В «Мастере и Маргарите» ярко выражены и некоторые музыкальные закономерности церковных пассионов. Так, можно отметить, что в романе воплощены интонационные сферы, типичные для музыкального языка церковных пассионов. М. Друскин в книге «Пассионы и мессы И.С. Баха» говорит о трех интонационных сферах церковных страстей: «Постепенно, однако, дифференцировались три сферы декламации, призванные отделить партии повествователя (celiter — текуче) от слов Иисуса (tarde — медленно, мягко) и от реплик других персонажей (suprema voce — высоко, громко)» [21, с. 35].
Говорит исследователь и о том, что «подобно тому, как в живописи произведения на подобный сюжет генетически связаны с иконописью, так и музыкальные пассионы зародились в практике церковного (католического) обихода и возникли еще в IV веке» [там же, с. 34]. «Итак, еще в раннем Средневековье утвердился псалмодический тип "страстей"» [там же, с. 35] — заключает М. Друскин.
Подобный мелодический тип полупения-полуречитации ярко воплощен и в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Уже говорилось о том, что партия Евангелиста переходит от одного персонажа к другому: Маргарита нараспев и громко повторяет отдельные фразы романа мастера; Азазелло читает ее мысли в Александровском саду; Воланд, произносит фразу о Понтии Пилате (конец главы «Никогда не разговаривайте с неизвестными»), которая затем открывает одноименную главу «Понтий Пилат». «Монотонно» (с. 35) говорит Понтий Пилат в главе 2, «монотонно пел» (с. 274) и Коровьев-Фагот в главе «Великий бал у сатаны», приветствуя гостей Воланда. Нараспев и громко, монотонно, «про себя», в авторской речи говорятся отдельные фразы романа мастера. Неторопливость повествования, монотонная эпическая размеренность отличает и само звучание фраз-лейтмотивов из иерусалимских глав с точки зрения их литературного языка.
Особое же значение среди воплощений в романе фигуры Евангелиста приобретает образ Маргариты (она читает книгу Евангелия — роман мастера). Важное значение в данном контексте приобретает замечание Друскина о том, что «мелодический тон» речи Евангелиста может проникать в партии остальных исполнителей «пассионов-страстей» [21]. Рассмотренные примеры позволяют сделать вывод о том, что полупение-полуречитация становится сквозной лейтинтонационной моделью в романе.
Не только «мелодический тон» речи Евангелиста, но и словесные лейтмотивы из книги Евангелия (романа мастера) проникают в «партии» остальных действующих лиц. Можно говорить, в частности, о том, что в романе получает воплощение тип так называемых «мотетных страстей», особенность которых состоит в полифонизации звучащей ткани. Так, на уровне полифонической структуры произведения нами было отмечено ранее значение фраз романа мастера, становящихся постоянной составляющей «полифонического многоголосия». Очень показательна с данной точки зрения динамизация фактуры последней — третьей части музыкально-полифонической формы — многоголосным повторением в бесчисленных диалогичски-имитационных формах мотива «О боги, боги!» и его вариантов. Полифонические приемы воплощены и в отношении «серии» романа мастера — уменьшение, диминуирование фразы о Понтии Пилате и увеличение, разрастание фразы «Тьма...», символизирующее восстановление книги Евангелия (или возрождение созданного мастером слова).
Следующее действующее лицо церковных пассионов — Христос — и его «интонационная речь» также отражены в романе. При этом образ Иешуа в романе носит более эпизодический характер, в отличие от сквозного образа Понтия Пилата, наряду с другими персонажами выполняющего роль Евангелиста (немаловажно замечание о том, что роман мастера — «о Понтии Пилате»).
Булгаков точно следует характеру интонационно-музыкальной речи Христа в церковных пассионах (tarde — медленно, мягко). При этом ремарка мягко запечатлена в речи Понтия Пилата, смешиваясь с монотонной речью Евангелиста (celiter — текуче):
— Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, — произнес Пилат мягко и монотонно. (С. 35).
Отсутствие четкого закрепления каждой из отмеченных сфер декламации за конкретным действующим лицом — черта «пассионов» романа Булгакова, обусловленная невозможностью четко следовать канонам музыкального жанра в пределах литературного произведения, а также смешением принципов «народных представлений» — пассионов — и церковных «страстей».
Уже отмечалась нами множественность воплощений в романе фигуры Евангелиста. В речи же Христа присутствуют черты звукового образа толпы, отмеченные в церковных страстях ремаркой «высоко, громко» (suprema voce):
— Да, Левий Матвей, — донесся до него высокий, мучающий его голос. (С. 36).
Звуковые аллюзии толпы (turbae) слышатся и в речи Маргариты, при этом они также смешиваются с «музыкальным тоном» Евангелиста. Так, неоднократно упоминалось о том, что Маргарита нараспев и громко повторяет отдельные фразы романа мастера.
Ремарка громко и высоко может олицетворять саму идею «шумовой» музыки: визг, крик, звон разбитого стекла оформляют шумовые кульминации романа. Символично, что подобные звуковые категории представлены и в звучании толпы в главе «Понтий Пилат», становясь «звуковой серией» всего произведения.
Музыкальная речь Евангелиста и звучание толпы, таким образом, становятся постоянной звуковой составляющей романа в партиях различных действующих лиц. Подобная особенность сквозного характера интонационных моделей связана и с одной из важнейших тенденций оформления музыкального пространства романа как «музыки сознания».
Можно провести некоторые параллели и со стилистикой пассионов И.С. Баха, который «не столько рассказывает о произошедшей драме [...] сколько с огромной душевной болью воплощает чувства, вызванные человеческой несправедливостью, и, сострадая, размышляет о смерти и жертве искупления. Его "страсти" — это своего рода фантазии [...] написанные по прочтении евангельского текста» [там же, с. 39].
Яркий пример тому — фраза от автора «О боги, боги!» в последней главе романа (эта фраза звучит эмоционально и в речи Понтия Пилата, являясь одним из важнейших смысловых лейтмотивов, связанных с образом римского прокуратора). Само строение фраз Пилата «О боги, боги!», а также «О, яду мне, яду!» запечатлевает яркую эмоциональность рельефных театральных реплик.
Присутствует в романе «Мастер и Маргарита» и фантазийность общего построения. Нерегламентированность композиции (а также четкого разделения интонационно-декламационных сфер) сочетается с композиционными закономерностями церковных пассионов. Так, известно, что церковные «страсти» начинаются и заканчиваются звучанием хора толпы. Звучание толпы открывает и повествование иерусалимских глав в романе Булгакова (глава «Понтий Пилат»). «Хор толпы» в пении работников филиала «Славное море, священный Байкал» (глава «Беспокойный день»), а также славления римского прокуратора (глава «Казнь») отвечают в музыкальном плане пению церковных славословий в заключении романа мастера (глава «Погребение»).
Таким образом, анализ произведения Булгакова с точки зрения воплощения в нем жанра пассионов позволяет сделать вывод о смешении принципов музыкально-церковных и театрализованно-народных страстей.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |