется для развития города, а от старой Москвы оставить на память разве что Кремль и доходный дом страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре.
Но Сталин строить новую столицу с нуля не собирался, ему и без того приходилось решать одновременно множество очень масштабных задач. Если говорить только о Дворце Советов, то предстояло найти для него архитектурно-художественный образ, яркий и доходчивый, который с первого взгляда правильно воспринимался бы даже неподготовленным человеком; выбрать для постройки такое место, где Дворец был бы близок к Кремлю, но не подавлял резиденцию правительства своими исполинскими размерами; и гармонично соединить в проекте две функции — идеологическую и утилитарную.
Конкурсный проект Дворца Советов, фасад. Архитектор Борис Иофан. Предварительный конкурс, 1931 г.
Определиться с местом оказалось легче всего. Охотный ряд и Болотный остров, Китай-город и Зарядье или Верхние торговые ряды на Красной площади — что ни возьми, всё занято различными советскими учреждениями, а тут — храм, очаг дурмана...
С проектом дело обстояло сложнее. Ввиду полного отсутствия каких-либо прототипов оказалось непросто даже сформулировать условия конкурса, поэтому пришлось проводить его в четыре тура, что-то находя, что-то отвергая.
Первый тур послужил, в сущности, лишь для того, чтобы хоть как-то сформулировать основные требования к будущему сооружению. Рассмотрев 15 проектов, даже не стали определять победителей и почти сразу объявили о начале второго тура.
«Гроссе хале» и рейхстаг (отмечен стрелкой) на макете центральной части Берлина. Архитектор Альберт Шпеер, 1937—1940 гг.
На Всесоюзный открытый конкурс было представлено 160 проектов, а также 112 проектных предложений от непрофессиональных архитекторов-энтузиастов. Конечно, среди этих вариантов обнаружились и совершенно несусветные, но комиссия терпеливо отсеивала всё неудачное, брала на заметку интересные решения, а главное — по реакции вышестоящих товарищей пыталась понять ожидания и предпочтения товарища Сталина.
В феврале 1932 года по итогам конкурса было присуждено 16 премий и приобретено 50 проектов. Отметив работы Ле Корбюзье и Армандо Бразини как «содержащие весьма ценные материалы, безусловно подлежащие внимательному учёту в дальнейшем строительстве», комиссия удостоила высших премий проекты Бориса Иофана, Ивана Жолтовского и американца Гектора Гамильтона. Хотя проекты-призёры не имели между собой ничего общего, не вызывала сомнений их связь с классицизмом. Это означало, что двигаться в направлении конструктивизма или функционализма заказчик не намерен.
Ле Корбюзье попытался в письме Сталину объяснить, что мировая архитектура развивается в совершенно ином направлении: мол, сейчас такое уже никто не носит. Наивный, что мог он знать о моде империй XX века? И пяти лет не пройдёт, как Гитлер задумает реконструкцию столицы Третьего рейха, и Альберт Шпеер порадует его проектом такого стиля и размаха, который и в столице Страны Советов был бы принят на ура. Свойственная диктаторам гигантомания проявилась и в Берлине: на фоне 300-метрового купола «Народного дома» потерялось бы даже здание рейхстага, стоявшее невдалеке от места, намеченного для Große Halle.
Проект Дворца Советов. Архитектор Б. Иофан. Второй тур конкурса, 1933 г.
Но вернёмся к московскому конкурсу. Для участников следующего тура комиссия смогла наконец высказать свои требования: «Здание Дворца Советов должно быть размещено на площади открыто, и ограждение его колоннадами или другими сооружениями, нарушающими впечатления открытого расположения, не допускается... Преобладающую во многих проектах приземистость здания необходимо преодолеть смелой высотной композицией... При всём этом желательно дать зданию завершающее возглавление и вместе с тем избежать в оформлении храмовых мотивов... Не предрешая определённого стиля, Совет Строительства считает, что поиски должны быть направлены к использованию как новых, так и лучших приёмов классической архитектуры».
Третий тур проводился уже как закрытый конкурс, к нему было допущено 12 творческих групп. Большинство иностранных участников утратило интерес к проекту, зато советские архитекторы сделали правильные выводы и начали объединяться в коллективы. Визуальное решение найти можно и в одиночку, но разработка технического проекта такого огромного здания без команды специалистов невозможна.
Прежде чем подводить итоги конкурса, Совет Строительства проконсультировался с товарищами из ЦК, а те, в свою очередь, не рискнув принимать никаких решений без находившегося на отдыхе Сталина, отправили вождю телеграмму: «Решили командировать Енукидзе в Сочи для ознакомления Вас с проектами Дворца Советов».
Проект Дворца Советов. Архитекторы В. Щуко и В. Тельфрейх. Второй тур конкурса, 1933 г.
Через неделю пришёл ответ: «Здравствуйте, т. Ворошилов, т. Каганович и т. Молотов! Был у меня Енукидзе. <...> Из всех планов "Дворца Советов" план Иофана — лучший. Проект Жолтовского смахивает на "Ноев ковчег". Проект Щусева — тот же "собор Христа Спасителя", но без креста ("пока что"). Возможно, что Щусев надеется "дополнить потом" крестом. Надо бы (по моему мнению) обязать Иофана:
а) не отделять малый зал от большого, а совместить их согласно задания правительства;
б) верхушку Дворца оформить, продолжив ее в высь в виде высокой колонны (я имею в виду колонну такой формы, какая была у Иофана в его первом проекте);
в) над колонной поставить серп и молот, освещающийся изнутри электричеством;
г) если по техническим соображениям нельзя поднять колонну над "Дворцом", — поставить колонну возле (около) "Дворца"ы, если можно, вышиной в Эйфелеву башню, или немного выше;
д) перед "Дворцом" поставить три памятника (Марксу, Энгельсу, Ленину)».
Архитекторы Владимир Гельфрейх, Владимир Щуко и Борис Иофан перед макетом Дворца Советов. Фото 1940-х гг.
Ну вот... Теперь, когда Сам определился, жить стало намного веселее и остальным, если не всем участникам конкурса, то хотя бы тем, кому повезло узнать содержание документа.
Соперники вырвались на финишную прямую, и каждый конкурсант надеялся, что именно ему достанется победа. Некоторые тем не менее сочли за благо продолжить гонку вместе. Объединить свои усилия решили Жолтовский и Щусев, давние конкуренты. Алабян и Мордвинов к себе в команду пригласили Симбирцева, Додицу и Душкина. Борис Иофан попытался обойтись своими силами. Видимо, он уже знал, как сильно выросли его шансы на успех, и не хотел ни с кем его делить. Тем более что соавтор у него и так был — Иосиф Сталин. Ведь генеральный секретарь практически расписал ему решение задачи, идеи вождя осталось только запечатлеть на ватмане, найдя удачные пропорции.
Но с каким бы пиететом ни относился к вождю архитектор, как профессионал он не мог себе позволить бездумно исполнять указания генсека. Понимая, что серп и молот на колонне смотрелись бы примитивно, Иофан решил вернуться к варианту со статуей — только теперь это была уже не аллегория Освобождённого Труда, как на самом раннем эскизе, а вполне конкретная статуя Ленина. Правда, увенчать здание колонной размером с Эйфелеву башню архитектор не рискнул — видимо, опять-таки исходя из соображений профессионального характера: во-первых, обычные для Москвы низкие облака, висящие над городом шесть месяцев в году, закрывали бы статую почти целиком, а во-вторых, вес такого «завершающего возглавления» вынуждал к существенному усложнению конструкции здания.
Дворец Советов в окончательной версии, 1940-е гг.
На вкус товарища Сталина, результат получился не очень. Проект Щуко и Гельфрейха, хотя и представлял собой вариацию на тему знаменитого Дворца дожей в Венеции, выглядел более величественно. Поэтому вождь порекомендовал зодчим продолжить работу вместе, приняв за основу всё-таки вавилонскую башню Иофана.
К 1934 году проект приобрёл вид, способный удовлетворить амбиции вождя.
Многоступенчатая композиция, увенчанная стометровой фигурой, изображавшей Ленина, должна была вознестись на 415 метров над столицей, а заодно и стать самым высоким зданием в мире, перекрыв рекорды американских небоскрёбов и Эйфелевой башни. Объём сооружения — 7,5 миллиона кубических метров — втрое превосходил бы пирамиду Хеопса.
Дворец Советов, каркас. Архитекторы Б. Иофан, В. Гельфрейх, В. Щуко, инженер Н. Никитин
Работу над статуей Ленина размером с колокольню Иван Великий доверили скульптору Сергею Меркурову (в некоторых источниках он фигурирует как Меркулов), обладавшему своеобразным дарованием и не менее своеобразным опытом. Он уже успел выполнить несколько огромных скульптурных изображений Ленина и Сталина, а кроме того, неоднократно снимал посмертные маски знаменитостей и в этом ремесле достиг мастерства.
Конечно, ему не пришло бы в голову использовать маску Ленина в работе над статуей, как это сделал в наши дни Михаил Шемякин при создании памятника Петру I (за такой трэш в сталинские времена никому бы не поздоровилось), но в любом случае Меркуров дело своё знал, недаром же в конкурсе победил два десятка других претендентов. Хотя, учитывая влияние Сталина на решения жюри, могли сыграть роль и другие факторы — например, что скульптор был родом тоже с Кавказа и к тому же приходился двоюродным братом знаменитому философу-мистику Георгию Гурджиеву, о котором существует множество легенд, в том числе и о влиянии Гурджиева на Сталина и Гитлера, но мы оставим в стороне домыслы и вернёмся к статуе.
Вес проектируемой скульптуры, четырёхметровым пальцем указующей верный путь строителям социализма, должен был составить 6 тысяч тонн, а простоять без ремонта она могла бы тысячу лет, поскольку коррозия не угрожала ни каркасу из нержавеющей стали, ни покрытию статуи из монель-металла — специального медно-никелевого сплава. В общем, на зависть тысячелетнему рейху.
Гавриил Горелов. Руководители партии и правительства на осмотре модели Дворца Советов, 1939 г.
Не рухнуть под собственным весом и тяжестью этой громады могло только здание, имеющее в основе мощный каркас. Американский опыт строительства высотных зданий был хорошо изучен, но в данном проекте не вполне применим. Остров Манхэттен представляет собой базальтовую плиту, Москва же стоит на грунтах гораздо менее надёжных, к тому же Дворцу Советов предстояло почти вдвое превзойти по весу небоскрёб Эмпайр-стейт-билдинг.
Инженер Николай Никитин сделал для здания Дворца Советов расчёты и проект каркаса и фундамента. В основу конструкции легли два бетонных кольца диаметром 140 и 160 метров. С каждого из колец поднимались вверх 32 колонны, горизонтальными балками соединявшиеся с соседними колоннами через каждые 8—10 метров высоты. Колонны составлялись из связанных уголками стальных полос толщиной 16—24 миллиметра. Площадь поперечного сечения колонны превышала 6 квадратных метров в нижней части, постепенно уменьшаясь на верхних ярусах. Диагональные раскосы придавали конструкции жёсткость. Прочность и долговечность обеспечивала особая марка стали — ДС, специально созданная металлургами для строительства Дворца Советов. Менее важные части каркаса монтировались из стали не такой прочной, но тоже очень качественной — с Добавкой меди, что препятствовало возникновению ржавчины.
Огромный зал высотой 100 и диаметром 140 метров был рассчитан на 21 тысячу человек — делегатов партийных съездов и депутатов сессий Верховного Совета, а также зрителей всякого рода массовых представлений. Центральная часть зала предполагала возможность трансформации партера с президиумом в спортивно-цирковую арену или огромную театральную сцену. На неё из трюма, расположенного на 35 метров ниже пола Большого зала, гидравлический подъёмник выдвигал бы вместо плоских декораций объёмные сценические конструкции, сменяющие одна другую в соответствии с замыслом режиссёра.
План Дворца Советов на отметке 144,50 м
Над Большим залом предстояло расположиться Малому залу, рассчитанному на 6 тысяч мест. Множество прочих помещений заняли бы президиум и палаты Верховного Совета СССР, библиотека и Государственный документальный архив, Музей мирового искусства, залы Конституции, Гражданской войны, строительства социализма, аудитории для приёмов делегаций и кабинеты депутатов.
Фасад Дворца предстояло облицевать светло-серым шлифованным гранитом и украсить множеством изображений. Проектировщики ещё только рассчитывали их размеры и количество (скульптур высотой до 6 метров — 170 штук, скульптурных групп до 12 метров высотой — 12, барельефов — 20 тысяч, мозаик — 4 тысячи квадратных метров, фресок — 12 тысяч квадратных метров, масляной живописи — 18 тысяч полотен), а художники уже трудились над эскизами, светотехники рассчитывали систему наружного освещения гигантского здания — ведь, по замыслу создателей Дворца, он должен был и ночью оставаться видимым из любой точки столицы.
Станция метро «Дворец Советов», построенная на самой первой линии Московского метрополитена, тоже проектировалась как неотъемлемая часть здания, его подземный вестибюль. Освещённая интересно задуманными светильниками, спрятанными на стыке нижних частей колонн с верхними (похожими одновременно и на распускающиеся цветки, и на пятиконечные звёзды), она кажется очень лёгкой и просторной. Архитекторы Алексей Душкин и Яков Лихтенберг за эту работу были удостоены Сталинской премий, а также получили Гран-при на международных выставках в Брюсселе и в Париже.
Станция метро «Кропоткинская», бывш. «Дворец Советов». Архитекторы А. Душкин и Я. Лихтенберг. Фото 2013 г.
Наземный вестибюль станции возвели на месте древнего храма Святого Духа в 1935 году, когда стройплощадка Дворца Советов представляла собой огромный котлован. Как ни странно, никакого гигантского бомбоубежища здесь не предполагалось, но Не потому, что близость реки создавала проблемы, а просто поезда метро позволяли организовать достаточно быструю эвакуацию людей, находящихся во Дворце; к тому же в те годы, когда проектировалось здание, не существовало бомб, способных нанести серьёзный ущерб такой махине.
Дворец Советов стал ключевым элементом Генерального плана реконструкции Москвы 1936 года. Территорию вокруг него предстояло расчистить, превратив Волхонку и соседние улицы в широченную площадь для демонстраций, позволяющую при необходимости разместить на ней до 5 тысяч автомобилей. То есть дом Пашкова еще уцелел бы, а вот Манеж уже нет, и от Александровского сада тоже ничего бы не осталось... Единственное здание, которое собирались здесь сохранить, — Музей изящных искусств, утративший имя Александра III и названный именем Пушкина; его предполагалось передвинуть на 100 метров.
Главная магистраль должна была пройти от площади Дзержинского (Лубянской) «к Дворцу Советов и Лужникам и далее, по специально сооружаемому мосту с эстакадным подъездом к нему, через Москва-реку и Ленинские горы в новый юго-западный район». Ещё не придумав, как назвать трассу — то ли проспектом Ленина, то ли аллеей Ильича, для её прокладки уже начали сносить кварталы между Моховой и Манежной улицами, между Волхонкой и Большим Каменным мостом.
Проект планировки центральной части города. Из книги «Генеральный план реконструкции г. Москвы». М., 1936
Как относился к такой перспективе архитектор Иофан, неизвестно. Скорее всего, Бориса Михайловича волновали совсем другие проблемы. Каждое утро видя из окон своей квартиры в Доме Правительства огромный котлован за рекой, наверняка он думал прежде всего о техническом проекте Дворца, о нескончаемом списке задач, которые ещё предстояло решить: лифты и эскалаторы, подвижные стены для регулирования потока посетителей, механизированные гардеробы и входные тамбуры с автоматическими дверями, множество инженерных систем — от вентиляции до пневмопочты...
Была и ещё одна забота у Бориса Михайловича — в 1935 году правительство доверило ему создание павильона СССР для Всемирной выставки в Париже, где центральным объектом советской экспозиции стал макет всё того же Дворца Советов.
Такие выставки всегда имеют большое политическое значение, ведь страны-участницы стремятся превзойти друг друга. Искушённые в политике французы распланировали места для экспозиций таким образом, чтобы павильоны СССР и Германии встали лицом к лицу, как боксёры на ринге, — ещё бы, ведь в 1930-х годах противостояние двух диктаторов являлось одной из главных политических тем.
Всемирная выставка в Париже. Открытка из коллекции Николая Олейника, 1937 г.
Сталин предпочёл сделать упор не столько на технические достижения страны, сколько на идеологию, а потому внешний вид павильона становился едва ли не более важным, чем его наполнение. В конкурсе победил проект Иофана — для Бориса Михайловича вариант увенчанного скульптурой сооружения представлялся теперь таким же естественным художественным решением, как и для Иосифа Виссарионовича.
Проект выглядел очень динамично: основное помещение уступами сужалось к фасадной части, одновременно вырастая вверх и образуя подобие лестницы, на верхней площадке которой застыла, словно в стоп-кадре, взметнувшая руки с серпом и молотом скульптурная группа — рабочий и колхозница. История этого монумента и судьба создавшей его Веры Мухиной достойны отдельного рассказа, и время для него ещё придёт, а пока вернёмся к противостоянию Третьего рейха и СССР.
Каким образом германскому руководству стали известны детали этого замысла, нам уже не узнать. То ли и вправду сработали «немецкие шпионы», то ли действительно умудрился оказаться в нужном месте в нужное время главный архитектор рейха Альберт Шпеер: «По чистой случайности я во время одного из своих наездов в Париж забрёл в помещение, где был выставлен хранящийся в тайне проект советского павильона. Фигуры десятиметровой высоты торжественно шагали с высокого постамента прямо на немецкий павильон. После этого я набросал расчленённый тяжёлыми колоннами монументальный куб, который как бы преграждал им путь, а с фронтона моей башни сверху вниз взирал на русскую пару орёл, сжимавший в когтях свастику».
Йозеф Торак. Товарищество. Скульптурная группа для павильона Германии
Ходили слухи, что как-то ночью у деррик-крана, которому наутро предстояло заканчивать монтаж статуй, был кем-то подпилен один из тросов, и, если бы не бдительность ответственных товарищей, сумевших вовремя обнаружить тайный дефект, при неминуемой аварии какая-то из частей монумента была бы разбита.
Ещё рассказывали, будто немцы свой павильон надстраивали, чтобы имперский орёл поднялся выше серпа и молота. Вполне возможно, по крайней мере, их башня действительно оказалась выше. А уж самым дорогим на выставке павильон Германии стал несомненно: чтобы он являл собой «кусок священной немецкой земли», как того желал фюрер, все материалы доставлялись из рейха.
Фасад немецкого павильона был выполнен в виде римской цифры III, а по сторонам от входа красовались мощные фигуры представителей арийской расы. Цоколь павильона СССР тоже был украшен барельефами — как обычно, на темы дружбы народов и совместного строительства светлого будущего.
Павел Корин. Марш в будущее. Эскиз мозаичного панно для Дворца Советов
Хотели того противоборствующие стороны или нет, но советская и немецкая экспозиции продемонстрировали миру поразительное созвучие художественного языка. Думается, что причины такого феноменального сходства объясняются не столько влиянием модного тогда стиля ар-деко, сколько присущему всем диктатурам стремлением к монументальности.
А в Москве тем временем подготовка к строительству шла полным ходом. Специально созданные лаборатории рассчитывали акустику залов, конструировали осветительную аппаратуру, разрабатывали новые материалы: «сталь ДС», «кирпич ДС»...
Особым постановлением Совнаркома Дворец Советов был объявлен ударной стройкой. К котловану подвели железнодорожную ветку от Ленинских гор, где уже работал механический завод, построенный для того, чтобы готовить к монтажу отдельные элементы каркаса: 2 тысячи деталей, из которых предстояло собирать части колонн и перемычек, следовало проверить на точность совпадения стыковочных отверстий, отшлифовать торцевые стороны, чтобы детали могли соединиться без зазоров... Московский камнеобрабатывающий комбинат, созданный для обеспечения строительства отделочным камнем, уже начал поставлять продукцию — правда, пока не Дворцу Советов, а метрострою.
Начало строительства Дворца Советов. Фото из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы, 1939—1940 гг.
В 1939 году завершилась работа над техническим проектом, к концу того же года были готовы фундаменты высотной части. Весной 12 деррик-кранов поднялись над площадкой, и начался монтаж.
К июню 1941 года каркас возвышался уже на семь этажей. Временный лифт, которому предстояло поднимать рабочих на места сборки, наверное, выглядел как средство доставки непосредственно на небеса, но, судя по опыту вавилонских столпотворителей, подобных проектов на небе не одобряют. В этот раз наверху обошлись без смешения языков, хотя тоже не мелочились.
Две империи сцепились в поединке, и в результате строители Дворца Советов ушли на войну, а запасы замечательной легированной «стали ДС» были пущены на изготовление противотанковых ежей. Когда потребовался металлопрокат для восстановления разрушенных бомбардировками железнодорожных мостов, начали разбирать каркас — иначе и быть не могло: «Всё для фронта, всё для победы».
Строительство Дворца Советов. Фото из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы, 1941 г.
После войны стройка уже не возобновилась — в СССР требовалось восстановить так много жизненно важных объектов, что Дворец Советов пришлось отодвинуть «на потом». Официально проект не был закрыт, и работа над ним продолжалась до конца 1940-х годов. Прорабатывались варианты по уменьшению этажности, делались попытки каким-то образом в проекте увековечить победу советского народа в Великой Отечественной войне...
Но в итоге дело кончилось тем, что возглавляемое Иофаном управление строительства Дворца Советов при Совете министров СССР было преобразовано в трест по строительству высотных сооружений, и пришлось Борису Михайловичу подключиться к возведению сталинских высоток, а громадный бетонный фундамент так и остался зиять в центре столицы, круглой лужей дождевой воды отражая бегущие над ним облака.
Как знать, не эта ли печальная картина навела кого-то на мысль превратить злосчастное сооружение в бассейн, но так и было сделано в 1960 году. В летнюю жару традиционно закрывавшийся на ремонт, а в холодное время года покрытый сизым облаком тумана, бассейн «Москва» являл собой довольно странную картину, видеть которую из своих окон Борис Иофан был обречён, пока в 1976 году смерть не избавила его от этого зрелища.
Плавательный бассейн «Москва». Фото из фонда ЦИГИ, конец 1960-х гг.
Дворец съездов для единогласно одобряемых решений построили на территории Кремля, станцию метро «Дворец Советов» переименовали в «Кропоткинскую», и можно было бы сказать, что история строительства циклопического сооружения высотой до облаков окончилась ничем, но это не так.
Архитектурный стиль Дворца Советов в итоге перевоплотился в то, что принято сейчас называть «сталинский ампир». Множество инженерных решений, найденных для проекта, пригодились позже — от принципов подсветки высотных зданий до приёмов монтажа, использованных при возведении Останкинской башни. Созданный для строительства Дворца Советов камнеобрабатывающий комбинат одел в гранит мосты и набережные Москвы, а мрамором облицевал станции метро и стены восстановленного в 1990-х годах храма Христа Спасителя.
Собственно, храм и стоит всё на том же оставшемся от Дворца Советов фундаменте.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |