Московские бульвары возникли в царствование Екатерины II, когда обветшавшая стена Белого города была разобрана, а освободившееся пространство выровняли и засадили липами и клёнами, ясенями и дубами. Башни с въездными воротами из уважения к старине ещё сохранялись какое-то время (и в них даже успели поселиться люди), но в начале XIX века были разобраны и эти остатки стены, так что сохранились только названия площадей: Пречистенские Ворота, Покровские, Никитские...
В царствование Павла I в конце бульваров, рядом с оживлёнными улицами, были построены гостиницы и жилые дома, и некоторые из этих зданий сохранились до наших дней. Домам, стоявшим здесь — на месте нынешнего здания ТАСС и памятника Тимирязеву, — не довелось пережить 1917 год.
Красногвардейцы наступали по Тверскому, а у Никитских Ворот держали оборону юнкера; их штаб был в кинотеатре «Унион». После того как на чердаке дома Полякова засел пулемётчик, жильцы окрестных домов поняли, что бежать уже поздно; ну а когда от памятника Пушкину пехотное орудие начало прямой наводкой обстреливать стоявший поперёк бульвара дом Гагарина, стало ясно, что дело дрянь. Дом несколько раз переходил из рук в руки, и в конечном итоге артиллерийским огнём восставшие уничтожили и его, и стоявший на противоположной стороне площади дом Соколова.
Вид в сторону Большой Никитской (в левом краю кадра — дом Гагарина). Фото из собрания Э.В. Готье-Дюфайе, 1914 г.
Из юнкеров, сражавшихся у Никитских Ворот, часть погибла здесь; другая часть, сложившая оружие под честное слово представителей Военно-революционного комитета, вскоре была расстреляна во дворе Лефортовских казарм. Больше повезло кадетам старших классов, оборонявшим казармы своего 1-го кадетского корпуса. Когда большевики подтянули орудия, полковник В.Ф. Рар (точно как Най-Турс у Булгакова) приказал кадетам бросить винтовки, снять погоны и разойтись по домам.
«Стреляли всю ночь; милиционеры — со страха, хулиганы — для удовольствия; утром вся Москва трещала; к ружейным хлопкам присоединился гнусный звук пулеметов, неистово кричали встревоженные галки, и казалось, что кто-то рвет гнилую ткань...» (Горький М. В Москве // Новая жизнь. 1917. 8 (21) ноября).
Дом у Никитских Ворот. Фото 1917 г.
Другой свидетель октябрьских событий описывает следующее утро так: «Мы осторожно вышли на Тверской бульвар. В серой изморози и дыму стояли липы с перебитыми ветками. Вдоль бульвара до самого памятника Пушкину пылали траурные факелы разбитых газовых фонарей. Весь бульвар был густо опутан порванными проводами. Они жалобно звенели, качаясь и задевая о камни мостовой. На трамвайных рельсах лежала, ощерив желтые зубы, убитая лошадь. Около наших ворот длинным ручейком тянулась по камням замерзшая кровь. Дома, изорванные пулеметным огнем, роняли из окон острые осколки стекла, и вокруг все время слышалось его дребезжание» (Паустовский К. «Начало неведомого века. Синие факелы»).
Развалины сгоревших домов Гагарина и Соколова окончательно разобрали в 1921 году, примерно тогда же отремонтировали повреждённый по время боёв кинотеатр «Унион», а 4 октября 1923 года в начале бульвара был открыт памятник Тимирязеву.
Дом Коробковой на Тверском бульваре. Архитекторы А. Мейснер и А. Зеленко. Открытка из коллекции Юрия Угольникова, 1910-е гг.
Климент Аркадьевич изображён в мантии Кембриджского университета, почётным членом которого он являлся. Поза статична, постамент минималистичен — там лишь кривая физиологии растений и посвящение: борцу и мыслителю. Эта работа скульптора С.Д. Меркурова и архитектора Д.П. Осипова — один из немногих памятников первых лет советской власти, сохранившихся до нашего времени.
До революции средства на установку памятников собирали по подписке, и любой человек своим участием либо неучастием мог выразить своё отношение к предполагаемому увековечению. Советская власть пускать такие дела на самотёк считала неправильным, и уже с 1918 года в рамках ленинского «плана монументальной пропаганды» монументы в память революционных деятелей — а также и прочих личностей при условии достаточной их благонадёжности — устанавливали за счёт государства.
Дом Коробковой после октябрьских боёв 1917 г. Фото А.Ф. Дорна. Открытка первых лет советский власти, из коллекции Алексея Рябова
Либо вследствие такого изменения ситуации (когда памятник «нахлобучивают» по решению властей), либо по причине того, что первые советские мемориалы — за редким исключением — отличались невысокими художественными достоинствами, отношение к ним складывалось довольно ироническое, и к последним годам советской истории уже не оставалось, наверное, ни одного памятника, который не имел бы более или менее обидного прозвища.
Памятник Тимирязеву острословы тоже не обошли вниманием. Интеллектуалы иронизировали по поводу «эффекта Тимирязева», а кто попроще, называл изваяние «писающим мальчиком». Больше, чем от доморощенных юмористов, памятнику досталось разве что от пилотов люфтваффе — в ночь с 11 на 12 августа 1941 года бомба весом в тонну упала у Никитских Ворот, и взрывной волной изваяние было сброшено с пьедестала. По мнению вызванных специалистов, расколовшийся на четыре части памятник не подлежал восстановлению. Но есть ещё такая удивительная штука на Руси — солдатская смекалка. Услыхав о том, что фрицы сломали наш памятник, два бойца отдельной роты механизации, направленной сюда для ремонта повреждённых всё тем же взрывом трамвайных путей, обратились к своему командиру со словами: «Можно исправить, разрешите, мы это сделаем». Кроме дорожно-строительного инструмента и крана небольшой грузоподъёмности, ничего у них не было, но к вечеру гранитный академик выглядел как прежде, и абсолютно ничто не напоминало о его падении, если не считать небольшого скола и трещины на монументе.
Площадь Никитских Ворот. Открытка из коллекции Александра Кукушкина, 1930 г.
Разумеется, в тот же день были отремонтированы и трамвайные пути — те самые, по которым ходил маршрут «А», знаменитая «Аннушка». Помните?.. «И не успел поэт опомниться, как после тихой Спиридоновки очутился у Никитских ворот, где положение его ухудшилось. Тут уж была толчея, Иван налетел на кой-кого из прохожих, был обруган. Злодейская же шайка к тому же здесь решила применить излюбленный бандитский прием — уходить врассыпную.
Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской площади, и ускользнул. Потеряв одного из преследуемых, Иван сосредоточил свое внимание на коте и видел, как этот странный кот подошел к подножке моторного вагона "А", стоящего на остановке, нагло отсадил взвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и даже сделал попытку всучить кондукторше гривенник через открытое по случаю духоты окно».
Никитский бульвар, дом № 25. Фото 2013 г.
Кстати, построенный на месте сожжённого дома Соколова дом № 25 по Никитскому бульвару — тот, где во дворе притаилась маленькая белая церковь, — по странному стечению обстоятельств тоже имеет отношение к Мастеру. Здесь на втором этаже в квартире № 23 прошли последние годы жизни его вдовы, здесь Елена Сергеевна много лет хранила бумаги Булгакова. С самым дорогим своим имуществом она рассталась лишь однажды, уезжая в эвакуацию в октябре 1941 года. Тогда она сдала архив на хранение в Библиотеку имени Ленина — и забрала его обратно, как только вернулась. Но даже в поезде, увозившем в Ташкент семьи писателей, она не рассталась с рукописью «Мастера и Маргариты», хотя и помнила текст романа практически наизусть. «В нём вся моя жизнь», как сказала бы Маргарита.
Елена Сергеевна не задавалась вопросом, кто и каким чудом сумеет в Советской стране издать эту книгу, просто знала, что рано или поздно это непременно произойдёт. И вот в начале 1960-х годов, когда уже мало кто помнил о драматурге Булгакове, удивительным образом сложилась цепочка событий, итогом которых стала первая публикация романа.
Церковь Феодора Студита у Никитских Ворот. Фото из альбома Н.А. Найдёнова «Москва. Соборы, монастыри и церкви». М., 1883
Но прежде чем я расскажу эту историю, давайте полюбуемся маленькой белой церквушкой. Это храм Феодора Студита у Никитских Ворот. Первая церковь на этом месте была построена в XV веке. На день Феодора Студита пришлось бегство татар от реки Угры в 1470 году, тогда же основали на этом месте часовню его имени. Первое упоминание в летописи датируется 1547 годом — как водится, в связи с пожаром.
В этом храме был крещён будущий генералиссимус Александр Васильевич Суворов, на погосте при храме похоронены его родители (тот двухэтажный желтоватый дом за спиной у бронзового Алексея Толстого принадлежал сенатору Василию Ивановичу Суворову).
Между прочим, Феодор Студит — до некоторой степени коллега знаменитого сурка Фила из Панксуатони. Вот какие поговорки и приметы ходили в народе: «Феодор Студит землю студит. С Феодора Студита зима сердита. С Феодора Студёного начинает студить и морозить. Если день Феодора Студита с оттепелью, то зима будет тепла, если же холоден, то вся зима холодна. Если в этот день сырость и снег — быть оттепелям до Введения (4 декабря)».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |