§ 2. Образ лампы

Образ лампы в прозе М. Булгакова является важной смысловой составной содержательной основы образа Дома и имеет ценностное значение покоя, упорядоченности и осмысленности человеческой жизни, ее устойчивости, существующей благодаря связи с временной культурной традицией. Кроме того, лампа в художественном мире писателя символизирует творческое начало.

Образ лампы является контекстуальным символом. Его смысл проявляется при рассмотрении контекста нескольких произведений, в рамках каждого из которых анализируемый образ может не иметь характера емкого идейно-художественного обобщения. Символический смысл выявляется в соотнесении образа с образами ему подобными в ситуациях, имеющих типологическое сходство.

В цикле рассказов «Записки юного врача» образ лампы возникает на уровне предметно-изобразительной детали, сопутствующей процессу познания, которое совершает главный герой: лампа-молния постоянно присутствует в операционной и смотровой, где работает юный медик, лампа горит над книгами и учебниками, изучаемыми молодым врачом. В ходе повествования образ приобретает характер метафоры. При свете настольной лампы юный врач не устает вновь и вновь перечитывать книги, постигая премудрости врачебной профессии: «при свете лампы, ночью, в глуши» он понимает, «что значит настоящее знание, «темные места сделались совершенно понятными, словно налились светом» (I, 91). Свет настольной лампы в художественно-повествовательном плане рассказов сопутствует процессу накопления и осмысливания профессионального и человеческого опыта.

В сюжетной структуре рассказов «Необыкновенные приключения доктора» лампа и книги являются образами, воплощающими главные жизненные ценности повествователя — врача-бактериолога: «Моя любовь — зеленая лампа и книги в моем кабинете» (I, 432). Образ лампы имеет смысловую связь с темой человеческого опыта, знаком которого являются книги. Кроме этого, образ лампы связан с мыслью о потребности человека в спокойной, традиционно-устоявшейся, безопасной жизни. Неслучайно после признания в любви к лампе и книгам повествователь говорит: «Я с детства ненавидел Фенимора Купера, Шерлока Холмса, тигров и ружейные выстрелы, Наполеона, войны и всякого рода молодецкие интриги матроса Кошки» (I, 432). Будучи мобилизованным очередной властью, герой принужден к беспокойным скитаниям по кавказским ущельям и аулом в качестве полкового врача. В минуты страшной тоски по прежней жизни герой видит в своей памяти: «встает зеленая лампа, круг света на глянцевых листах, стены кабинета» (I, 436). Это видение является воплощением мечты автора-повествователя о спокойной мирной жизни.

В рассказе «Я убил» автор описывает состояние героя-повествователя накануне опасных для его жизни событий: «лампа горит уютно и в то же время тревожно, в квартире я один-одинешенек, книги разбросаны (...во всей этой кутерьме я лелеял безумную мечту подготовиться на ученую степень)» (II, 651). В сюжете рассказа, воплотившем повествование персонажа о событиях гражданской войны, образ лампы и ее света является принадлежностью устойчивого, спокойного мира, противоположного сути революционного, взвихренного времени, определяемого эмоциональным рассказчиком так: «события залетели ко мне в квартиру и за волосы вытащили меня и поволокли, и полетело все, как чертов страшный сон» (II, 651).

В сюжетной структуре повести «Роковые яйца» лампа является знаком нормальной жизни, возвращающейся в привычное для героя русло. После тяжких лет разрухи, голода, «жилищного уплотнения» и революционной неустроенности наконец «ожил профессор Персиков... расположил две с половиной тысячи книг, чучела, диаграммы, препараты, зажег на столе зеленую лампу в кабинете» (II, 48).

В изображении событий в повести «Собачье сердце» настольная лампа также является элементом устоявшегося порядка жизни главного героя — профессора Преображенского, наделенного (как и Персиков) творческим началом: «Вечерами... если в Большом театре не было «Аиды» и не было заседания Всероссийского хирургического общества, божество (профессор Преображенский — Т.В.) помещалось в кресле... горела только одна зеленая лампа на столе» (II, 150). Помимо соотнесенности с темой традиции и творчества, образ лампы связан с эмоционально-положительной атмосферой уюта, физического и психологического комфорта, покоя, которые наполняют освещенное художественное пространство: профессор «зажег дампу под тяжелым зеленым колпаком, отчего в громадном кабинете стало очень мирно» (II, 186).

Сохраняя отмеченные значения, образ лампы является важным элементом идейно-художественной структуры романа «Белая гвардия» и приобретает обобщенно-символический смысл. Значение образа связано с одной из главных идей произведения — идеей бесценности в жизни человека дома, семьи и связанных с ними нравственно-этических понятий. Светом лампы освещено пространство домов, которые обладают в сюжете романа спасительным для героев значением — дома Турбиных и дома Юлии Рейсс.

Бронзовая лампа под абажуром, наряду с часами, печью, бессмертными книгами и семейными портретами, является важной частью предметного мира дома Турбиных. Кроме того, лампа является смысловой частью символического содержания образа Дома — хранителя духовных и культурных традиций.

Мягко горящая «зеленая лампа на письменном столе» (I, 195) Елены, хозяйки дома — это символическое воплощение атмосферы уюта, покоя и защищенности, которыми наполнен турбинский дом, живущий бытовой и нравственно-культурной памятью поколений рода Турбиных и существующий благодаря этой памяти: «Много лет... изразцовая печка в столовой грела и растила Еленку маленькую, Алексея старшего и крошечного Николку. Как часто читался у пышущей жаром изразцовой площади «Саардамский плотник», часы играли гавот, и всегда в конце декабря пахло хвоей, и разноцветный парафин горел на зеленых ветвях. В ответ бронзовым, с гавотом, что стоят в спальне матери и ныне Еленки, били в столовой стенные башенным боем. <...> часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский плотник, и голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий» (I, 180). В художественном пространстве дома Турбиных в свете «мягко горящей зеленой лампы» расположены «бронзовые пастушки на фронтоне часов», вечные спутники жизни семьи, соотносящие время жизни отдельного поколения с жизнью рода и вечностью.

Дом Юлии Рейсс — еще одно «охранительное» пространство романа, соотносимое с категориями памяти и времени. Дом Рейсс предстает перед раненым Турбиным, находящим здесь свое спасение, как «низкая и старинная комната», в которой вспыхивает «лампа под вишневым платком» (I, 350), при свете которой герой видит отмеченные печатью времени предметы: «край двубортного сюртука на стене в раме и желто-золотой эполет», «длинный, пахнущий сладким давним запахом японский с диковинными букетами халат», «бок старого пианино» — все, что способствует рождению восклицания повествователя: «Боже, какая старина!» (I, 352).

Образ лампы, горящей в защищающем человека от смерти художественном пространстве дома, и мотив времени (часы, старинная комната, ушедший в прошлое военный мундир, давний запах одежды и т. д.), присутствующий в нем, соотносимы с обобщенно-символическим значением спасения, которое заключено в духовной связи времен.

Значением спасительности для жизни человека духовной и культурной памяти наделен образ лампы в эпизоде описания бегства Тальберга из дома Турбиных. При описании его прощания с женой, которая остается вверенной власти опасной неизвестности, и ее братьями автор сосредотачивает внимание на свете и предметах, освещенных им: «В бронзовой лампе вспыхнул розовый свет и залил весь угол. Пианино показало белые уютные зубы и партитуру «Фауста» там, где... разноцветный рыжебородый Валентин поет:

Я за сестру тебя молю,
Сжалься, о, сжалься ты над ней!
Ты охрани ее.

Даже Тальбергу, которому не были свойственны никакие сентиментальные чувства, запомнились в этот миг и черные аккорды, и истрепанные страницы вечного «Фауста» (I, 199). Свет лампы «заливает» бессмертные строки о необходимости верности родному человеку и защиты его. Только следуя вечной традиции любви и добра возможно сохранить смысл человеческого существования и бессмертия: «когда Турбиных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин, в ложах будет пахнуть духами, и дома будут играть аккомпанемент женщины, окрашенные светом» (I, 199). Значением святости, заключенной в семейной любви, памяти и верности наполнен образ лампы в авторских строках: «Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей пробежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, когда к вам придут» (I, 196). Как абажур, закрывая резкий огонь лампы, создает мягкий, спокойный, уютный световой круг, так человеческая культура поколений, память, пройдя сквозь призму семейной любви, создает вокруг человека ауру, которая помогает ему сохранить свое внутреннее самоуважение и нравственные принципы — ценности, которые «несмотря на их кажущуюся эфемерность, идеальность» оказываются «единственно устойчивыми и реальными в бесконечной цепи исторических катаклизмов» (40, 92).

Значительные изменения, являющиеся выражением авторской точки зрения на проблему человеческого бытия, происходят с содержанием образа лампы в идейно-художественной структуре романа «Мастер и Маргарита». Первоначально образ появляется в привычном для него смысловом контексте: герой-интеллигент, пытающийся осмыслить современность, описан находящимся в уютно-оберегающей его атмосфере дома с книгами, печью, «прекрасной ночной лампой».

На протяжении повествования с героем происходят существенные перемены, которые не касались персонажей прежних произведений писателя. Герой последнего романа — Мастер, не преодолев выпавших на его долю испытаний, теряет важные качества — желание жить и способность к творчеству. В контексте чувства безразличия к жизни, приобретенного героем в череде жизненных лишений, образ лампы в художественной структуре романа претерпевает существенные изменения. Он становится знаковой принадлежностью времени, в котором жил герой до того, как подвергся трагическим для него испытаниям. В результате их воздействия Мастер оказывается погруженным в состояние апатии, безысходности, усталости от жизни. Из этого трагического уныния его не способно вывести ничто: ни действие сверхъестественных сил, спасающих Мастера от пребывания в доме скорби и воскрешающих его роман, который казался навеки погибшим, ни обретение героем вечной жизни, ни любовь Маргариты. Герой лишен принципиально ценностного в системе жизненных ориентиров писателя качества — осознанного стремления отыскать и обрести в окружающем его мире основу, опираясь на которую можно жить и творить. Поэтому образ лампы в художественном пространстве романа «Мастер и Маргарита», в отличие от романа «Белая гвардия», лишен глубинной смысловой насыщенности, он имеет характер знака, указывающего на прошлое: «Прошу опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась и чтобы все стало, как было» (V, 280), — просит Маргарита Воланда в надежде вернуть прежнюю счастливую жизнь с Мастером. И внешне события как будто возвращаются в безоблачное время: «Через час в подвале маленького домика в одном из арбатских переулков, в первой комнате, где было все так же, как было до страшной осенней ночи прошлого года, за столом, накрытым бархатной скатертью, под лампой с абажуром, возле которой стояла вазочка с ландышами, сидела Маргарита и тихо плакала от пережитого потрясения и счастья» (V, 289). Но для того, чтобы вернуться в прежнее счастливое время и быть в нем прежними, героям необходимо стремление и желание быть таковыми: любить, творить, верить в силу любви, таланта, в необходимость творчества и т. д. В отличие от сильной Маргариты, Мастер эти желания и способности утратил навсегда. В связи с произошедшими с героем переменами утрачивает позитивное значение образ лампы. Это становится очевидным из фразы Воланда, обращенной к Мастеру: «А кто же будет писать? А мечтание, вдохновение? <...> человек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал в намерении расположиться там у лампы и нищенствовать?» (V, 284) Позитивный смысл образа лампы, символизирующей в художественном мире Булгакова ориентиры, придающие осмысленность и прочность человеческому бытию, в данном случае отсутствует, так как он может существовать лишь в том случае, когда герой испытывает потребность в этих ориентирах. В случае, когда необходимость в них отсутствует, когда потеряно желание их искать, находить, к ним стремиться, когда утрачено активное созидательное начало, их позитивная значимость утрачивается. В свете этого вывода смысл слов Воланда об уходе Мастера в подвал с намерением расположиться у лампы и нищенствовать можно интерпретировать как уход от осмысленной жизни, наполненной мечтами и вдохновением, к «нищенской» жизни, по отсутствию в ней духовного, творческого начала равносильной грубому физическому существованию.

В изменении содержания образа лампы в идейно-художественной структуре последнего романа проявилось авторское принципиальное убеждение в важности роли, которая принадлежит человеку-творцу в процессе сохранения нравственной основы бытия.

Символическое значение образов «огней жилья» — образа огня и лампы — в прозе М.А. Булгакова соотносимо с идеей первостепенной значимости Дома — основы бессмертия человека и Бытия. Подобно библейскому мифу, согласно которому светлая точка во тьме хаоса была началом сотворения мира и человека, в художественном мире М. Булгакова началом всех начал является Дом, наполненный светом.