В 1899 году скончался Павел Михайлович Рябушинский, и сыновьям его, даже неженатым, оставаться под кровом отчего дома стало незачем. Одним из первых задумался о собственном жилище двадцатишестилетний Степан Павлович. Купленный им под застройку участок имел непростую форму: одной стороной выходил на Спиридоньевку, а другой — на Малую Никитскую, и как раз на этом углу стояла маленькая бакалейная лавка, продать которую владелец не соглашался. Впрочем, ни Рябушинского, ни приглашённого им для постройки дома Франца Шехтеля эта проблема не смутила. Вероятно, первый полагал, что со временем затруднение так или иначе разрешится, второй же и вовсе данное обстоятельство счёл незначительным в сравнении с возможностью создать нечто прекрасное. А заказчику хотелось именно этого. Вернее сказать, желание Степана Павловича стать владельцем лучшего дома в городе означало необходимость удивить жителей Москвы сильнее, чем это удалось Савве Тимофеевичу. Не зря же Рябушинский и участок купил поблизости от морозовского «палаццо», и архитектора привлёк того же. Он явно рассчитывал, что мастер постарается превзойти самого себя, если предоставить ему полную творческую свободу.
И всё же возникновению шедевра мы обязаны не только счастливому соединению огромных финансовых возможностей амбициозного заказчика с дивной фантазией талантливого архитектора. Тут ещё и «звёзды правильно сошлись», ибо как раз к тому времени сорокалетний Франц Шехтель достиг пика своего профессионального мастерства и был переполнен идеями — как собственными, так и найденными на парижской выставке.
Дом Рябушинского на Малой Никитской. Открытка из коллекции М.В. Золотарёва, 1903—1905 гг.
Применённый им принцип проектирования здания «изнутри наружу» зодчий уже успел опробовать на собственном доме в Ермолаевском переулке. Занимаясь проектом морозовского особняка, Шехтель частично использовал традиционную анфиладно-коридорную планировку и убедился, что она отнюдь не является единственно возможной. Овладев искусством «играть на контрастах», Франц Осипович снова блеснул этим приёмом, но если в готическом дворце пышность интерьеров противопоставлялась лаконичности внешней отделки, то особняк Рябушинского поражает текучей плавностью линий, совершенно неожиданной внутри дома, состоящего из простых кубических объёмов. С квадратами окон и стен контрастируют извилистые оконные переплёты и причудливые формы крылец — уличного и бокового, выходящего в сад.
Контуры здания довольно массивны, но светлая облицовка придаёт ему лёгкость. Асимметрия доведена до предела: каждая из четырёх сторон здания не похожа ни на одну из остальных, переплёт каждого окна имеет свой собственный рисунок, но до чего же гармонично всё соединено! Невольно испытываешь желание обойти дом вокруг, а потом сделать ещё кружок, чтобы увидеть то, что не открылось с первого раза...
Степан Павлович Рябушинский. Фото из коллекции М.В. Золотарёва, 1900-е гг.
Чем объяснить волшебство этого дома? Может быть, таинственным даром зодчего безошибочно находить точное равновесие? Как и в особняке Морозовой, здесь тоже очень чётко просчитанная геометрия: пропорции заданы соотношением размеров квадратного вестибюля и длинной стороны прямоугольника парадной лестницы, равной по длине диагонали исходного квадрата. Все прочие размеры и членения являются производными от этих.
А может быть, разгадка гармонии в том, что Франц Осипович был прекрасным рисовальщиком, способным образы из своих фантазий переносить в эскизы так чётко, что мастерам оставалось лишь воплотить их в материале. Цветочный орнамент, который мы видели на фризе, был нарисован Шехтелем в натуральную величину и выполнен художниками петербургской мозаичной мастерской В.А. Фролова. На знаменитой фабрике Шмита делали мебель (правда, из той обстановки дома мало что сохранилось). В московской мастерской М.Д. Кутырина парадную лестницу изготовили из эстонского вазелемского мрамора, тоже, вероятно, по очень точным эскизам.
Лестница-волна. Фото из фонда ЦИГИ, 1910-е гг.
От лестницы, когда видишь её впервые, захватывает дух — такое сильное впечатление производит эта серовато-зелёная волна, застывшая в своём беге, выплеснув к потолку светильник-медузу.
Вначале обращаешь внимание на мастерство исполнения и борешься с неодолимым желанием погладить каменную волну ладонью. Потом понимаешь, на каком трюке тебя поймали: лестница, обычное инженерное сооружение, здесь предстаёт скульптурным произведением. Рассматриваешь это чудо более внимательно и обнаруживаешь, что технические функции никуда не пропали: вот в подножии овальная отдушина, предназначенная для подачи подогретого воздуха из котельной, вон над головой стеклянная пирамида для естественного освещения лестничного холла, да и медуза, застывшая над волной, — не что иное, как осветительный прибор...
Арка столовой. Фото из фондов Музея М. Горького, 1902 г.
Подобно стволу дерева, от которого отходят ветви с листвой и плодами, лестница держит на себе всю планировочную структуру здания. Этот мраморный водоворот гармонично соединяет разноформатные помещения первого и второго этажей, погружает зрителя в фантастический мир «водного царства» и полностью перетягивает на себя внимание, оставляя вне поля зрения вторую, «чёрную» лестницу, ведущую на тайный третий этаж. О существовании там двух небольших комнат не должен был знать никто, кроме своих.
Дело в том, что Рябушинские — как и Морозовы, Зимины, Прохоровы, Солдатенковы, Бутиковы и многие другие семейства российских купцов и предпринимателей — были старообрядцами, к которым православная церковь относилась как к раскольникам со времён патриарха Никона (то есть с XVII века) и вплоть до 1905 года, когда вышел манифест Николая II «Об укреплении начал веротерпимости». Староверы пребывали в положении гонимых: власти закрывали их молитвенные дома, опечатывали алтари. Та же участь могла постигнуть и молельную комнату в частном доме. Впрочем, войти без приглашения в особняк господ Рябушинских полиция не посмела бы, но Франц Шехтель тонко понимал ситуацию, ведь и его предки-католики тоже покинули протестантскую Германию после Реформации. Поэтому архитектор расположил молельню в таком укромном месте, что снаружи помещение оставалась незаметным. Со стороны Малой Никитской комнату маскировала стеклянная призма над лестницей, со стороны Спиридоновки кровля молельни терялась среди разноуровневых плоскостей крыши особняка, а со стороны Бронных улиц дом загораживали служебные флигели.
Молельня. Фото 2013 г.
Шехтель оформил дом, используя природные мотивы: море, растения, живые существа... Излюбленные образы модерна начинаются даже не в интерьере особняка, а ещё снаружи: невысокая ограда, словно волна, катится вокруг дома, не мешая любоваться им; контур одного из окон похож на раковину моллюска, а балконная решётка напоминает чешую. Внутри дома зодчий даёт волю фантазии, и уже не понять, что за действо разворачивается перед нами: то ли плафон светильника притворяется черепахой, то ли осьминог никак не может решить, превратиться ли ему в медузу или всё-таки в лампу...
Завитки гипсовых волн на потолке и как бы рифмующиеся с ними резные деревянные крепления гардин, рисунок паркета и латунные дверные ручки, светильники и ширмы — всё выполнено лучшими московскими мастерами по эскизам Шехтеля, как это делалось и для морозовского «палаццо». Но период историзма миновал, наступило время модерна, поэтому в особняке Рябушинского деревянной резьбы уже не много, и она выполнена в совсем иной стилистике. Зато много витражей, до наших дней их в доме сохранилось девять, правда, из них два расположены в той части постройки, где экскурсии не проводятся, но остальные всё же можно увидеть. Особенно интересен витраж в стене между большим и малым кабинетами. Зрители воспринимают его по-разному в зависимости от настроения и личных ассоциаций. Одним здесь видится пейзаж, другим — портрет со странной композицией человеческой фигуры, сидящей полуотвернувшись от зрителя.
Ф.О. Шехтель. Столовая в особняке С.П. Рябушинского. Эскиз, около 1900 г.
Витражи были созданы Сергеем Виноградовым, но участие Шехтеля чувствуется и здесь — хотя бы на уровне замысла. Например, композиция с рекой воспринимается как сцена заката или рассвета в зависимости от того, откуда рассматривать — с лестницы или из вестибюля. Самый большой из витражей, «Дождь», размещён в высоком оконном проёме над лестницей. Смягчая падающий на неё дневной свет, стеклянная картина создаёт ощущение уюта, словно ограждая находящихся в доме людей от стилизованных капель дождя.
Проводившиеся с большим старанием отделочные работы потребовали много времени, но в 1903 году семейство Рябушинских смогло наконец вселиться в своё новое жилище. Заказчику очень понравилось то, что получилось у Шехтеля и привлечённых им мастеров, и лишь одна деталь слегка портила общее впечатление от дома — вынужденное соседство с лавочкой, торчавшей на углу, как бельмо на глазу. Её владелец по-прежнему не желал расстаться со своим грошовым бизнесом ни за какие деньги.
Камин в столовой. Фото из фондов Музея М. Горького, 1902 г.
Людям нашего века проблема может показаться смехотворной — в Москве XXI века не то что ветхая хибарка, но и вполне приличный дом сгорит, как спичка, если занимаемый им участок приглянулся серьёзному человеку, да и бизнес куда более солидный в два счёта могут отнять крепкие ребята в погонах или без, — но сто лет назад уважающий себя предприниматель старался подобные вопросы решать, не выходя за рамки закона и. деловой этики. А ведь ничто не мешало Степану Павловичу, допустим, купить лавку где-нибудь в соседнем квартале, посадить туда своего человека, чтоб торговал по ценам, разорительным для конкурента, — и всё, упрямец и года не продержался бы. Но нет, совесть не позволила. Поэтому лавочка продолжала свою торговлю, пока не пришла советская власть и не отменила частную собственность, одним махом решив целый ряд проблем и взамен породив множество других. А стена на углу участка так и осталась неброским, но внятным напоминанием о том, что человек должен всегда оставаться человеком: как бы ни были велики его возможности, воздерживаться от дурных поступков — и отстаивать свои законные права, как бы ни были возможности для этого ничтожны.
Холл с витражной перегородкой. Фото из фондов Музея М. Горького, 1902 г.
После революции национализированный особняк повидал множество разных обитателей. Отдел виз и паспортов Наркомата иностранных дел в 1919 году уступил место Госиздату, потом целых три года Институт психоанализа развивал здесь классово чуждое учение, пока не потеснило фрейдистов Всесоюзное общество культурных связей с заграницей. А в 1931 году и эту благочинную контору отсюда выселили, чтобы предоставить особняк в распоряжение вернувшегося из Италии Максима Горького.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |