1.2. Отражение архетипа трикстера в мифологии и мировой литературе

В скандинавской мифологии одним из наиболее ярких примеров архаического (мифологического) героя-трикстера является бог Локи. Локи — это не символ, олицетворяющий какое-то природное явление (как зачастую бывает с мифологическими богами), это двойственная, порой даже парадоксальная и многоплановая личность. Именно поэтому выявить, какую именно функцию выполнял Локи в пантеоне скандинавских богов, довольно сложная задача. Попытки ученых определить его принадлежность к какой-либо стихии или какому-то человеческому качеству нельзя назвать полностью убедительными¹.

А.Б. Рут трактует образ Локи как мифологического плута-трикстера. Рут говорит о том, что Локи развился из териоморфного трикстера-паука, то есть он является антропоморфным трикстером. Паук во многих местах Скандинавии обозначается словом «locke», а паук-трикстер — популярная фигура в фольклоре народов Америки, Африки, Океании, Индии. Связь Локи с эсхатологией Рут относит за счет влияния средневековой ученой традиции Ж. Дюмезиль и Ф. Стрем².

Является ли Локи классическим трикстером? Первая характерная черта, свойственная так называемому мифологическому трикстеру, — это прямая связь с образом демиурга. Во многих мифах и легендах трикстер является одновременно творцом и разрушителем, а также предстает в виде божества или полубога (иногда в виде «второго» творца мира). Он способен создавать из частей своего тела растения и предметы, а также обладает сверхъестественными способностями³.

Локи, будучи богом, помогает Одину и Хёнирому в оживлении первых древесных прообразов людей⁴.

Можно отметить еще один признак, о котором говорил К. Юнг: Локи является дублёром сразу двух культурных героев: Одина и Бальдра и содержит в себе архетип Тени. Локи противопоставляется светлому богу Бальдру, его образ самый благонравный и привлекательный в германо-скандинавской мифологии⁵. И Одину — верховному богу, правителю Асгарда. Также интересен и тот факт, что многие ученые-мифологи XIX века видели в Бальдре солнечного бога, борющегося с тьмой, а бога обмана воспринимали как некое воплощение падшего ангела Люцифера. Норвежский филолог С. Буге находил в мифе о Бальдре варварское отражение мифа о Христе⁶. Вновь возвращаясь к анализу образа Локи, можно отметить, что все вышеперечисленные характеристики архетипа ярко проявляются и в этом мифологическом персонаже. И если С. Буге сравнивал Бальдра с Христом, то Локи вполне может выступать в роли его оппонента — Дьявола.

Следующие качества, которые ярко проявляются в скандинавском боге, это — способность менять облик, зооморфность и оборотничество⁷. Так, участвуя в путешествиях и странствиях богов, Локи зачастую является их спутником и без особых усилий превращается в разных существ. Согласно одному из мифов, изменив пол и превратившись в кобылу, Локи породил Слейпнира — восьминогого коня Одина от жеребца Свадильфари, принадлежавшего строителю Асгарда. Прячась от разгневанного бога грома Тора, Локи превращается в лосося. Чтобы выкрасть омолаживающие яблоки Идунн, бог обмана оборачивается орлом. По просьбе Одина Локи похищает украшение Фрейи Брисингамен, для чего этого ему приходится превратиться в блоху. За эту же драгоценность Локи и Хеймдалль в обличье тюленей борются у камня Сингастейн. А также в мифе о смерти Бальдра Локи принимает облик великанши Тёкк⁸.

Проявления таких черт, как: любовь к злым шуткам, потребность в нарушении правил, предрасположение к уничтожению, оборотничество и провокационное начало — не трудно увидеть во всех мифах о Локи. В одном из фрагментов «Старшей Эдды» говорится о том, как Локи срезает у Сив (жены Тора) её волшебные волосы. Затем, из страха перед Тором, Локи добывает такие же волосы, заставив обманом карликов цвергов (искусных кузнецов) их выковать. Также Локи заключает с цвергами пари, что они не смогут выковать лучших сокровищ для асов, а когда же они выковывают сокровища, Локи убегает от них при помощи башмаков, которые дают возможность быстро мчаться по воздуху и по воде (похожие ботинки имел и греческий мифологический трикстер Гермес). Иногда в мифах вместо ботинок Локи использует другие хитрости, чтобы сбежать от цвергов — берёт соколиное оперение у богини Фригг или Фрейи или сам превращается в птицу. В конце данного мифа Локи все равно оказывается пойманным Тором. Когда Тор его хватает, Локи соглашается, чтобы ему отрезали голову, не касаясь щёк, и так как это физически невозможно, Тор ограничивается тем, что зашивает плуту рот⁹.

В «Младшей Эдде» Локи в сопровождении Одина и Хёнира участвует в приключениях с великаном Тьяцци. В обличье орла великан не позволяет троице приготовить мясо и требует свою часть угощения. Не получив добычу, Тьяцци хватает куски мяса и пытается улететь, но Локи ударяет его палкой, однако руки и сама палка прилипают к телу орла-великана. Так орел уносит вместе с добычей и Локи. Великан соглашается отпустить Локи при условии, что тот доставит ему богиню Идунн и ее золотые яблоки, что даруют молодость. Ради своей свободы Локи заманивает богиню Идунн в лес и обещает ей показать найденные им другие золотые яблоки. Конечно, он обманывает ее — никаких «других» яблок нет и в помине. В лесу ее уже поджидает Тьяцци. Так, Локи передает богиню ему. Однако, оставшись без «молодильных яблок», боги начинают стареть. Разгневанные, они хватают Локи и угрожают убить его, если он не исправит все. Локи одалживает у Фрейи соколиное оперение и летит к Тьяцци. Он похищает Идунн и, чтобы вынести из пещеры, превращает в орех. Так он ее и доставляет обратно в Асгард, а прилетевшего вслед за ним великана асы убивают. За смерть отца пришла мстить его дочерь Скади. Она потребовала предоставить ей мужа из числа асов и поставила «условия мира» — кто-то обязательно должен был рассмешить ее. Конечно же, Скади рассмешил плут-Локи. Сделал он это весьма специфическим образом: привязав бороду козла к своим половым органам¹⁰.

В последнем фрагменте отчетливо прослеживается и смеховое начало Локи, которое свойственно всем героям-трикстерам. Подобное можно увидеть и в «Песне о Трюме» в «Старшей Эдде». Там Локи является спутником Тора в походах и исполняет роль трикстера-помощника. Так, Локи с помощью хитрости помогает Тору вернуть свой молот, похищенный великаном Трюмом. По совету Локи Тор переодевается в одежду Фрейи, которая должна была ехать к Трюму в качестве невесты. Сам же Локи надевает одежду ее служанки. И только благодаря находчивости Локи, им удается обмануть великана и вернуть молот. Как мы видим, в данном мифе также присутствует мотив переодевания. Это отсылает нас к карнавальным традициям и «Празднику дураков», который немыслим без образа трикстера¹¹.

Можно отметить, что все провокационные и злые шутки Локи, описанные в мифах «Старшей и Младшей Эдды», обладают эффектом бумеранга. Локи, создав ту или иную проблему, сам же ее и решает, и любое его действие несет в себе положительный или культурный эффект. Также стоит отметить, что Локи является одним из виновников Рагнарека, что напрямую связанно с его предрасположением к уничтожению¹².

Краткий обзор мифологических сюжетов, связанных с Локи, подтверждает, что Локи является комически-демонической фигурой в скандинавской культуре и содержит в себе черты плута-трикстера с отчетливой хтонически-шаманской окраской. Вместе с тем, Локи обладает и элементами культурного героя. Он участвует в создании первых людей, добывает сокровища и артефакты для богов у цвергов, изобретает рыболовные сети (всё это типичные деяния культурного героя, а «похищение» в архаической мифологии распространенная форма добывания культурных благ). Одновременно Локи проявляет себя и в роли двойника культурного героя, являясь дублером Одина в космологических и этиологических мифах, а также его антиподом в эсхатологических. К тому же Локи в мифе «Смерть Бальдра» предстает прямым антагонистом положительного героя Бальдра и его убийцей.

Локи является посредником между богами и великанами (а также цвергами), он и сам занимает промежуточное звено между асами и великанами (он сын ётуна (великана), но в мифах мы видим его в роли бога). Локи перераспределяет ценности: похищает их у великанов или цвергов для асов и наоборот, благодаря чему и происходит циркуляция этих ценностей между различными мирами. Благодаря этой роли «посредника», а также умению Локи превращаться в животных, рыб, птиц, насекомых и изменять свой пол, в боге обмана можно распознать ключевые трикстерные черты. Да и его шутовские проделки, переодевания и трюки, с помощью которых Локи достигает цели, специфичны для героя-трикстера¹³.

* * *

Рассмотрим теперь трикстера традиционного типа. Его главным отличием от архаического (древнего) трикстера будет то, что его действия и проделки скорее будут разворачиваться в социальной плоскости, а не в сфере космогонии. Традиционный трикстер не будет включен в серию текстов о сотворении мира (в ничтожной доле рассказов и легенд традиционный трикстер является творцом мира, причем чаще всего они имеют пародийный характер), он, в некотором роде, разорван с сакральным контекстом и не является прямым проводником между богами и людьми. Его действия не связаны с «коллективной» пользой (добывание огня, света, воды и т. п.). Даже похищение традиционным трикстером некоторых благ не встраивается в космогоническую картину гармонизации и обновления человеческого бытия. Все действия трикстера направлены на удовлетворение своих потребностей и желаний, при этом демонстрируется амбивалентность данного персонажа. К тому же, архаический трикстер появляется в цикле мифов, а место традиционного трикстера — сказки, новеллы, романы и т. п.

Действия мифологического трикстера напрямую связаны с сакральной и ритуальной семантикой, чего не скажешь о традиционном трикстере. Хотя стоит отметить, что последний имплицитно обладает указанными характеристиками, так как они имманентны архетипу данного образа. Миф, в котором действует мифологический трикстер, создан, чтобы восприниматься как «достоверный», сказка же в своих жанровых основах связана с выдумкой, игрой воображения, и традиционный трикстер в данном контексте будет восприниматься как сказочный (нереальный) персонаж. Отсюда же проистекают ключевые оппозиции, разграничивающие мифологического и традиционного трикстеров: мифическое (доисторическое) время — сказочное (внеисторическое); наличие этиологизма и его отсутствие, или этиологизм субстанциональный — орнаментальный; коллективность (космичность) объекта изображения — индивидуальность¹⁴.

К традиционному трикстеру можно отнести знаменитого Лиса Ренара, героя французской средневековой сатирической эпопеи — «Роман о Лисе». Плод творчества многих поэтов Средневековья, большинство из которых остались неизвестными, считается памятником французской городской литературы конца XII—XIV веков. «Роман о Лисе» представляет собой две дюжины сказок, или «ветвей», которые возникали в разное время между 1175 и 1250 гг. и были искусственно сведены воедино переписчиками и объединены главными персонажами, среди них: лис, волк, лев, медведь, кот, заяц¹⁵. Также стоит сказать, что в дальнейшем образ лиса из Средневекового романа быстро стал прототипом всех последующих лисов-трикстеров в художественной словесности. Лис наделен физическими характеристиками и моральными качествами, которые традиционно приписываются и другим лисицам в народных сказках, баснях и бестиариях, также он совершает действия, относящиеся к области обмана и хитрости, что тоже свойственно почти всем лисицам в народных сказках¹⁶.

Само имя героя — Ренар (Renart), имеющее германское происхождение, можно трактовать по-разному. Первый элемент в имени «Рен», вероятней всего, восходит к общегерманскому корню regin/rain, что означает — «дождь». Однако в некоторых интерпретациях этот же корень соотносят с латинским словом «король» — rex-regis. Второй элемент «ар(т)» восходит к германскому hart/hard, который переводится как: жесткий, закаленный, выносливый¹⁷. Но существует и другая этимология имени лиса: Рейнгард (Reinhard) — что означает «сильный советом», умник, пройдоха. И если обращаться именно к этой интерпретации имени героя, то можно увидеть его принадлежность к образу трикстера («трикстер» с английского переводится как: обманщик, ловкач, пройдоха, плут)¹⁸.

Постепенно имя Ренар в парижском диалекте французского языка как обозначение лиса даже вытеснило исконное слово — «goupil» (из лат. vulpe/vulpiculum), которым традиционно обозначали данное животное (полная замена произошла в XIX веке)¹⁹. Также это было связанно с тем, что, французские крестьяне многих регионов страны издавна считали плохой приметой употреблять имя лиса всуе и для его обозначения прибегали к различного рода эвфемизмам²⁰. Стоит также отметить, что лисица традиционно ассоциируется с хитростью, коварством и обманом. А в некоторых странах это животное даже сравнивают с образом черта.

В основе сюжета «Романа о Лисе» лежат античные басни Эзопа и восточные (индийские) сказки о животных. Задуманный как развлекательный, роман представляет собой пример сатирической литературы Средних веков, обличающий несовершенство власти, церкви и простых людей²¹. И одним из главных обличителей пороков выступает именно Лис Ренар. Его проказы и шутки вскрывают реальную сущность других героев романа, демонстрируют их глупость, жадность и жестокость (подобное можно увидеть и в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Там в роли «обличителей» выступает свита Воланда).

Ренар служит своеобразным катализатором, который выявляет и указывает на пороки Средневекового общества. В произведении показано целое государство человекоподобных животных, которое, на первый взгляд, живет в мире и гармонии. Разрушителем мирной жизни и главным возмутителем спокойствия оказывается центральный персонаж Лис Ренар. В этом проявляется одна из главных черт, свойственных традиционному трикстеру: тот всегда выступает в роли «возбудителя» конфликта и нарушителя спокойствия (так, разрушая старое, трикстер призван менять закоренелые устои общества, подталкивая последнее к дальнейшему прогрессу)²². Лис, воздействуя на окружающее его общество, проявляет и провокационную функцию, которая является одной из основных в архетипе трикстера²³. Здесь можно увидеть схожесть Лиса Ренара с мифологическим трикстером Локи: оба героя нарушают общепринятые нормы и табу. Отличие в том, что действия Локи разворачиваются на космогоническом фоне, а Лиса Ренара — на общественном и культурном.

Стоит также отметить, что при смене автора ветви, поведение главного героя часто меняется (иногда слишком внезапно), также меняется и результат проделок Лиса и отношение автора к этим проказам²⁴. Это делает персонажа многоплановым и двойственным (противоречивым). Поэтому Ренар предстает перед читателем то хитрым обманщиком, который ради личной выгоды и корысти готов на все, то озорником, который совершает шалости только ради удовольствия (ставит игровой процесс выше цели); то героем, который помогает униженным и обездоленным, потешается над жестокими феодалами, восстанавливая справедливость (проявляет черты культурного героя); то Лисом, который с помощью ума и ловкости просто пытается выжить в борьбе против своих недругов. Однако все эти ипостаси не нарушают целостности образа, делая его более привлекательным для читателя: Ренар смог совместить в себе как достоинства, так и многие пороки. «Двойственный образ Лиса обусловлен как его характером (им движет врожденное озорство, которое вообще присуще ему в мировом сказочном фонде), так и его социальной функцией (он — возмутитель спокойствия, который своим поведением, и даже самим своим существованием неизменно разоблачает явные или скрытые пороки окружающих»²⁵. Таким образом, герой выполняет функции, которые свойственны и архетипу трикстера, в нем проявлены: черты культурного героя (архетип Тени), многоплановость, провокационное начало, игровое (творческое) и смеховое начало, любовь к злым шуткам²⁶.

Отличительной чертой лиса является его умение «заговаривать» своих оппонентов (не прибегая к силе, лишь с помощью речи и уловок, Ренар может оставить в дураках любого)²⁷. Так, один из исследователей средневекового романа C. Reichler отмечает: «Ренар не назван «распутником» или «искателем наслаждений» только лишь по той причине, что он ворует, оскорбляет или соблазняет, но потому что он кардинально может изменить ход разговора, помещая собеседника на время в удовольствие, счастливое безрассудство»²⁸. Здесь мы можем заметить, что C. Reichler говорит о том, что, несмотря на все свои скверные деяния, Ренар — внеморален, амбивалентен²⁹.

Здесь можно увидеть еще одну характерную черту для образа трикстера — стремление героя к художественному жесту³⁰. Порой Лис Ренар ставит превыше всего сам «игровой процесс», а не его итог. Однако эта внеморальность проявляется и в том, что Лис обманывает только несообразительных, глупых, плохо владеющих речью. Похожую модель поведения можно увидеть у многих трикстеров, как традиционных, так и современных³¹.

Обращаясь к сюжету романа, стоит сказать, что Лиса и Волка, главных действующих персонажей, представляют в виде «первых сотворенных животных». Пародируя мифологическое «рождение» мира, в прологе к III Ветви комично описана история сотворения всех животных: «мановением руки Ева порождает Волка и Лисицу (Goupil); автор раскрывает перед нами «смысл» этого факта: «Сей лис иносказательно означает Ренара, большого пройдоху. С тех пор всех, кто хитер и ловок, называют Ренаром... Знайте же, что Изенгрин, дядя Ренара, был великий вор... Он иносказательно означает волка, который украл овец Адама. Всех, кто хорошо умеет воровать, по праву называют Изенгрином»»³².

Все это чем-то напоминает сюжет из Старшей Эдды, снова давая нам основания сравнить Ренара с Локи. По сюжету Эдды, творцами мира были Один и Лодур (одно из имен Локи), они же создают и первых людей. Локи — двойник Одина в космологических и этиологических мифах и его антипод в эсхатологических. Позднее они становятся оппонентами (последняя битва во время Рагнарека — борьба добра и зла), но изначально они находятся на одном уровне, и это связанно с тем, что мифология скандинавов не была проникнута моральным пафосом, они не придавали большого значения понятиям добра и зла. Здесь мы видим похожую картину — Лис и Волк присутствуют при возникновении мира, являются первыми сотворенными животными, автор сразу делает из них противников, при этом мы видим, что оба героя не являются образцами морали и чести (один — хитрец, обманщик, пройдоха, второй — вор). При этом героев связывает кровное родство, также как и Одина с Локи (Один и Локи клянутся на крови, после чего боги считают, что они — кровные братья. Далее в Эдде говорится, что они связанны кровью)³³.

Основной сюжетной линией средневекового произведения является борьба хитрого Лиса Ренара с грубым и кровожадным волком Изенгрином, сильным и глупым медведем Бренном, и его насмешки над другими героями. Так, Ренар не стесняется обманывать короля Льва Нобля, смеяться над глупостью священника Осла Бодуэна³⁴. Герои чаще всего имеют одну положительную или отрицательную черту и служат олицетворением некоей доминанты в человеческом поведении: Осел — это глупость, Барсук — благодушие, Медведь — доверчивость, Волк — жестокость, Лев — жадность. Единственный, кто сочетает в себе и положительные и отрицательные качества, — это Лис Ренар. Однако доминирующей чертой героя все же является хитрость. В произведении даже есть такие слова: «Все, кто наделен хитростью и коварством, называются отныне Ренарами»³⁵.

В дальнейшем термин «renardie» появляется в издании Эрнеста Мартена (E. Martin) и несет в себе следующие значения: «отношение к другим» и «поведение обманщика». Исследователь говорит о том, что: «идея обмана рождается благодаря какому-либо непреодолимому желанию будущей жертвы и тесно связана с превосходной способностью Ренара свободно и красноречиво излагать свои мысли. <...> Умение ярко и убедительно высказываться, зачастую кардинально меняя реальность собеседника»³⁶. И здесь мы можем увидеть уже знакомое нам «моделирование ответного поведения» героя-трикстера и связь трикстера и его жертвы отношениями реципрокности (см. анализ статьи «Структура сказочного трюка» Е.С. Новик).

Обзор основных сюжетных линий «Романа о Лисе» и анализ главного героя, подтверждают, что Лис Ренар является характерным представителем образа традиционного героя-трикстера в средневековой литературе, также он оказывается одним из первых трикстеров литературного типа. Большинство литературных трикстеров имеют сходную внешность, модель поведения и черты, которые породил фольклорный и мифологический образ трикстера. Он при помощи хитрости одерживает победу над своими противниками, ставя перед собой главную задачу — достижение личных целей (которые варьируются от добычи пищи и спасения своей жизни до банального развлечения). Ренар демонстрирует способность «соблазнять» словом, хорошо владеет речью, умеет находить в разговоре с противником слабое место, часто подменяет реальность вымыслом и заставляет оппонента в это верить³⁷. Склонен трансформировать плутовство и трансгрессию в художественный жест, выдвигая на первый план художественный эффект. Он внеморален (амбивалентен), в нем проявляются черты культурного героя (заключает в себе архетип Тени), в нем отчетливо прослеживается провокационное начало и многоплановость.

* * *

Еще одно отражение архетипа трикстера в мировой литературе — злой дух, ономастически ассоциируемый с Мефистофелем. Мифология и фольклор разных стран и народов нередко обращались к сюжету заключения союза между демоном и человеком. И образным воплощением этого нарратива являлся «дух зла», который иногда именовался Мефистофелем (Мефисто), а в русском фольклоре он, как известно, именовался чертом, лукавым и т. п. В устном народном творчестве этот злой дух чаще выступает как обманщик, озорник, плут, который нередко сам попадает впросак (вспомним, к примеру, черта из гоголевской «Ночи перед Рождеством»). И Мефистофель в «Фаусте» И.В. Гёте является одним из наиболее ярких воплощений этого архетипа. В этой философской трагедии Мефистофель выступает в роли компаньона Фауста и является его комически-демоническим дублером. Но в целом архетип трикстера не следует путать с многочисленными литературными воплощениями архетипа дьявола, Люцифера, Сатаны и т. д., лишенными необходимых трикстерных свойств — аксиологической амбивалентности и комического начала.

* * *

Некоторые трикстерные черты характерны для героев произведений плутовского романа и комедии положений с ярко выраженным карнавально-смеховым началом. Например, Жиль Блас из «Истории Жиль Бласа из Сантильяны» А.Р. Лесажа, Асмодей в романе «Хромой бес» того же автора, Труффальдино из комедии Карло Гольдони «Слуга двух господ», Фигаро из известных комедий Бомарше «Севильский цирюльник» и «Женитьба Фигаро». Этот персонажный список можно продолжить, хотя следует сделать оговорку, что квинтэссенция трикстерства может воплощаться в литературных героях не в равной мере.

Что же касается русской литературы, то в ряде персонажей XVII—XIX веков можно также увидеть некоторые черты, характерные для архетипа трикстера. Исследователь М. Липовецкий видит трикстерный комплекс во Фроле Скобееве из анонимной повести, в героях романов Михаила Чулкова («Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины»; «Пересмешник, или Славенские сказки»), в героях Василия Нарежного («Похождения российского Жиль Блаза»), в Иване Выжигине из романов Фаддея Булгарина, в Иване Александровиче Хлестакове из «Ревизора» и Петре Ивановиче Чичиков из «Мертвых душ» Гоголя, в Смердякове из «Братьев Карамазовых» и в Петруше Верховенском из «Бесов» Достоевского³⁸.

Возвращаясь к исследованию Липовецкого, хочется отметить, что в большинстве приведенных автором примеров следует говорить лишь о некоторых трикстерных чертах, не определяющих структуру личности указанных персонажей целиком. М. Липовецкий как бы ставит знак равенства между плутовством и комплексом трикстера. Мы полагаем, что этого делать не следует, ибо упомянутые герои в большинстве своем вызывают негативную реакцию, теряя аксиологическую амбивалентность, присущую архетипу трикстера.

Для выстраивания более полной картины трикстерства в XVII—XIX веках подробнее рассмотрим образ Петра Верховенского из романа «Бесы» Достоевского. К тому же, анализ образа Петруши Верховенского позволит нам разобрать на примере некоторые особенности трикстера современного типа (несмотря на то, что рассматриваемый нами герой не будет входить во временные рамки современных трикстеров, которые нашли свое отражение в литературе постмодерна, Верховенский также заключает в себе основные черты данного типа).

Ф.М. Достоевский очень подробно разрабатывал мотив двойничества: автор включал образ двойника почти во все свои произведения — «Преступление и наказание», «Село Степанчиково и его обитатели», «Дядюшкин сон», «Бесы». Эта особенность отмечена и исследователями (А.Л. Бем, Е.М. Мелетинский, А.А. Казаков, В.Н. Захаров). Между тем, двойник заключает в себе не только архетип Тени, но и архетип трикстера. Примечательно еще и то, что Достоевский не только обращается к уже устоявшемуся мифологическому архетипу, но и расширяет его, освещая душевные глубины своих героев.

Так, Петр Верховенский играет роль двойника Николая Ставрогина в романе «Бесы» и проявляет черты, свойственные герою-трикстеру. Петруша совмещает в себе образ шута и «мелкого беса», то есть комическое и демоническое начала. Его доминанта — провокационная функция, а также роль разрушителя (сеятель хаоса). Здесь же стоит отметить умение Верховенского убеждать своих оппонентов, предугадывать реакцию своих жертв, подстраивать новые «ловушки» (трюк — контр-трюк)³⁹. «Главному бесу» удаются почти все его хитрости, и, что важно, Верховенский в итоге избегает наказания попросту «исчезая», оставив после себя в городе смуту и хаос.

Е.М. Мелетинский распределил всех героев-трикстеров на некой шкале «отрицательных — положительных» персонажей⁴⁰. На отрицательном («демоническом») полюсе оказались трикстеры по типу гетевского Мефистофеля, а на противоположном (положительном) полюсе — герои карнавально-плутовского ряда: типа Труфальдино или Фигаро. Не трудно догадаться, что Петр Верховенский будет находиться на демоническом полюсе. Стоит отметить, что, несмотря на демонически-бесовское начало, выбранный герой не теряет свою аксиологическую амбивалентность, присущую архетипу трикстера.

Подобное распределение мы уже видели в исследованиях Ю.Е. Березкина, который, анализируя трикстеров, говорит, что позиция трикстера может быть смещена от центра в любую сторону. Поэтому трикстер может заключать в себе ряд основных свойств, которые подчас противоречат друг другу: он может быть одновременно сильным и слабым, своим и чужим⁴¹. Так, у Верховенского переходом из состояния «слабый (неудачник)» в — «сильный (противник)» является «точка»⁴², где он превращается из несуразного шута в помешанного энтузиаста, который ради своей цели готов смести все на своем пути (из фигляра — в настоящего беса).

Обращаясь к внешнему виду Петруши, не сложно заметить, как он выделяется на фоне остальных персонажей: лицо его кажется «вострым»; несмотря на то, что никто не скажет, что он дурен собой его внешность никому не нравится; мелкие черты лица («глаз вострый, носик маленький и востренький, губы длинные и тонкие»)⁴³. Также, описывая его поведение и манеру говорить, Достоевский пишет: «Как будто какой-то чудак, и однако же все у нас находили потом его манеры весьма приличными, а разговор всегда идущим к делу» (См. Там же). Петруша движется очень торопливо, но при этом никуда не торопится. Также Верховенский и говорит: «скоро, торопливо, но в то же время самоуверенно, и не лезет за словом в карман». При этом, автор делает акцент, что мысли Верховенского спокойны, несмотря на торопливый вид, отчетливы и окончательны («Выговор у него удивительно ясен; слова его сыплются, как ровные, крупные зернышки, всегда подобранные и всегда готовые к вашим услугам. Сначала это вам и нравится, но потом станет противно, и именно от этого слишком уже ясного выговора, от этого бисера вечно готовых слов. Вам как-то начинает представляться, что язык у него во рту должно быть какой-нибудь особенной формы, какой-нибудь необыкновенно длинный и тонкий, ужасно красный и с чрезвычайно вострым, беспрерывно и невольно вертящимся кончиком...»)⁴⁴.

Уже в данном описании Верховенского нетрудно заметить необычные и даже уродливые, «вострые» черты, которые часто фигурируют в образах героев-трикстеров, так как само уродство (или некое отклонение, изъян) — один из первых наглядных признаков героев-трикстеров, включающий в себя мотив шутовства⁴⁵. Примечательно еще и то, как сам Ставрогин говорит Петру Верховенскому о нем же самом: «Я на обезьяну мою смеюсь»⁴⁶. В ответ же Петруша отвечает, ничуть не оскорбившись: «Я-то шут, но не хочу, чтобы вы, главная половина моя, были шутом!»⁴⁷ В данной фразе также можно вновь видеть отсылку к Верховенскому как к двойнику. К тому же сам Петр говорит о своей мошеннической сущности: «Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха!»⁴⁸.

Однако Верховенский не только шут и обманщик, он нечто большее. Как верно замечает Ставрогин: «Есть такая точка, где он перестает быть шутом и обращается в????? <...> полупомешанного»⁴⁹. Полупомешанный или безумец также укладывается в основу архетипа трикстера.

Верховенский не просто революционер, он является зачинателем всеобщего хаоса. Это хорошо видно по его известной речи о смуте, это даже не речь, а своего рода гимн разрушению: «Мы провозгласим разрушение... Надо, надо косточки поразмять... Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая «кучка» пригодится. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал. Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам...»⁵⁰.

Даже сама революционная среда пропитана нравственным хаосом и смутой, о которой так поэтично отзывается Петр. Разврат, пьянство, культ свободной любви, предательство, доносы, слежка, убийство невинных людей ради скрепления кровью участников подполья — все это царит в небольшой революционной группе, которую создал Верховенский. «Весь ваш шаг пока в том, чтобы всё рушилось: и государство, и его нравственность», — говорит Петр⁵¹.

Революционная деятельность Верховенского представляет собой не что иное, как серию жестоких и коварных плутовских проделок. Сюда входит и обман участников группы, и хитрый план убийства Шатова и Лебядкиных (второе Петр осуществляет руками Федьки Каторжного), а также самого Федьки Каторжного. Верховенский ради обеспечения себе алиби подталкивает Кириллова к самоубийству. Все его деяния носят исключительно провокационный характер (устройство «праздника» в доме губернаторши; особенности его поведения с отцом, губернаторшей, со Ставрогиным и другими), а в его речи доминирует неслыханная дерзость и вычурное шутовство. При этом аморальное поведение и поступки Верховенского удивительным образом меркнут перед комичностью и необъяснимым обаянием данного героя, что указывает нам на одну из основных трикстерных функций — трансформация плутовства и трансгрессии в художественный жест.

Все перечисленные трикстерные черты (которые, в частности, свойственны и мифологическому трикстеру) ярко воплотились в герое романа Достоевского «Бесы» Петре Верховенском. К тому же, кроме героя-двойника, трикстер-Верховенский несет в себе образ «злого (возможно даже безумного) гения» и провокатора (провокационная функция). Верховенский, как и его архаические предшественники, предстает перед нами в качестве зачинщика и движителя разрушения и хаоса, с явно выделяющимся смеховым началом. Также стоит указать на то, что, несмотря на наличие демонических (бесовских) элементов в характеристике данного героя, Петруша не теряет свою аксиологическую амбивалентность, присущую герою-трикстеру. Что дает нам основание утверждать, что трикстерная составляющая является одной из граней бесовства.

Таким образом, обозначив ведущие черты и функции героев-трикстеров, а также временные рамки бытования отдельного образа, можно провести классификацию трикстеров по типам: мифологический, традиционный, современный.

Примечания

1. Баландин Р.К. 100 великих богов. Локи. М.: Вече, 2004. Цит. по: URL. Режим доступа: http://www.bibliotekar.ru/100bogov/104.htm. (дата обращения: 11.10.2015).

2. Скандинавская мифология: Энциклопедия. М.: Эксмо, 2004. С. 103—104.

3. Радин П. Трикстер. Исследование мифов североамериканских индейцев с комментариями Юнга К. и Кереньи К... С. 122—126.

4. Старшая Эдда. Младшая Эдда. Исландские саги. Пер. с древнеисландского М.И. Стеблин-Каменский, О.А. Смирницкая. М.: АСТ: Астрель, 2010. С. 15—34.

5. Петрухин В.Я. Мифы древней Скандинавии. М.: ООО Издательство АСТ, 2001. С. 345—364.

6. Скандинавская мифология: Энциклопедия... С. 56—58.

7. Юнг К.Г. О психологии образа трикстера... С. 265—286.

8. Старшая Эдда. Младшая Эдда. Исландские саги. Пер. с древнеисландского М.И. Стеблин-Каменский, О.А. Смирницкая... С. 37—167.

9. Мелетинский Е.М. Культурный герой... С. 432—484.

10. Там же. С. 365—376.

11. Столяров О.О. Природа шутовства // Гаврилов Д. Трюкач. Лицедей. Игрок... Цит. по: URL. Режим доступа: http://www.triglav.ru/forum/index.php?showtopic=84 (дата обращения 20.10.2015).

12. Старшая Эдда. Младшая Эдда. Исландские саги / Пер. с древнеисландского М.И. Стеблин-Каменский, О.А. Смирницкая... С. 180—191.

13. Мелетинский Е.М. Культурный герой... С. 940—943.

14. Мелетинский Е.М. Миф и сказка // Фольклор и этнография. — Л.: Искусство, 1970. — С. 34—45.

15. Там же. С. 9—10.

16. Мелетинский Е.М. Миф и сказка... С. 10—11.

17. Роман о Лисе... С. 10.

18. Там же. С. 11.

19. История хитрого плута, Лиса Рейнарда / Пер. с англ. Л. Шведовой. Вступ. статья Н. Горелова. СПб.: Азбука-классика, 2004. С. 11.

20. Там же. С. 12.

21. История хитрого плута, Лиса Рейнарда... С. 15.

22. Гаврилов Д.А. Трюкач. Лицедей. Игрок. Образ трикстера в евроазиатском фольклоре... С. 7—8.

23. Юнг К.Г. О психологии образа трикстера... С. 265—286.

24. История хитрого плута, Лиса... С. 16—17.

25. Казакова Е.В. Образ Лиса Ренара как воплощение констант средневекового менталитета. Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2012, № 1. С. 77—82.

26. Юнг К.Г. О психологии образа трикстера... С. 283—285.

27. История хитрого плута, Лиса Рейнарда... С. 18.

28. Казакова Е.В. Указ. соч. С. 77—82.

29. Юнг К.Г. О психологии образа трикстера... С. 270—272.

30. Там же. С. 290.

31. Чернявская Ю.А. Трикстер, или Путешествие в Хаос...

32. Казакова Е.В. Указ. соч. С. 79—80.

33. Старшая Эдда. Младшая Эдда. Исландские саги / Пер. с древнеисландского М.И. Стеблин-Каменский, О.А. Смирницкая... С. 193—199.

34. Рейнеке-лис. Поэма XV века / Пер. с нем. Л. Гинзбурга. М.: Художественная литература, 1978. 269 с.

35. Рейнеке-лис. Поэма XV века... С. 13—14.

36. Казакова Е.В. Указ. соч. С. 81.

37. Гете И.В. Рейнеке-лис / Пер. с нем. Л. Пеньковского. М.: Художественная литература, 1984. 192 с.

38. Липовецкий М.Н. Указ. соч. С. 224—245.

39. Новик Е.С. Структура сказочного трюка // От мифа к литературе: Сборник в честь семидесятипятилетия Е.М. Мелетинского. М.: Наука, 1993. С. 145—160.

40. Мелетинский Е.М. Предки Прометея. Культурный герой в мифе и эпосе // Вопросы истории мировой культуры. М.: Вестник мировой истории культуры 1958, № 3. С. 114—132.

41. Березкин Ю.Е. Трикстер как серия эпизодов // Studia ethnologica. Труды факультета этнологии. СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге, 2004. С. 98—165.

42. Достоевский Ф.М. Бесы // Собрание сочинений в пятнадцати томах. Т. 7. Ленинград: Наука, 1990. С. 193.

43. Достоевский Ф.М. Бесы... С. 70.

44. Достоевский Ф.М. Бесы... С. 70.

45. Ходжаш С.И. Скарабеи с изображениями бога Беса // Мировая культура: Традиции и современность. М.: Восточная литература, 1991. С. 91—99.

46. Достоевский Ф.М. Бесы... С. 405.

47. Там же. С. 408.

48. Там же. С. 324.

49. Достоевский Ф.М. Бесы... С. 193.

50. Там же. С. 166.

51. Там же. С. 463.