Образы звезд, звездного неба принадлежат к числу традиционных для русской и мировой культуры. Семантическое поле образа звезды в мировой мифологии, религии, философии, литературе в различных вариантах связано с постижением нравственных начал, сообщающих высокий смысл бытию. Универсальность соотнесенности человеческого бытия со звездами выражена в образе звездного неба, которым завершается философская книга И. Канта «Критика практического разума»: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их непосредственно пред собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемой мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь... Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет мир во мне, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (А через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи...» (142, 499).
Образ звезд в прозе М. Булгакова имеет мифологические, библейские, фольклорные, философские, культурологические, литературные коннотации.
Обобщенно-символическое значение образа звезд отмечено в художественной структуре романа М. Булгакова «Белая гвардия» многими исследователями. Г. Лесскис в комментариях к роману связывает образ звезд, возникающий в начале произведения с мыслью о кризисе современной цивилизации, в которой христианский мир «с приближением мировых войн и социальной революции... как будто возвращался к язычеству и готов был отказаться от своих нравственных ценностей» (75, 36). Образ звездного неба в финале романа исследователь соотносит с кантовскими представлениями и с булгаковскими раздумьями о причинах нарушения людьми божественной заповеди «не убий» и равнодушия человека к «красоте мира Божия и чуду своего собственного бытия» (75, 125).
Б.М. Гаспаров анализирует библейский подтекст образа звезд в романе. По мнению исследователя, содержание образа амбивалентно, так как включает в себя апокалиптическое и евангельское значения (49, 102-ЮЗ).
Е.А. Яблоков, пытаясь реконструировать культурно-исторический «фон» романа, отмечает античный, христианский, литературный подтексты образа звезд (112, 17).
Содержание образа звезд в романе «Белая гвардия» является результатом развития значений образа в предшествующих произведениях. Сохраняя богатейший традиционный смысловой потенциал, образ приобретает у Булгакова принципиально новое содержание. Имея устойчивое значение напоминания об идеально-далеком и до конца непостижимом, образ звезд в прозе писателя связан с конкретным историческим революционным временем, временем новой России. Содержание образа звезд в художественном мире писателя имеет символическое значение единства вечного и сиюминутного, пересекающихся в границах человеческой жизни.
Рассмотрим динамику образа.
Образ звездного неба является важным элементом художественной структуры рассказа «Налет». Его события можно рассматривать как символическую ситуацию противостояния человека революционному времени. В рассказе реализована одна из основных тем, проходящих через все творчество М. Булгакова, — тема интеллигенции, пытающейся осознать себя в сложное время социальных потрясений. Герой рассказа — один из вариантов человеческого типа, представленного образами доктора Бакалейникова («В ночь на 3-е число»), старшего брата («Красная корона»), доктора Турбина («Белая гвардия»), Мастера («Мастер и Маргарита»). Отличительной чертой героя рассказа является отсутствие способности активно сопротивляться обстоятельствам. Это объясняется двумя причинами. Во-первых, Абрам в принципе не способен отвечать агрессией на агрессию, как это делает другой персонаж рассказа. Избитый до полусмерти, он, «харкая кровью» (I, 461), произносит ответные угрозы. Во-вторых, невозможность противостояния обусловлена своеобразием противника. Он неконкретен, почти не имеет лица, определенной формы и очертаний. Он предстает таинственным и страшным подобием мифической нечистой силы, имеющей апокалиптические черты: «Разорвало черную кашу метели косым бледным огнем, и сразу из тучи вывалились длинные, темные лошадиные морды. Храп. Потом ударило огнем второй раз. Абрам упал в глубокий снег под натиском бесформенной морды и страшной лошадиной груди» (I, 459). Лексическое своеобразие предложений, характеризующих действия неприятеля, налетевшего не часовых, создает ощущение безликости, а оттого — непредсказуемой и безграничной опасности: «Разорвало... ударило огнем... Черным и холодным косо мело...» (I, 459) «Глухо ударили» (I, 461). Эпизод захвата и допроса часовых выглядит как действие таинственной силы, лишенной плоти:
— Тильки стрельни... Стрельни, сучья кровь, — сказал сверху голос, и Абрам понял, что это — голос с лошади. <...>
— Якого полку? — сипло спросил голос. Абрам вздохнул...
— Ну, ты мне заговоришь! — сказало тоже с высоты, но с другой стороны, и Абрам чутко тотчас услыхал сквозь гудение вьюги большую сдержанную злобу. <...>
— Якого? — взвизгнула метель <...>
— Тю! Жида взялы! — резнул голос в темноте.
— Жид, жид! — радостно пробурчал ураган за спиной. <...>
— Жид смеется! — удивилась тьма...
— Он мне посмеется, — ответил бас (I, 460).
В ассоциативном плане «голос с лошади», голос «сверху», «с высоты» может рассматриваться как трансформация в рассказе образа пророческого апокалиптического всадника. В поэтике Булгакова апокалиптические мотивы могут знаменовать как трагический, так и благополучный исход событий.
Картина истязания и расстрела лишена целостности изображения. Налет совершают бесовские силы, распавшиеся на отдельные части: «из тучи вывалились длинные, темные лошадиные морды», «Черное и твердое мелькнуло перед лицом, как птица, затем яростная обжигающая боль раздробила мозг и зубы Абраму», «рука с седла сбила папаху с головы Стрельцова», «наехала морда», «Иногда вскакивала в конус фигура с черным костлявым пистолетом в руке и била рукоятью Стрельцова» (I, 461). События предстают хаотичными обрывками, мелькающими в свете электрического фонаря, который выхватывает из происходящего эпизод за эпизодом.
Образ силы, убивающей часовых, лишен пространственных характеристик. Ее главной характеристикой являются звук и свет. Подобное пристальное внимание к звуку и свету в произведениях, сюжет которых связан с событиями, трагическими для главного персонажа, свойственно в русской литературе Н. Гоголю («Портрет», «Вий»). Световое и звуковое наполнение, а также мелькание являются составными его «демонического архетипа» (191). События в рассказе Булгакова можно рассматривать сквозь призму гоголевских традиций как поединок человека и враждебной ему силы, имеющей демонические черты. Происходящее бессмысленно, лишено логики. В подобных обстоятельствах герой практически беззащитен. Не случаен тот факт, что Абрам почти не видит своего противника, лишь слышит его голоса. Он фактически слеп, то есть в силу своей природы и природы обстоятельств не в состоянии до конца осознать и понять происходящее. Оно суетно, сиюминутно и почти бессмысленно. Происходящие события суетны и сиюминутны по отношению к масштабам вечности. Такой же мелкой и сиюминутной кажется человеческая жизнь, подхваченная вихрем исторического времени. В ходе повествования обнаруживается, что найти точку опоры для того, чтобы выстоять, выжить в воцарившемся хаосе, можно только посредством обращения к тому, что наполняет человеческую жизнь, и что кажется на первый взгляд обманчиво-незначительным и мелким в глобальных масштабах вечности: «огонь в черной печечке, недописанная акварель на стене — зимний день, дом, чай и тепло» (I, 459).
В драматический момент, чреватый смертельным исходом, главный герой обращается взором к небу. После вопроса неприятеля, к какому полку он принадлежит, «Абрам вздохнул, возвел глаза кверху, стремясь, вероятно, глянуть на минутку на небо, но сверху сыпало черным и холодным, ...неба там не было никакого» (I, 460). Отсутствие неба — знак того, что для героя нет надежд на спасение. В этом — художественное выражение исторического скептицизма Булгакова по отношению к революционному процессу и историческим судьбам интеллигенции в нем. Звезды расцветают на небе после того, как, случайно уцелев, герой попадает в дом женщины-сторожа. Своим спасением он обязан ей и «желтому огню» в окне ее дома. За повествованием о том, как во время гражданской войны часовой подвергся налету противника, но уцелел, добравшись полуживым на свет в окне избы, стоят представления автора о человеке, его жизни, ее ценностях и о вечности.
В рассказе «Налет» ярко проявился свойственный художественному миру писателя принцип контраста. Оппозиции — живое-мертвое, часть-целое, сиюминутное-вечное — предстают в противостоянии и взаимооборачиваемости, что является выражением парадоксальной неоднозначности жизненных явлений и самой жизни, какой она воспринималась и художественно воссоздавалась автором.
Звезды в поэтике рассказа соотносят жизнь человека с вечностью. Они расширяют пространственно-временную структуру произведения, выводя частный эпизод войны к масштабам всевременным. В то время, когда на печи дома «сломанное тело Абрама колотило мелкой дрожью... в перебой и нелад со стуком жизни» (I, 464), расцветает ночь, «Студеная и вся усеянная звездами. Крестами, кустами и квадратами звезды сидели над погребенной землей и в самой высшей точке, и далеко за молчащими лесами, на горизонте» (I, 463). Формы звездных фигур — крест, куст и квадрат — устойчивы и постоянны в произведениях Булгакова о событиях революции и гражданской войны. Это позволяет предположить, что образ имеет не только яркую изобразительную, но и важную выразительную функцию.
Следует заметить, что широкий культурологический подтекст звездных фигур автором мог и не предполагаться. Но любой текст, попадая в смысловую среду воспринимающего его субъекта, рождает ассоциации и подобная интерпретация образов допустима, поскольку не противоречит «изначальным условиям бытования текста» (129, 275).
Крест является самым универсальным из символических знаков. Его символическое значение традиционно связывается сознанием в первую очередь с принадлежностью к христианству. Библейские источники соотносят крест с библейским раем с четырьмя вытекающими из него реками, с центром земли, где погребен Адам. Крест также может рассматриваться как символ чрезмерной жестокости, так как является орудием казни через распятие, и одновременно как символ «вечной жизни», «триумфа над смертью» (196, 132, 133). Крест также является символом святости и чистоты, «символом веры» (195, 413). Как общий универсальный символ крест обозначает гармонию в мире (201, 5). С учетом этого культурно-исторического контекста звезды крестами в небе над «погребенной землей» в булгаковском рассказе могут символизировать жестокое историческое время, наполненное смертями и кровопролитием, приносимыми в жертву неясно декларируемой будущей гармонии.
Этот же символ — звезды крестами — возникает у Булгакова в романе «Белая гвардия». С белым Млечным Путем он появляется «над двором анатомического театра» в небе над Николкой Турбиным, отпевавшим героически погибшего полковника Най-Турса. В «Белой гвардии» образ звезд в форме креста становится символом крестного пути белого офицерства. Оно у писателя является не столько воплощением приверженности монархическим идеям, сколько олицетворением лучшей части русского общества со свойственными ей представлениями о чести, чувстве долга, верности идеалам. Звезды являются символом судьбы носителей этих нравственно-этических ценностей в нашей истории.
Определение другой звездной фигуры — куст — не встречается в справочной литературе о символике. Но графическая фигура, которая может быть вербально обозначена как куст, существует. Она выглядит как соединение трех линий: одной вертикальной и двух расходящихся от ее верхней точки вверх с наклоном влево и вправо. У Пифагора этот знак является символом течения жизни, с одинаковой степенью вероятности ведущей к Богу и дьяволу (201, 8). В христианстве таким символом обозначена Святая Троица, учение о которой составляет «существенную черту Христианской Веры» (195, 706). Значение символа Троицы определяется ее основным качественным признаком — неизменностью и вечностью: «Троица непреложна, неизменна и всегда одна и та же» (195, 70). Как общий символ «куст» обозначает человека, пристально смотрящего вверх с распростертыми руками, что означает: «душа в ожидании» (201, 9). Булгаковское новообразование «звезды кустами» может быть истолковано как символ человеческой жизни, которая способна приобщиться к вечности или пройти мимо нее, так как течение жизни с одинаковой степенью вероятности подвластно действию позитивного и негативного начал.
Квадрат как христианский знак является эмблемой всего земного. В качестве общего символа он обозначает землю и природу (201, 8). Как геометрический символ квадрат «выражает ориентирование человека в пространстве», символизирует желание «привести к идеальному согласованию» элементы дуалистической системы — «небесное» и «земное» (196, 112). В творчестве Булгакова это означает возможность увидеть, постичь в «земном» — «небесное», вечное. Общий смысл геометрической фигуры сосредоточен вокруг размышлений о человеке и его местоположении в мире. В контексте рассказа «Налет» смысл образа звезд квадратами можно рассматривать как зависимость жизни человека от его желания разобраться в «хаотически проявляющем себя мире» (196, 112) и способности выбрать истинные направления и координаты. Автором эти координаты и направления определены. Это вечная, незыблемая основа — Дом. Только находясь в этом устойчивом пространстве или стремясь к нему, человек получает возможность жить и выстраивать свои отношения с вечностью. Образ звездного неба символизирует соотнесенность жизни человека с вечностью и пути их соприкосновения.
У Булгакова образ звезды имеет значение истины бытия, постижение которой нисходит к человеку в тот момент, когда он открывает для себя вечное в реально окружающем его земном. Образ звезд — не знак спасения на небе, но символ возможности этого спасения на земле. Степень гармоничности мира определяется глубиной его связи с самоценным прошлым.
В рассказе «В ночь на 3-е число» (Из романа «Алый мах») изображение звезд тесно связано с развитием событий. Звезда Венера, которая изображена в начале и финале рассказа, является символом судьбы главного героя — доктора Бакалейникова. События жизни имеют причинно-следственную связь с состоянием небесного светила. Прежде чем расправиться с доктором, пан куренный «взмахнул маузером, навел его на звезду Венеру, повисшую над слободкой и давнул гашетку... Затем будущего приват-доцента и квалифицированного специалиста доктора Бакалейникова сбросили с моста» (I, 511). Сюжетная ситуация выглядит перифразом древнеславянского предания, согласно которому, каждый человек имел на небе свою звезду. С падением звезды прекращалось его существование (117, III, 105).
В ходе повествования образ звезд приобретает символическое значение спасения и защиты. Звезды являются синонимом проявления божественного начала. К Венере обращает Бакалейников свои откровения и мольбу о помощи: «К дрожащим звездам доктор обратил свое лицо... и звездам же начал свою речь», «уставившись в звездное небо», герой просит: «Господи! Если ты существуешь, сделай так, чтобы большевики сию минуту появились в Слободке... Дай так, чтобы большевики сей час же вон оттуда, из черной тьмы за Слободкой, обрушились на мост!» (I, 512). Значение защиты и охранения восходит к языческим традициям славян, признававших звезды очами ангелов-хранителей (117, III, 106).
В развитии образа звезд в прозе Булгакова можно проследить определенную зависимость от представлений древних народов о взаимозависимости жизни человека и звезд. «Падающая звезда почитается в русском народе знаком чьей-либо смерти... на Руси утверждают, что падающая звезда означает свет ангела, который летит за усопшею душою... Рядом с представлением, что звезда сияет на небе, пока продолжается жизнь человека и угасает вместе с его смертью, — было другое, по которому душа в виде пламенной звезды нисходила из райских стран в ребенка в самую минуту его зачатия или рождения, а когда человека постигала смерть — покидала его тело, уносилась в свое прежнее отечество и начинала блистать на небесном своде» (117, III, 106). У Булгакова сосуществуют оба варианта значения образа звезд. В рассказе два звездных образа — Венера и Млечный Путь. Венера символизирует защиту и спасение. Млечный Путь имеет значение, образуемое мифопоэтическим подтекстом: «в поэтических сказаниях индоевропейских народов (Млечный Путь — В.Т.) представляется дорогой, по которой следуют души усопших в пресветлый рай» (117, I, 141—142). Картина звездного неба, открывшаяся перед доктором Бакалейниковым после потрясшего его убийства невинного еврея, содержит оба значения — смерти и защиты и помощи: «...светило черное небо, опоясанное бледной перевязью Млечного Пути, и играющие звезды. И в ту же минуту, когда черный лежащий испустил дух, увидел доктор в небе Чудо. Звезда Венера над Слободкой вдруг разорвалась в застывшей выси огненной змеей, брызнула огнем и оглушительно ударила. Черная даль, долго терпевшая злодейство, пришла наконец на помощь обессилевшему и жалкому в бессилии человеку. Вслед за звездой даль подала страшный звук, ударила громом тяжко и длинно. И тотчас хлопнула вторая звезда, но ниже над самыми крышами, погребенными под снегом» (I, 521).
Наряду с языческим, в эпизоде явно слышен библейский подтекст. По наблюдению Б. Гаспарова, образ разрывающейся звезды в творчестве Булгакова обычно является символом конца света (49, 102). В рассказе «В ночь на 3-е число» этот апокалиптический образ имеет не свойственное ему в «Откровении...» значение. Звезды символизируют наступление долгожданного избавления: «...Бежали серым стадом сечевики... Бежала и синяя дивизия нестройными толпами, и хвостатые шапки гайдамаков плясали над черной лентой. Исчез пан куренный, исчез полковник Мащенко. Осталась позади навеки Слободка с желтыми огнями и ослепительной цепью белых огней освещенный мост. И город прекрасный, город счастливый, выплывал навстречу на горах» (I, 521).
В финале рассказа «чудом склеившаяся Венера над Слободкой и перевязь пути серебряного, Млечного» — символы чудом обретенного в потоке смертей спасения и символы скорби по жертвам кровавого времени.
Опосредованно образ звезд в рассказе указывает на историческую перспективу жестокости в отношениях между людьми. После сцены истязания еврея и захвата доктора Бакалейникова толпой сечевиков, автор восклицает: «О, звездные родные украинские ночи! О, мир и благостный покой!» (I, 514). Это восклицание напоминает пушкинское:
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух...(28, 39)
Оба эпизода вступают в смысловую перекличку с идеей утраты гармонии в человеческих отношениях. В «Полтаве» ночной пейзаж предшествует описанию коварной расправы Мазепы над Кочубеем.
Образ звезд соотнесен с ситуацией близкой смертельной расправы в рассказе «Я убил» (1926 г.). «Мороз был, прекрасно помню, градусов пятнадцать, звезды... Ах, какие звезды на Украине», — начинает свой рассказ доктор Яшвин. Звезды — это и неотъемлемая часть родины, оставленной героем семь лет назад. При воспоминании о них, у Яшвина щемит сердце, «хочется иногда мучительно в поезд... и туда. Опять увидеть обрывы, занесенные снегом, Днепр...» (II, 650). Но идиллического образа звезд не получается, поскольку изображению постоянно сопутствует мотив «мороза», имеющего у Булгакова, по наблюдениям исследователей (Б.М. Гаспаров, Е.А. Яблоков), жесткую связь с темой смерти. Эта связь, очевидно, опирается на языческие представления о морозе, зиме как «мертвящем» все живое времени года (117, III, 325). Значение образа звезд в рассказе соотносится с темой смерти: «черное морозное небо, и звезды... на нем» (II, 652) видит герой при входе в особняк, где пытают пленных; визг замученного ударами шомполов дезертира стоит в ушах Яшвина в то время, когда он «поднимал голову к небу, смотрел на крупные звезды» (II, 654); при мысли о том, что противник будет его судить, герой «как-то окаменевал и нежно и печально всматривался в звезды» (II, 654), заранее зная исход подобного суда.
Значение образа-символа звезд выявляется в его соотнесенности с образом главного героя рассказа. Исследователи подробно анализировали рассказ «Я убил» в связи с развитием в творчестве М. Булгакова темы вины (Л. Паршин, Б. Гаспаров, Е. Яблоков). М. Чудакова заметила: «Участие — хотя бы и бездействием — в убийстве соотечественников, ложащееся неискупимым бременем на всю дальнейшую судьбу каждого в отдельности и всех вместе, — этот биографический мотив будет положен в основание художественного мира Булгакова» (I, 549). Яшвин — единственный из булгаковских героев оказывает действенное сопротивление убийству. Отомстив палачу за потрясающую жестокость, герой таким образом защищает то, что, по его мнению, нуждается в защите и отмщении. Звезды из безымянных, символизировавших вереницу смертей, превращаются в одну, обозначенную именем — Марс. Его видит перед собой Яшвин после убийства им полковника Лещенко. Будучи традиционно символом войны, Марс в контексте событий рассказа приобретает символическое значение воина-защитника. Элементы апокалиптического характера (звезду «разорвало») сообщают содержанию образа оттенок свершившегося возмездия.
Исполнен значительности объект раздумий Яшвина под разорвавшимся Марсом. Герой думает «о том, умерла ли... под шомполами» (II, 657) женщина, побудившая его к поступку своим бесстрашием в защите мужа и обвинением: «Какой вы подлец... вы в университете обучались — и с этой рванью!» (II, 656). В этом размышлении — авторское раздумье о способности интеллигенции противостоять бесчинству исторического времени, не потеряв способности защищать первоосновы жизни: культуру, женщину, семью, человеческие отношения. Звезды — символ соотнесенности человеческих судеб с коллизией исторического времени. Завершенность эти размышления принимают в романе «Белая гвардия».
Значимость образа в структуре романа отметил Б. Гаспаров: звезды имеют библейский характер, причем Апокалипсис, как это нередко бывает у Булгакова, сливается с Евангелием. Исследователь касается двух значительных эпизодов романа: эпизода убийства убийства еврея накануне прихода в Город большевиков и финального эпизода произведения. Образ звезды, разорвавшейся вслед за гибелью еврея и возвещающей о приходе большевиков, «одновременно является символом искупительной жертвы и символом наступающего конца света... Все последующие события, — отмечает Гаспаров, — изображены в заключительной главе романа в виде снов, которые видят все основные герои, то есть происходят как бы по ту сторону света» (49, 102). Образ звезд в финале романа Гаспаров трактует как Апокалиптический и Вифлеемский одновременно, что делает, по его мнению, открытым вопрос «о том, что возвещает финал романа — наступление царства Божия или искупительную жертву; вернее, его смысл не предполагает ответа на этот вопрос и включает в себя симультанно обе альтернативы» (49, 103).
Анализируя мифопоэтические традиции в творчестве М. Булгакова, Е.А. Яблоков рассматривает звездную символику в творчестве писателя как элемент реализации темы мифологических близнецов. Зачин романа трактуется в связи с темой волка и собаки, развивающейся на всем протяжении булгаковского творчества. Она имеет амбивалентный характер: «с одной стороны, волчьими аллюзиями маркированы персонажи заведомо «отрицательные», явно «не близкие» автору, с другой — этими ассоциациями окрашены характеры явно автобиографических героев» (110, 55). Фабула романа «Белая гвардия» «вписывается» исследователем в мифическую ситуацию «разгула волков» (110, 56). Основанием для этого является символика звезд Венеры и Марса, рассматриваемая с учетом мифологического подтекста, в котором важна роль «волка как традиционного символа войны в древнегреческом культе Марса, а Венера воспринимается как «волчья звезда» (110, 56). В этом аспекте образы звезд в начале и финале романа интерпретируются как единые символы «начала «волчьего сезона» и «праздник избавления от волков» соответственно (110, 56). Реконструируя «культурно-исторический «фон» романа», Е.А. Яблоков более подробно выявляет античный и христианский подтексты образа звезд, выявляя перекличку Булгакова с русской литературной классикой и современными ему писателями (110, 49, 52, 57, 58, 70, 73, 75).
Безусловно, библейский и мифологический подтексты питают смысловой спектр образа звезд. Он вбирает в себя все разнообразие смысловых оттенков, становясь глубоким и многогранным символом времени, так как обращение Булгакова к образу-символу звезд связано с особенностью пространственно-временной организации произведения. На это обратила внимание Н. Великая, отметив, что ранней советской прозе свойственно расширение пространственно-временного масштаба. Причем обычно события эпохального масштаба поглощают и нивелируют индивидуальную судьбу (42, 31).
Каркас художественного мира Булгакова, — замечает Н. Великая, — определяется временными координатами: «Индивидуальный ряд времени оказывается соотнесенным с историческим и вечным... Индивидуальная человеческая жизнь включается в ход истории и одновременно в диапазон вечного. Связующим звеном между историческим и вечным является индивидуальный ряд жизни, он как бы лежит в плотном окружении двух временных масштабов» (42, 36). Символом времени во всех его ипостасях: вечной исторической и индивидуальной, — является образ звезд. Он появляется уже в первой фразе романа: «Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс» (I, 179). Образ звезд имеет здесь несколько значений. Во-первых, соотносит исторические события 1918 года с вечностью, определяя их как глобальное событие. Во-вторых, символизирует историческое время и его определяющую особенность — противостояние войны и мира, агрессии и любви. В-третьих, не случаен факт инициализации звезд. Очевидно, что Венера и Марс имеют каждый свое символическое значение, помимо названных, общих.
Марс ассоциируется с античным богом войны, а также с астрологической планетой, которая рассматривается как «маленький вестник несчастья» и имеет отношение к тираниям, войне, непредвиденным несчастным случаям. Это приписывает ей символику «хаоса, горячности, непредвиденных катастроф, беззакония» (196, 159).
Венера в мифологии рассматривается как символическая фигура любви, а в астрологии как мягкая, женственная планета, склонная к любви, музыке, радости и гармонии.
Историко-культурная основа образов позволяет прогнозировать их символическое значение в романе. Марс символизирует время 1918 года, разрушительное, жестокое время войны. Венера является символом вечного времени, времени мира. На протяжении повествования эти символы пересекаются во временном ряду индивидуальной человеческой жизни, становясь символами ее ценностей.
В ранней редакции романа звезды имели символическое значение любви. Прогулка влюбленного Николки Турбина и Ирины Най-Турс происходит под звездным небом: «тьма-тьмущая звезд красовалась над головой» (I, 533). «Вверх, где в небе многие звезды» (I, 531) смотрит Ирина, разговаривая с робеющим Турбиным. «Звезде Венере» клянется застрелиться от предполагаемой неразделенности чувств юнкер, а позднее, окрыленный поцелуем, возвращается домой, «заломив голову и изучая звезды» (I, 537). Влюбленному, распахнувшему душу навстречу чувству, светит «пастушеская вечерняя Венера» и кажется «безумно далеким» «зловещий и красный Марс» (I, 533).
В отличие от радостной любви Николки, старший Турбин любит мучительно тяжело. Его чувство к Юлии Рейсс — любовь-страсть, любовь-борьба, любовь-испытание, от которой герой и хотел бы, но не в силах избавиться. Этому чувству соответствует звездный пейзаж, имеющий тревожный раздражающий оттенок: «Когда в полночь Турбин возвращался домой, был хрустальный мороз. Небо висело твердое, громадное, и звезды на нем были натисканы красные, пятиконечные. Громаднее всех и всех живее — Марс. Но доктор не смотрел на звезды... Шел и бормотал:
— Не хочу испытаний. Довольно...» (I, 544).
В окончательную редакцию романа рассмотренные эпизоды не вошли. Очевидно, желая сосредоточить внимание на главном, автор не включил в повествование гему любовной жизни Турбиных. Хотя Г.А. Лесскис высказал небесспорное предположение, что символика Венеры и Марса отражает характерную для эпохи XIX—XX веков проблему утраты нравственных ценностей, проявившуюся у Булгакова в особенностях развития любовной темы: любовница большевистского эмиссара Юлия Рейсс, спасая «раненого белогвардейца Алексея Турбина», «в ту же ночь становится его любовницей; Никол и Ирина Най влюбляются друг в друга с первого взгляда почти над трупом Най-Турса; Елена, как будто ждала бегства мужа, чтобы уступить домогательствам «демона» Шервинского» и т. д. (75, 36).
В сопровождении звездной символики звучит в романе тема долга и чести. Это отмеченный нами ранее эпизод с отпеванием Най-Турса и картина финала романа.
Образ звезд в финале романа — развернутая символическая картина времени. Это рассуждение о человеке, его судьбе, и о месте в вечности его помыслов и устремлений. В центре описания — часовой бронепоезда «Пролетарий». Очевидно, с его фигурой связаны размышления автора о тех, кто идет на место уходящих из русской истории Турбиных. Часовой помещен в звездное окружение: звездочки на его груди, Марса и Венеры. Звездой, носимой на груди часовым, является «маленькая», «пятиконечная» звезда (I, 426). Она «отвечает» свету фонаря, в поэтике Булгакова — символу лжи, крови, смерти и вины. Эта звезда часового как бы символизирует фактическое историческое сегодня 1918—1919 годов: в эпизоде с рассказом Шервинского о большевиках: «Маленькие (звезды — Т.В.), как кокарды, пятиконечные... на папахах. Тучей, говорят, идут...» (I, 418). Но взором часовой «неуклонно рвался» (I, 425) к иной звезде. В центре его внимания находится Марс.
Пятиконечность и красный цвет соотносит его с символикой военнослужащих Красной Армии (196, 369). Но при более пристальном внимании к значению образа звезды становится очевидным, что Марс здесь является символом, объединяющим разных персонажей по признаку их принадлежности к воинству вообще. В изнеможении, погружаясь в сон, часовой видит «небосвод невиданный», «Весь красный, сверкающий и весь одетый Марсами в их живом сиянии» (I, 425). «Неизвестный, непонятный всадник в кольчуге» (I, 425), встающий перед глазами погружающегося в сон часового, — образ из сна другого воина — Алексея Турбина. Таким видит доктор убитого вскоре полковника Най-Турса: «Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге... и опирался он на меч длинный» (I, 233). В «распространяющую свет кольчугу» одет еще один персонаж — вахмистр Жилин, «срезанный пулеметным огнем вместе с эскадроном белградских гусар в 1916-м году на Виленском направлении» (I, 233). Эта «странная форма» «времен крестовых походов», «лошади», «обоз», «пики», возможно, восходят к традициям славян, представлявших души благочестивых воинов «возносящимися на небо в сопровождении многочисленной дружины на конях в окружении стрел и копий» (117, III, 125). Воины, которых видит во сне Турбин, обитают в райских облаках. По свидетельству мифологических источников, в преданиях славян «тени убитых героев обитали в облаках» (117, III, 125). У древних славян существует представление о воздушном поезде, в котором «участвовали все усопшие — добрые и злые» (I, 125). Во сне Турбина этому отвечает разговор об участи белогвардейцев и большевиков-безбожников: «...От вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у всех у вас одинаковые... все вы... одинаковые — в поле брани убиенные» (I, 236).
Воинство в романе приобретает характер святости, чистоты и праведности. Под небосводом, сверкающим «Марсами в их живом сиянии» (I, 425) «всадник в кольчуге» — Най-Турс, белый офицер, «братски наплывал» на часового-пролетария, душа которого «наполнялась счастьем» (I, 425). В эту минуту «кажется, совсем собирался провалиться во сне черный бронепоезд и вместо него вырастала в снегах зарытая деревня — Малые Чугры» (I, 425) — родина, единая для соседей и земляков часового-большевика и вахмистра Жилина. М. Чудакова заметила: «Вахмистр Жилин убит в бою до начала другой, братоубийственной войны, и потому-то остается братски близок обоим, военному врачу и рядовому красноармейцу, в результате революционных потрясений поставленных в трагическое смертельное противостояние. Для Булгакова этот «вахмистр» — важный символ былого состояния нации и армии как ее составной части» (105, 75). Марс — бог войны — объединяет в этом эпизоде воинов. Он имеет значение охраны и защиты единых, общечеловеческих, вечных ценностей. То, что Марс обозначен пятиконечным, помимо соотнесенности с символикой Красной Армии, имеет культурологический подтекст. Пентаграмма является древним хорошо известным в Средние века крестом домового, амулетом от демонов, символом безопасности, охранения, благополучного возвращения домой (201, 9). Известно также, что щит с изображенной на нем звездой использовался в Древней Греции в качестве магической эмблемы, предназначенной для защиты от врагов в бою (198, 193).
Для Булгакова чрезвычайно важен объект защиты и нравственный облик защитника. Самоотверженность и честность объединяют вахмистра Жилина, Най-Турса и часового. О порядочности Жилина говорит факт его духовной близости с Алексеем Турбиным; Най-Турс ценой собственной жизни спасает своих подопечных-юнкеров; часовой-пролетарий, полумертвый от холода и усталости, нечеловеческим усилием воли не позволяет себе нарушить воинского долга по охране бронепоезда. Важно, что поезд содержит в себе постоянный элемент Дома и очага: в нем «божественным жаром пышут трубы» (I, 425). Марс — символ благородного воинства, защищающего вневременные ценности. Финальный эпизод под знаком Марса является символической картиной, иллюстрирующей авторскую мысль: «Часовые ходили и охраняли, ибо башни, тревоги и оружие человек воздвиг, сам того не зная, для одной лишь цели — охранять человеческий покой и очаг. Из-за него он воюет, и, в сущности говоря, ни из-за чего другого воевать ни в коем случае не следует» (I, 340).
Трансформация значения образа Марса из символа кровавого жестокого времени в символ защиты вечных, жизненно важных ценностей символизирует возможность вхождения исторического времени во время вечное лишь посредством соотнесенности со временем индивидуальной человеческой жизни и ее нравственными ценностями. Постижение их смысла является связующим звеном истории и вечности. Когда Марс покидает ночное небо, восходит красноватая Венера — символ вечной жизни и гармонии.
Наряду с общим смыслом высшей гармонии, образ звезд в финале романа символизирует также конкретную судьбу неидеального земного человека с его житейскими проблемами: больной «звездной сыпью» (I, 290) Русаков с благоговением читает Апокалипсис, уносясь от мыслей о недуге в «безумную мглу веков» (I, 426). «Огромная сусальная звезда» (I, 427), которую во сне Елены Турбиной Шервинский «вынул из кармана ...и нацепил... на грудь с левой стороны» (I, 427) является знаком уступки персонажа требованиям времени.
Образ звезд в заключительной фразе романа содержит символическое значение прозрения, столь необходимого миру людей. Этот смысл опирается на мифологический подтекст. По свидетельству старинных славянских и немецких памятников, восходящих до XII в. со светом небесных светил связывалось происхождение человеческих глаз: «Господи Боже, благослови (принять) от синя моря — силу, от сырой земли — резвоты, от частых звезд — зрения, от буйна ветра — храбрости» (117, I, 85). В булгаковском контексте «прозреть» — значит пойти путем примирения и объединения вопреки злобе и ненависти. Неслучайно глаза «объединившихся» в раю Жилина, Най-Турса и большевиков излучают удивительный свет: «глаза вахмистра совершенно сходны с глазами Най-Турса — чисты, бездонны, освещены изнутри» (I, 233).
В одной из редакций романа образ звезд в финале символизировал мир в значении согласия, отсутствия вражды, ссоры и войны. Текст выглядел так: «Звезды будут так же неизменны, так же трепетны и прекрасны. Нет ни одного человека на земле, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим мира, не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?» (20, IV, 434). В окончательном варианте образу звезд присущ более широкий диапазон значений. «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?» (I, 427) Образ звезд здесь обозначает мир в значении согласия, того, что антонимично мечу. Звезды — это и символ мира в значении человеческого общества, мира людей, в котором время войны когда-нибудь непременно пройдет. Звезды — это символ раздумия о том, что останется в этом мире, а что навсегда погибнет во времени жестокой вражды. Н. Гей заметил, что воплощение времени в искусстве ведет за собой проблему воплощения идеала (132, 222).
В этом смысле образ звезд — символ времени в финале романа «Белая гвардия» можно рассматривать как символ очевидного идеала, который, вопреки своей очевидности, вряд ли достижим. Это проблема не только исторической эпохи революционного, «вздыбленного» времени, запечатленного Булгаковым. Это вечная проблема бытия.
Художественный мир романа «Мастер и Маргарита», в котором нашли воплощение многие образы предшествующих произведений (луна, солнце, электрический свет), лишен присутствия образа звезд. Очевидно, это связано с тем, что важные понятия (долг, честь, любовь), лежащие в основе булгаковской категории нравственности — смыслового центра символики звезд — за редким исключением, утрачены реальным миром, осмыслением которого явился последний роман писателя.
Луна, солнце и звезды символизируют в прозе М.А. Булгакова жизнь человека как важное звено в культурно-историческом временном потоке. Эта жизнь сложна и многообразна в своих проявлениях, в возникающих вопросах: о творчестве и власти диктата; о выборе между чувством и долгом, чистой совестью и смертью; об истинном и кажущемся; о временном и вечном; о преступлении и искуплении его; о целях и путях, ведущих к установлению гармоничной жизни и т. д. Жизнь человека может быть наполнена ошибками, истина не всегда может быть постигнута, но существуют бесценные ориентиры, накопленные человеческой историей, культурой. В их сохранении — залог человеческого бессмертия.
Размышления Булгакова о характере насупившей исторической эпохи, склонной, по мнению писателя, к упрощению понятий «человек», «мир», «гармония», «счастье» и др., положены в основу содержания образа-символа электрического света в прозе писателя.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |