— Я понимаю, что рассказываю Вам вещи, почти никому не известные: об участии Михаила Михайловича в создании нашего фильма вряд ли кто знает, ведь имени Зощенко нет в титрах, он был за штатом съёмочной группы.
В назначенный день и час я вышел, чтобы встретить Зощенко, из проходной нашей Первой кинофабрики на Житной улице, где когда-то была фабрика знаменитого Ханжонкова. Я представлял тогда себе, что это будет пожилой, полный человек, с палочкой и одышкой. И появится он, конечно, с запозданием...
Но тут к студии лихо подкатила пролётка извозчика. Из неё легко выпрыгнул худощавый молодой человек в дорогом костюме табачного цвета, с ярким галстуком-бабочкой, держа в руке портфель. Я подумал, что это приехал на съёмку артист, изображающий иностранца. Мы ведь в то время одевались очень просто: толстовка, блуза или рубашка с ремешком.
Я так долго и внимательно рассматривал незнакомца, что он обратил на меня внимание и, к удивлению, направился прямо к моей особе.
— Вы не меня ли ждете? — спросил он.
— Нет. Я жду писателя Зощенко.
— Так я и есть Зощенко, к вашим услугам!
— ??!
Мы познакомились, разговорились, а про себя я подумал: неужели этот элегантный человек возьмётся за нашу «транспортно-гужевую «комедь»»?
Пришли в просмотровую. Я показал ему черновой монтаж картины. Признаться, мы с Поповым мало надеялись на согласие Зощенко. Но Михаил Михайлович просмотрел картину раз и ещё раз, что-то записал в свои маленькие голубые листочки, на которых тогда обычно писали письма, почитал сценарий, несколько минут подумал и сказал:
— Что ж, давайте попробуем сочинить надписи к этой оригинальной комедии. Я думаю, дело может получиться.
Его обнадёживающие слова вселили в нас уверенность в успехе фильма.
— Я приеду к вам через три дня, в это же время, — сказал он, попрощался и быстро
уехал.
Мы с Поповым не знали, что и думать: уж очень он был деловит и совсем не похож на писателя-юмориста, скорее — на «детективщика».
Ровно через три дня, в назначенное время, так же на лихаче-извозчике, свежий и собранный, к нам приехал Михаил Михайлович. В просмотровой он вынул из бокового кармана отутюженного костюма маленькие голубые листочки, исписанные мелким красивым почерком и, глядя на экран, стал читать надписи, сочинённые им за три дня.
Уже самая первая надпись задавала всей картине комедийную интонацию:
— ИСТОРИЯ ГОРОДА ОТШИБА ТЕРЯЕТСЯ В СЕДОЙ ДРЕВНОСТИ. ВПЕРВЫЕ О НЁМ УПОМИНАЕТСЯ В ЛЕТОПИСЯХ XIII-го ВЕКА. ПОЛОНИЛИ ЕГО ТАТАРЫ, ЖГЛИ ПОЛЯКИ, ПРОИГРЫВАЛ В КАРТЫ ГРИШКА ОТРЕПЬЕВ...
После первой же надписи у меня вырвалось восхищённое — «Ну и ну!», и я весело и непринуждённо захохотал. Такое начало меня совершенно покорило, и я был уже готов подписать к оплате всю его работу, не глядя дальше. На следующих фразах я понял, что не могу сдержаться от непрерывного смеха. Я был в восторге от его работы! Я понимал, что сам он, возможно, впервые в жизни занимается чем-то подобным, но то, что он сделал, абсолютно точно совпадало с нашим замыслом. Титры были сочные, острые! Написать так — большое искусство, титрами можно и спасти, и погубить картину, и я, понимая воздействие его титров на публику, не стеснялся высказывать Михаилу Михайловичу своё восхищение в самых высоких эпитетах.
Вторая надпись гласила:
— СЕМЬСОТ ЛЕТ ДРЕМАЛ ГОРОД ОТШИБ ПОД МАЛИНОВЫЕ ЗВОНЫ СВОИХ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ЦЕРКВЕЙ. КУПЦЫ ТОРГОВАЛИ. ПОПЫ БЛАГОСЛОВЛЯЛИ. А ПРОЧЕЕ НАСЕЛЕНИЕ СПАЛО, РОЖАЛО И ПОМИРАЛО...
Я испытывал упоение. Титры давали точную и краткую характеристику каждого действующего лица. Судите сами.
ПЕРВЫЙ В ГОРОДЕ ЛИХАЧ МИТЯ ПЫЛАЕВ. СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ.
ЧЕЛОВЕК КРУПНОЙ «ОБЩЕСТВЕННОЙ» НАГРУЗКИ — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЦЕРКОВНОГО СОВЕТА И ГЛАВНЫЙ ИДЕОЛОГ МЕСТНЫХ ИЗВОЗЧИКОВ...
И, ТАК СКАЗАТЬ, ИХНИЙ НАСЛЕДНИК СЕНЕЧКА В ПОЛНОМ РАСЦВЕТЕ СВОЕЙ КРАСОТЫ И МОЛОДОСТИ.
В следующий приезд М.М. Зощенко в монтажной был и Алексей Дмитриевич. Он с большим уважением относился к Зощенко, по содержанию титров сделал лишь пару незначительных замечаний. К нашему изумлению, Михаил Михайлович тут же, на наших глазах, сделал великолепные исправления в титрах. Писал он всё на тех же голубых листочках удивительно красивым почерком; он и сам был человеком красивым, как по Чехову: и лицо, и душа, и платье, и мысли — всё у него было отменно...
После прочтения следующего шедевра Зощенко мы с Поповым, что говорится, катались от смеха по полу. Вот какой «пародийный» манифест извозчиков, ещё и перифразирующий тогда самый главный популярный идеологический призыв — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — сочинил Михаил Михайлович:
— ГОСПОДА ПОСТОЯННЫЕ СЕДОКИ. ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ ПРОИСХОДИТ? БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ, НЕ ЕЗДИТЕ НА АВТОБУСЕ. ТО У НИХ БЕНЗИНА НЕ БУДЕТ, ТО ОНИ ВАС ОПРЕДЕЛЕННО В КАНАВУ ВЫТРУСЯТ И ЗАСТАВЯТ ВАШИХ СИРОТОК ПРОЛИВАТЬ СЛЕЗЫ. НЕ МОЖЕТ ТАКОЙ КРУПНЫЙ АППАРАТ ХОДИТЬ ПО НАШИМ СОВЕТСКИМ ПУТЯМ. ГОСПОДА ПОСТОЯННЫЕ СЕДОКИ, ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ! ИЗВИНЯЮСЬ, КОМИТЕТ ИЗВОЗЧИКОВ.
В уста Алексея Дмитриевича, исполнявшего эпизодическую роль руководителя драмкружка, Михаил Михайлович вложил, по-моему, бессмертную реплику:
— ПОСКОЛЬКУ ВЫ СЕЛЬКОР, НАДО ПОМИРАТЬ БОЛЕЕ СОЗНАТЕЛЬНО.
ОТСТАВИТЬ. УМРИ ЕЩЁ РАЗ.
Мы ещё раз просмотрели с ним картину и, восхищённые его титрами, бесконечно ему благодарные, расстались с ним. Мы с Алексеем Дмитриевичем поняли, какое это огромное счастье для нас, что он взялся за такую работу.
Снова прерываю рассказ Каростина.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |