Иван Бездомный фигурирует уже в самой первой редакции романа 1928—1929 гг. Но там, по сравнению с окончательным вариантом романа, его образ несколько снижен. Так, в сцене беседы с Воландом на Патриарших прудах Иван, понуждаемый им, растаптывает нарисованное на песке изображение Иисуса Христа, причем последней каплей, толкнувшей его на это, становится оскорбительное для него определение «интеллигент»1.
В третьей редакции романа 1932/1933—1936 гг.2 сюжетная канва событий, связанная с образом Ивана Бездомного, несколько иная. В лечебнице к Иванушке приходит не Мастер, а Воланд; пребывание его там, вероятно, заканчивается смертью, поскольку в сцене шабаша Маргарита видит появившегося там мертвого Иванушку, который просит Воланда даровать ему встречу с Иешуа, но для того, чтобы заслужить это, Иванушка, по решению Воланда, в наказание за свое первоначальное неверие должен прежде проскитаться слепым тысячу лет3.
Одним из реальных прототипов Ивана Бездомного, по мнению исследователей, был поэт А.И. Безыменский4. Литературные параллели сюжетной линии Ивана Бездомного в романе «Мастер и Маргарита», как считает Б.В. Соколов, обнаруживаются в романе Ч. Метьюрина «Мельмот-скиталец» и в поэме Гете «Фауст». В романе Метьюрина один из его героев, Стентон, согласно предсказанию Мельмота, продавшего душу дьяволу, попадает в сумасшедший дом, где и происходит их следующая встреча. С поэмой Гете близость обнаруживается в отношении одного из ее сюжетов — истории студента, пришедшего учиться у Фауста и ставшего, неожиданно для себя, учеником Мефистофеля5.
Все исследователи единодушно отмечают преображение Ивана Бездомного под воздействием произошедших с ним событий, но результат его оценивают по-разному. Можно выделить две основные точки зрения по поводу авторской оценки роли Ивана Бездомного в романе: оптимистическую и пессимистическую.
Представителями первой точки зрения являются П. Палиевский, О.Н. Михайлов, О. Солоухина, Е.А. Яблоков, В.Г. Боборыкин, положительно оценивающие произошедшие с Иваном Бездомным изменения6. Следует отметить, что некоторые из этих авторов — О.Н. Михайлов и О. Солоухина связывают образ данного героя с известным персонажем русского фольклора — Иванушкой-дурачком7. О. Солоухина, кроме этого, находит в образе Ивана Бездомного связь с традицией юродства на Руси. Превращение его в ученого-историка, как она полагает, означает возвращение Иванушки к своим корням, народной культуре8. По мнению Е.А. Яблокова, в данном случае речь должна идти о приобщении Ивана не к народной культуре, а, шире, к общечеловеческим ценностям. Образ исторической науки как символа «связи времен», олицетворяемый Иваном Николаевичем Поныревым, является, как считает Е.А. Яблоков, важнейшим для Булгакова в контексте смены этических ориентиров в связи с разрушением двухтысячелетнего мифа о Христе и необходимости строить взаимоотношения людей с миром на новой основе. По его мнению, Иван, став историком, продолжает дело Мастера, но не как писателя, а как ученого, так как Мастер сочетал в своей работе научный и художественный подходы. При этом ученик Мастера не искажает, подобно Левию Матвею, завещанные ему идеи, а развивает их, идя по другому пути. Мучительный для Ивана Николаевича Понырева период весеннего полнолуния Е.А. Яблоков объясняет борьбой в нем сознательного и подсознательного начал — «ложной» гармонии (наличной реальности) и «истинной» дисгармонии (интуитивно ощущаемой бесконечности). Исследователь придает большое значение роли данного персонажа в произведении, рассматривая его в заключительных эпизодах романа как обобщенное отражение вечного пути человечества в познании истины9.
Иная точка зрения выражена в работах Г.А. Лесскиса и Б.В. Соколова. По мнению Г.А. Лесскиса, как Мастер оказывается духовно слабее Иешуа, так и его ученик — Иван Бездомный слабее ученика Иешуа Левия Матвея. Он не исполнил завещанного ему Мастером, не написал продолжения его романа, наоборот, он «вылечился» и только раз в году во сне он возвращается к открывшейся ему части Истины Мастера, которую он вновь забывает при пробуждении10. В целом созвучную точку зрения по данному образу высказывает Б.В. Соколов. По его мнению, Бездомный, став учеником Мастера, а также в определенной степени Иешуа11 и Воланда12, не усвоил всех их уроков. Отказавшись, как и обещал Мастеру, от стихотворчества и став человеком науки, он так и не восходит к вершинам познания. Способности к подлинному творчеству лишает Ивана Николаевича Понырева поразившая его бацилла всезнайства. Все происшедшие с ним невероятные события, в реальность которых он поверил, теперь профессор Понырев объясняет воздействием гипноза со стороны шайки преступников. По мнению Б.В. Соколова, в образе Ивана Бездомного выразился глубокий скептицизм Булгакова в отношении надежд части русской интеллигенции на возможность перерождения к лучшему тех, кто был поднят к культурной и общественной жизни революцией13.
Промежуточное положение между двумя указанными противоположными подходами по поводу эволюции Ивана Бездомного занимает А. Кораблев. Он считает, что Бездомный, выбрав своим учителем Мастера, возвращается в конце романа на позиции своего первого наставника Берлиоза, становясь таким же ученым и всезнающим, как он14.
Как и большинство исследователей, мы склонны положительно оценивать произошедшие с Иваном Бездомным изменения. Встреча с Воландом коренным образом изменяет его жизнь. Что ждало бы в дальнейшем начинающего поэта, не имеющего никаких знаний, но обладающего большой активностью и уверенностью в своей правоте и находящегося под благожелательным покровительством высокопоставленного литературного приспособленца Берлиоза? С той позиции абсолютного невежества, на которой находится Бездомный, Берлиоз должен представляться ему образцом интеллектуального и культурного развития. На образе Берлиоза подробнее мы остановимся позже, а пока отметим, что лучший из возможных вариантов развития Ивана в начале романа представляет превращение его в очередного Берлиоза. Почему лучший? Потому что худший — это отказ даже от такого ограниченного, выхолощенного развития при сохранении дремучего невежества в сочетании с агрессивностью. А Берлиоз не агрессивен, обладает определенным кругом знаний, но его знания мертвы, догматичны. Круг его представлений замкнут, удобен для их владельца, максимально приспособлен к условиям окружающей жизни и не пропускает в себя ничего нового, непривычного. Общаясь с Берлиозом, Бездомный перенимает не только свойственные ему воззрения, но и соответствующее берлиозовское отношение к жизни. Но события, происшедшие на Патриарших прудах, пресекают дальнейшее развитие Ивана Бездомного по этому пути. При чтении романа возникает такой вопрос: зачем понадобилась в богатом самыми невероятными, фантастическими происшествиями, но при этом достаточно сдержанном в описании даже наиболее драматических моментов романе картина ужасающей своей жестокостью и натуралистическими подробностями гибели Берлиоза?15 Следует отметить, что в ранних редакциях эта сцена была дана в еще более кровавом изображении. На наш взгляд, ужасная смерть Берлиоза под колесами трамвая в сочетании с предыдущей дискуссией с загадочным иностранцем сыграла для Ивана Бездомного роль шоковой терапии. В науке известна такая особенность человеческой психики, когда какой-то отдел памяти, связанный с неприятными, болезненными для человека воспоминаниями, подсознательно блокируется. В связи с этим затормаживаются участки мозга, которые отвечают за те виды деятельности, память о которых заблокирована. На этой особенности строятся некоторые современные методы лечения от наркомании, алкоголизма, табакокурения с помощью шоковой терапии, когда в подсознание пациента направленно закладывается отвращение к прежним привычкам, занятиям. Это делается путем образования в мозгу с помощью внушения устойчивой связи между той стороной прежней жизни, от которой необходимо человека избавить, и чем-то, что однозначно вызывает у него резкую отрицательную реакцию — ужас, отвращение, ненависть. В данном случае, возвращаясь к роману, в роли такого пациента выступает Иван Бездомный, врача — по-видимому, Воланд с помощниками, а вместо внушения используется наиболее простой и действенный способ — яркая, запоминающаяся кровавыми подробностями и потрясающая своей неожиданностью картина гибели того, кто еще недавно был главным авторитетом, причем, как можно предположить, не только в вопросах литературы, но, шире, в плане миропонимания. Причем, следует отметить, это гибель не просто человека, а носителя определенной точки зрения, проявившейся в непосредственно предшествовавшем ей споре, гибель, свидетельствующая о ее неправоте. Правда, сеанс воздействия на пациента в этом случае не ограничился одной только запечатлевшейся в его мозгу увиденной кровавой картиной, а растянулся в цепь эпизодов, включающих в себя и погоню за Воландом по Москве, и скандал в ресторане Дома писателей, и объяснения с профессором Стравинским в его лечебнице, и, наконец, встречу там с Мастером. Но дело в том, что в данном случае речь идет не об избавлении от какой-либо одной вредной привычки, допустим, курения, а о перестройке миропонимания, изменении всего образа жизни.
Таким образом, исходя из вышесказанного, если рассматривать трансформацию собственно образа Ивана Бездомного в романе под влиянием происшедших с ним событий, то можно, по нашему мнению, говорить об изменении данного персонажа в лучшую сторону. Но если рассматривать этот образ в контексте категории ученичества, распространенной в романе, как составной элемент структурной связи «учитель-ученик», то здесь, как нам кажется, следует говорить о пессимизме Булгакова, выраженном посредством данного образа. Для определения отношения автора к этому герою нужно, по нашему мнению, проводить сравнение не между учениками Иешуа и Мастера — соответственно, Левием Матвеем и Иваном Бездомным, как это делал Г.А. Лесскис, а между теми, кто сопряжен в цепочке преемственности, передачи истины — Иешуа, Мастером, Бездомным. Мысль указанного автора о взаимоотношении образов учителей и учеников мы бы сформулировали несколько по-иному: как Мастер оказывается духовно слабее Иешуа, так и Иван Бездомный не дотягивает до уровня Мастера (а не Левия Матвея, как указывает Г.А. Лесскис)16. И здесь дело не конкретно в Иване Бездомном, его личностных духовных качествах. На наш взгляд, пессимизм Булгакова направлен на современное ему общество, где разворачивается действие большей части его романа. Единственным остающимся в живых из положительных героев «Мастера и Маргариты» оказывается Иван Бездомный — Иван Николаевич Понырев. Может быть, именно поэтому и остается он в живых, что открывшаяся ему посредством рассказа Воланда и романа Мастера истина блокируется в его памяти, и только раз в году, во сне, лунная дорога, ведущая в мир вечной истины — потусторонний мир, открывается, и он видит тех его обитателей, с кем когда-то столкнула его судьба. Кого? — это навсегда останется для него до конца не разрешенным вопросом, в ответе на который он будет колебаться между логически приемлемым для себя и окружающих объяснением и верой в то, что когда-то именно ему открылось. В этом обществе истина не нужна, развитие его, как показывает сопоставление сменяющих друг друга героев, носителей нравственного начала, в целом идет вниз. Видимо, эволюция невежественного Ивана Бездомного в ученого-историка Ивана Николаевича Понырева — это максимум возможного из того, чего он мог достигнуть в окружающих его условиях, не повторив трагической судьбы своих предшественников. Но поток лунного света, заливающий Ивана Николаевича в ночь весеннего полнолуния, это не до конца притворенное окно в мир истины дает надежду на то, что эта дорога полностью для нас не закрыта.
Время, в которое мы живем, создает такое впечатление, что будто вся стихия сатанинского праздника выплеснулась в реальную жизнь, и бал тут правят его гости — убийцы, предатели, кровопийцы, то есть преступники всех мастей. Стали реальностью как будто возвратившиеся из прошлого жестокие фанатики Каифы. Интеллигенция во многом превратилась в послушных приспособившихся Берлиозов, а многие молодые люди, лишенные прошлого, стали Иванами Бездомными, восполняющими агрессивностью свое невежество. Но после крайней точки падения обычно в истории наступает постепенный, медленный подъем. И как для Ивана Бездомного у Булгакова не все еще потеряно, пока есть открывающаяся для него хотя бы во сне, хотя бы раз в году, лунная дорога, так и для нынешних Бездомных еще сохраняется надежда на обретение ими своего дома и своего настоящего «я», пока есть еще луч света, луч истины, в качестве которого выступают бессмертные творения культуры, в том числе роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».
И еще на одном моменте, связанном с образом Ивана Бездомного, нам хотелось бы остановиться. Исследователи многократно отмечали, как это уже указывалось нами ранее в обзоре историографии, особенности композиции «Мастера и Маргариты» — роман в романе. Но эта и без того оригинальная и сложная композиция у Булгакова усложняется не цельной подачей содержания внутреннего романа, а разбивкой произведения Мастера на отдельные части, первая из которых предстает перед нами в изложении Воланда (собственно, если придерживаться текста романа Булгакова, это не пересказ части романа Мастера, а рассказ очевидца о событиях, легших в основу мифа о Христе, но, поскольку его повествование полностью совпадает с текстом Мастера, что позже подтверждается последним, то это дает нам право рассматривать рассказ Воланда — «Евангелие от Воланда» — как смысловую аналогию первой части романа Мастера), вторая — во сне Ивана в лечебнице и, наконец, последняя — уже как собственно роман Мастера, воскрешенный Воландом, точнее, его окончание, которое читает Маргарита. Мы уже отмечали ранее, что роман Мастера выступает для всех героев «Мастера и Маргариты», соприкасающихся с ним в той или иной форме, прямо или косвенно, как некая изначальная первичная субстанция, выявляющая в них их истинную, первоначальную суть, скрытую под наслоениями, накладываемыми окружающей средой. Через это проходит и Бездомный. Рассказ незнакомца на Патриарших прудах о Пилате и Иешуа, взволновавший Бездомного, выступает как составная часть комплексного воздействия на него, изменяющего направление его дальнейшего развития. Вторая встреча Ивана с событиями, составившими содержание романа Мастера, происходит во сне, когда он уже находится в психиатрической лечебнице. Это дальнейшее знакомство с услышанной от сатаны историей идет в русле той трансформации данного образа, начало которой было задано на Патриарших прудах, но почему оно происходит именно во сне? Прямо ответить на этот вопрос, исходя из содержания романа, нельзя: получение Иваном Бездомным информации о продолжении истории о нищем проповеднике и могущественном властителе именно в такой форме, во сне, не является необходимостью, диктуемой логикой развертывания событий в предшествующей части романа; четкого ответа на него нет и в историографии «Мастера и Маргариты». Конечно, можно просто сослаться на волю автора, пожелавшего именно таким образом построить свое произведение, но и авторский замысел должен на чем-то основываться. Нам представляется возможным для понимания роли сна в семантике произведения в очередной раз обратиться к данным этнографии — науки, не смежной с литературоведением, но, тем не менее, в определенных случаях могущей помочь в выяснении смысла некоторых «темных мест» в романе.
В представлениях многих народов мира, зародившихся в древности и сохраняющихся в быту до наших дней, состояние сна семантически равнозначно смерти. Сон — это «малая», «временная» смерть, когда душа ненадолго покидает тело, а потом вновь в него возвращается, в отличие от настоящей смерти, когда связь души с телом прерывается полностью. В романе смерть вводит его персонажей — Мастера и Маргариту — в вечное царство истины, где все предстает в своем подлинном виде — и Воланд, и его сопровождающие, и сами герои17. Сон, как «малая» смерть, на время приобщает испытывающих это состояние, в частности, Ивана Бездомного, к миру истины.
Почему для воздействия на него выбрана именно история Пилата и Иешуа? Во-первых, потому, что он сам прикоснулся к этой теме, написав поэму о Христе, искажающую его образ, и ему дается таким образом возможность узнать правду о нем; а, во-вторых, потому, что в этом моменте человеческой истории, отделенном от современности двухтысячелетним промежутком, воедино сошлись предельно обнаженные основные ценности и противоречия всего последующего развития человеческого общества — истина и ложь, естественность и приспособленчество, самопожертвование и предательство, трусость и мужество, сила духа и сила власти, терпимость и фанатизм, правда одного человека и интересы всего общества в понимании его отдельных представителей, осуществляющих властные функции, и т. д. При этом события, происшедшие в древнем Ершалаиме, даны не в пышном флере бьющего в глаза героизма, назидательных поучений и однозначных оценок, а в своем естественном подлинном виде, как это бывает в повседневной, обычной жизни, поэтому и такому человеку, как Иван Бездомный, малообразованному, простому, их содержание доступно и понятно.
Мы не можем однозначно утверждать о знакомстве Булгакова с содержанием некоторых языческих представлений, в частности, связанных с пониманием сна, хотя, учитывая глубокую эрудицию автора «Мастера и Маргариты» и широкое использование им в качестве источников при работе над романом работ по истории христианства (а подобные воззрения, зародившись в древности, сохранялись как пережитки и на этапе существования монотеистических религий, в том числе, христианства) такую возможность полностью исключать нельзя, но можно, как нам кажется, констатировать тот факт, что некоторые народные религиозные представления, берущие свое начало в язычестве, ложатся в русло идейной конструкции романа.
Примечания
1. См. Булгаков М. Великий канцлер. Черновые редакции романа «Мастер и Маргарита»... С. 239—240.
2. По классификации М.О. Чудаковой и В. Лосева.
3. См. Чудакова М.О. Творческая история романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»... С. 236; Булгаков М. Указ. соч. С. 152—153.
4. См. Соколов Б.В. Указ. соч. С. 216—217, 218, 220.
5. См. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова... С. 398; Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия... С. 216.
6. См. Палиевский П. Последняя книга М. Булгакова // Наш современник. 1969. № 3. С. 116—119; Михайлов О.Н. Страницы советской прозы... С. 119—120; Солоухина О. Указ. соч. С. 176—177; Яблоков Е.А. Указ. соч. С. 29—30; Боборыкин В.Г. Указ. соч.
7. См. Михайлов О.Н. Там же; Солоухина О. Указ. соч. С. 176.
8. См. Солоухина О. Указ. соч. С. 176—177.
9. См. Яблоков Е.А. Указ. соч. С. 29—30.
10. См. Лесскис Г.А. Указ. соч. С. 59.
11. См. Соколов Б.В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»... С. 34.
12. См. Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия... С. 218.
13. См. Соколов Б.В. Указ. соч. С. 217—218.
14. См. Кораблев А. Указ. соч. С. 36.
15. Существуют различные мнения исследователей, связанные с этим эпизодом романа М.А. Булгакова. На них мы остановимся позже, при рассмотрении образа Берлиоза.
16. См. Лесскис Г.А. Указ. соч. С. 59.
17. Вопрос о структуре мироустройства и о соотношении с ней нравственных и философских ориентиров и ценностей мы рассмотрим в заключительном параграфе нашей работы, посвященном общей нравственно-философской концепции произведения.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |