В ночь на 21 декабря 1924 года Булгаков написал в своём дневнике загадочную фразу, в которой упомянул о некой К., жившей недалеко от дома в Чистом переулке, где он квартировал в то время:
«Около двух месяцев я уже живу в Обуховом переулке в двух шагах от квартиры К., с которой у меня связаны такие важные, такие прекрасные воспоминания моей юности и 16-й год и начало 17-го».
Подробности этой истории описаны в книгах «Дом Маргариты» и «Булгаков и княгиня». Выяснилось, что таинственной К. была княгиня Кира Алексеевна Козловская, которая в 1913—1917 годах жила в доме № 6 по Обуховому, ныне Чистому, переулку. Кира Алексеевна была дочерью действительного статского советника, камергера Алексея Сергеевича Блохина и Елены Карловны Герике, дочери петербургского купца с немецкими корнями. В 1912 году она вышла замуж за князя Юрия Михайловича Козловского.
В доме № 15 по Никитскому бульвару княгиня Кира Алексеевна Козловская и её муж поселились сразу же после свадьбы в июле 1912 года. Поблизости, в доме № 19 в это же время жили свёкор и свекровь Киры Алексеевны — князь Михаил Ионович Козловский и княгиня Александра Михайловна Козловская, фрейлина из свиты государыни-императрицы, урождённая Лонгинова. Личность статс-секретаря Михаила Лонгинова невозможно обойти вниманием, коль скоро речь зашла о Воланде и его «бандитской шайке» из романа Михаила Булгакова. Вот какую характеристику дал Лонгинову известный артист и библиофил Николай Павлович Смирнов-Сокольский:
«Михаил Николаевич Лонгинов — библиограф и книголюб, автор множества заметок и статей о книжной старине. В круг литераторов он попал с детства. Его репетиторов по русскому языку был молодой Гоголь. В своё время в обществе его любили. Он был весёлый, общительный молодой человек, прославившийся как автор неприличных по содержанию стихотворений... К концу пятидесятых годов он резко порывает связи с демократическим и либеральным лагерями... По всему видно, что он делает это ради чиновничьей карьеры, которая быстрыми шагами идёт в гору... В 1871 году — начальник Главного управления по делам печати, главный цензор русской литературы. С яростью ренегата Лонгинов обрушил всю силу своего мракобесия на несчастную печать. Его свирепость удивляла даже видавших виды старых цензоров. Уничтожение книг стало его манией».
Судя по всему, Михаил Николаевич не знал, что рукописи не горят, и не догадывался, что когда-нибудь наступит время и тех, кого он унижал, помянут добрыми словами, ну а свирепый цензор заслужит всеобщее презрение.
Однако вернёмся к дому № 15. Прежде этот дом принадлежал вдове статского советника Марии Дюгамель. Известный проповедник ультрареакционных идей Иоанн Кронштадтский был частым её гостем. Затем земельным участком завладел архитектор Александр Гребенщиков, а дом некоторое время пустовал — так было до тех пор, пока вегетарианцы не устроили в нём свою столовую.
Вот как восторженно приветствовал единомышленников один из новоявленных членов этого сообщества:
«Я обыватель, я всего один год вегетарианец. Я стал вегетарианцем, когда познакомился с этой столовой, которая была на Никитском бульваре. Я пошёл сюда, нашёл здесь свет, нашёл здесь идею, нашёл здесь веру и благородное отношение к себе самому».
Однако вскоре любители здоровой пищи перебрались в Газетный переулок, и в дом въехала семья князей Козловских.
С Никитского бульвара семья княгини Киры Алексеевны Козловской перебралась на Пречистенку. Последовав за ними, мы не сможем пройти мимо ещё одного знаменитого дома, стоящего на углу Пречистенки и Обухова переулка — он стал прототипом Калабуховского дома из повести «Собачье сердце». Однако есть основания считать, что внутреннее убранство Калабуховского дома Булгаков «позаимствовал» из дома № 13 по Пречистенке — там есть мраморные ступени в вестибюле, там есть двенадцать квартир, которые упомянуты в повести, а в доме № 24 было только восемь квартир. Слово «Калабухов» могло образоваться из фамилии реального владельца дома, Семёна Калугина, и названия переулка. Впрочем, реальный Михаил Калабухов жил в ту пору на Кузнецкой улице в Москве. Это был ничем не примечательный купец, занимавшийся перевозками грузов.
А в доме № 24/1, описанном в повести «Собачье сердце», жили Михаил и Николай Покровские, дядья Михаила Булгакова. Булгаков не раз бывал здесь ещё до переезда в Москву, навещая родственников. Один из дядьёв был гинекологом, другой — специалистом по венерическим болезням.
Как уже было сказано, в 1924 году Булгаков и Любовь Белозерская жили во флигеле дома № 9 по Чистому (Обухову) переулку, на углу с Большим Левшинским переулком. Здесь были написаны повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце». До 1913 года дом принадлежал княгине Аине Девлет-Кильдеевой.
Этот дом купил Павел Авцын, совладелец торгового дома «П.И. Авцын и Ko» и директор электростанции фирмы «Феттер и Гинкель», монопольного поставщика электроэнергии на территории Ростова. После переезда в Москву Авцын стал председателем правления общества «Телефон» и членом правления американской фирмы «Глобтроттер», занимавшейся производством изделий из фибры. Понятно, что хозяин невзрачного двухэтажного дома жил не здесь — его квартира располагалась в доходном доме князя Горчакова на Страстном бульваре. Княгиня Девлет-Кильдеева и её дочь в 1924 году уже не числились в списках жителей Москвы. Поэтому предположение Любови Белозерской о том, что княгиня доживала свой век в одной из комнат дома № 9 в Обуховом переулке, не соответствует действительности.
Из воспоминаний Любови Белозерской:
«Мы живем в покосившемся флигельке во дворе дома № 9 по Обухову, ныне Чистому переулку. На соседнем доме № 7 сейчас красуется мемориальная доска:
«Выдающийся русский композитор Сергей Иванович Танеев и видный ученый и общественный деятель Владимир Иванович Танеев жили и работали в этом доме».
Мы живем на втором этаже. Весь верх разделен на три отсека: два по фасаду, один в стороне. Посередине коридор, в углу коридора — плита. На ней готовят, она же обогревает нашу комнату. В одной комнатушке живёт Анна Александровна, пожилая, когда-то красивая женщина. В браке титулованная, девичья фамилия её старинная, воспетая Пушкиным. Она вдова (графиня)».
В 1916 году в доме № 8 по Обуховому переулку квартировал некто Михаил Кутанин, врач, ассистент психиатрической клиники Императорского Московского Университета. Сын действительного статского советника и предводителя уездного дворянства, он дожил до преклонных лет, несмотря на кадровые чистки и репрессии.
Есть основания считать, что Булгаков был знаком с Кутаниным. В двадцатые годы Кутанин увлекался эвропатологией, изучением генетических корней гениальности и её связи с психопатологией, опубликовав по этой теме ряд статей: «Бред и творчество», «Гений, слава и безумие». Примерно ту же тему затрагивает и монография, написанная в послевоенные годы: «Синдром многописательства». Впрочем, анализ научных достижений основателя саратовской школы психиатрии — не наше дело. С другой стороны, эти понятия — гениальность, бред, слава и безумие — не они ли положены в основу истории Мастера в «закатном» романе Михаила Афанасьевича?
Михаил Кутанин мог сообщить Булгакову полезные сведения, которые были использованы при создании повести «Собачье сердце». Как известно, профессор Преображенский увлекался евгеникой — методами улучшения наследственных качеств человека и последующих поколений. А между тем, саратовское евгеническое общество, основанное в 1923 году, возглавлял тот самый Михаил Кутанин.
Знакомство Михаила Булгакова с Кирой Блохиной, будущей княгиней Козловской, могло произойти в городе Карачев Орловской губернии, откуда была родом его мать. Неподалёку от этого города располагалось имение Шаблыкино, принадлежавшее отцу Киры Алексеевны, камергеру Алексею Блохину. Булгаков мог приехать в Карачев, намереваясь составить свою родословную — вдруг среди его предков удастся отыскать дворянина?
Если в пользу этой встречи в 1908—1909 годах пока нет даже косвенных доказательств, то встреча Булгакова с княгиней Кирой Козловской в Обуховом переулке в 1916 году вполне могла произойти. Более того, есть основания утверждать, что Кира Алексеевна была прототипом Маргариты (см. книги «Дом Маргариты» и «Булгаков и княгиня»). Даже описание первой встречи Мастера с Маргаритой наводит на мысль, что это вполне могло быть в Обуховом переулке, где Булгаков не раз навещал своих дядьёв:
«Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдёт, и я никогда её более не увижу...
И, вообразите, внезапно заговорила она:
— Нравятся ли вам мои цветы?
Я отчетливо помню, как прозвучал её голос, низкий довольно-таки, но со срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулке и отразилось от жёлтой грязной стены. Я быстро перешел на её сторону и, подходя к ней, ответил:
— Нет.
Она поглядела на меня удивленно...
— Вы вообще не любите цветов?
В голосе её была, как мне показалось, враждебность. Я шёл с нею рядом, стараясь идти в ногу, и, к удивлению моему, совершенно не чувствовал себя стесненным.
— Нет, я люблю цветы, только не такие, — сказал я.
— А какие?
— Я розы люблю.
Тут я пожалел о том, что это сказал, потому что она виновато улыбнулась и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я всё-таки поднял их и подал ей, но она, усмехнувшись, оттолкнула цветы, и я понёс их в руках.
Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы, не бросила их на мостовую, затем продела свою руку в черной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом...
Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!
Так поражает молния, так поражает финский нож!
Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя...
Так вот она говорила, что с жёлтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец её нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь её пуста.
Да, любовь поразила нас мгновенно. Я это знал в тот же день уже, через час, когда мы оказались, не замечая города, у кремлевской стены на набережной.
Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой».
Известно, что Обухов переулок имеет незначительный излом, впрочем, как и многие другие арбатские переулки. Длинная жёлтая стена здания, в котором размещалась Пречистенская полицейская часть, также подходит под описание, приведенное в романе. Этот дом стоит там и поныне, по правую сторону при входе в Обухов переулок со стороны Пречистенки. При взгляде на него, и впрямь, возникает ощущение скуки и уныния.
А вот ещё строки из романа:
«Постояв немного, я вышел за калитку в переулок. В нём играла метель. Метнувшаяся мне под ноги собака испугала меня, и я перебежал от неё на другую сторону. Холод и страх, ставший моим постоянным спутником, доводили меня до исступления. Идти мне было некуда, и проще всего, конечно, было бы броситься под трамвай на той улице, в которую выходил мой переулок. Издали я видел эти наполненные светом, обледеневшие ящики и слышал их омерзительный скрежет на морозе».
Вот и трамвайная линия была на Пречистенке в те времена.
Коль скоро речь зашла о княгине Кире Козловской, необходимо рассказать о её муже, князе Юрии Михайловиче Козловском и о его родителях — несколько адресов в Москве связаны с этой семьёй.
Как и положено отпрыску древнейшего княжеского рода, Юрий Михайлович учился в Императорском лицее, в том, что был основан в Москве в память Цесаревича Николая, старшего сына Александра II. Дети из знатных семей, окончившие это привилегированное учебное заведение, получали те же права, что и выпускники университета: при поступлении на государственную службу им присваивались чины 14—12-го классов — от коллежского регистратора до коллежского секретаря. Конечно, в Императорском Александровском лицее привилегий было больше — лицеисты с высокими баллами получали чин 9-го класса, то есть становились надворными советниками. Однако и Александровский лицей, и Императорское училище правоведения, и Пажеский Его Величества Корпус располагались вдалеке от дома, в Петербурге. Князь отрываться от семьи не захотел. Тем более, что для представителя княжеского рода счастье вовсе не в чинах. Однако причина отказа юного князя от поступления в Александровский лицей, скорее всего, была в другом. В этом лицее с давних пор существовал обычай — при встрече лицеисты обменивались поцелуем, причём независимо от года выпуска эта обязанность оставалась с ними на всю жизнь. Скорее всего, Юрий Михайлович рассудил так — лобызаться с кем попало ему, сиятельному князю, не пристало.
После окончания лицея князь числился на службе в дирекции Императорских театров в ранге чиновника для особых поручений, не слишком обременяя себя обязанностями по службе.
В 1830 году казна выкупила дом № 8 по Большой Дмитровке у графа Толстого. Сначала здесь размещалась Московская театральная школа, а затем — Московская контора императорских театров, которой в начале прошлого века руководил Владимир Теляковский. Князь Юрий Козловский должен был улаживать конфликты, которые то и дело возникали между ведущими артистами и персоналом театров. В 1910 году после представления оперы «Русалка» Фёдор Шаляпин в привычной для него манере выразил недовольство действиями одного из капельмейстеров Большого театра, Ульриха Авранека, — тот будто бы не выдерживал нужный темп. У Авранека случилось нервное расстройство, а Шаляпин заявил, что навсегда уедет за границу. Князь Козловский посетил Авранека, успокоил его, а затем Теляковский убедил Шаляпина написать покаянное письмо Авранеку. На этом инцидент был полностью исчерпан.
Родители князя Юрия некоторое время жили по соседству с ним, на Никитском бульваре. Но вскоре настала очередь Большой Молчановки — туда, в дом № 18 переехали свёкор и свекровь Киры Алексеевны. В этом большом доходном доме доживал последние дни Михаил Ионович.
Дом № 18 по Большой Молчановке принадлежал Дмитрию Тихомирову. Сын деревенского священника известен как организатор первой вечерней школы для рабочих, автор и издатель букварей, учебников и других книг для народных школ. Его убеждения полностью разделяла жена, принадлежавшая к обедневшей ветви рода Оболенских и приходившаяся внучатой племянницей тому самому князю Оболенскому, что на Дворцовой площади решился нанести рану Милорадовичу.
Забота об образовании рабочих оказалась делом выгодным. Помимо доходного дома на Молчановке в Москве, было у Тихомирова имение «Красная горка» в Крыму, откуда он получал молодое белое вино. А в самом доме регулярно собиралась «культурная прослойка». Вот как об этих встречах, где выпивалось немало того самого вина, вспоминал знаток московских нравов Гиляровский:
«Это были скучнейшие, но всегда многолюдные вечера с ужинами, на которых, кроме трёх-четырёх ораторов, гости, большею частию московские педагоги, сидели, уставя в молчании «брады свои» в тарелки, и терпеливо слушали, как по часу, стоя с бокалами в руках, разливались В.А. Гольцев на всевозможные модные тогда либеральные темы, Н.Н. Златовратский о «золотых сердцах народа», а сам Д.И. Тихомиров, бия себя кулаками в грудь и потрясая огромной седой бородищей, вопиял:
— Мы — народ! Мы — служители народного просвещения!»
Кончались речи и неожиданными сюрпризами. Был случай, когда тишайший Н.Н. Златовратский вцепился в бородку благовоспитанного В.А. Гольцева, вцепившегося в свою очередь в широкую бороду Н.Н. Златовратского, так что их пришлось растаскивать соседям. Они ярко выразили своё несходство в убеждениях: В.А. Гольцев был западник, а Н.Н. Златовратский — народник.
Хозяин дома пережил своего сиятельного квартиранта всего лишь на полгода.
1911 г. Дом № 15 (одноэтажный с колоннадой) на Никитском бульваре — владение архитектора Александра Гребенщикова
1911 г. Вегетарианская столовая в доме № 15 по Никитскому бульвару
1927 г. Вид на Кропоткинскую площадь с храма Христа Спасителя. Налево, в сторону Садового кольца ведут Метростроевская улица, бывшая Остоженка, и Кропоткинская улица, бывшая Пречистенка. Направо — Гоголевский бульвар
1913 г. Пречистенская пожарная часть на углу Обухова переулка и Пречистенки. Напротив (справа, за кадром) — дом, где жили братья Покровские
1913 г. Справа — дом № 9, где Булгаков жил в 1924 году. Второй слева — дом № 8, где жил Михаил Кутанин, а за ним — дом № 6, где княгиня Кира Козловская и её муж жили в 1913—1917 годах
Дом № 6 в Чистом переулке (до 1922 года — Обухов переулок). Дом был построен по заказу наследников «железнодорожного короля» Карла Фёдоровича фон Мекк
1911 г. Остоженка. Лицей в память цесаревича Николая. Здесь учился князь Юрий Михайлович Козловский
1896 г. Большая Дмитровка, дом № 8. Московская контора императорских театров
1913 г. Угол Сивцева Вражка и Староконюшенного переулка. Слева — дом Силиной (№ 16), где до 1912 года жили князь Михаил Козловский и его жена
1915 г. Дом № 2/3 на углу улиц Большая Молчановка и Малая Молчановка. Четырёхэтажное здание вдали, на правой стороне — дом Тихомирова, где жили свёкор и свекровь княгини Киры, князь Михаил Ионович Козловский и его жена
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |