Глава 2. Дом Маргариты

Долгое время исследователи пытаются выяснить, какой дом Булгаков выбрал в качестве прототипа дома героини «закатного романа». Вот описание полёта Маргариты:

«Пролетев по своему переулку, Маргарита попала в другой, пересекавший первый под прямым углом. Этот заплатанный, заштопанный, кривой и длинный переулок с покосившейся дверью нефтелавки, где кружками продают керосин и жидкость от паразитов во флаконах, она перерезала в одно мгновение. ...Только каким-то чудом затормозившись, она не разбилась насмерть о старый покосившийся фонарь на углу. <...> Третий переулок вел прямо к Арбату...»

Этот отрывок из романа «Мастер и Маргарита» уже многократно цитировался в книгах о Булгакове, однако разночтения относительно адреса дома Маргариты остаются. Ищут дом на Спиридоновке, на Остоженке, на третьей Мещанской, в Малом Власьевском и Малом Ржевском. Каким-то непонятным образом оказался в этом списке особняк Александры Дерожинской в Кропоткинском, бывшем Штатном переулке.

Начнём с особняка, построенного на Спиридоновке в 1897 году для директора-распорядителя Товарищества Никольской мануфактуры Саввы Тимофеевича Морозова. Автором проекта был Франц Шехтель, чуть позже разработавший проект особняка для Степана Рябушинского. Как ни странно, есть нечто общее в судьбах писателя и фабриканта — оба имели непосредственное отношение к Художественному театру, были увлечены замужней женщиной, в той или иной степени находились в оппозиции к власти и оба не дожили до преклонных лет.

В 1898 году Савва Тимофеевич вошёл в состав учредителей-пайщиков Художественного общедоступного театра, основу труппы которого составили члены драматического кружка Общества искусства и литературы, основанного при участии Станиславского и ученики Немировича-Данченко по Музыкальному драматическому училищу. В состав труппы вошла и Мария Фёдоровна Андреева, талантливая актриса и обаятельная женщина. Богатый фабрикант не устоял перед её чарами — их роман продолжался несколько лет.

В немалой степени участие Морозова в финансировании театра было обусловлено желанием сделать приятное Марии Фёдоровне, а не только намерением способствовать развитию драматического искусства. Примерно в это же время Андреева увлеклась идеями социал-демократов, вступила в РСДРП. Любовная связь с миллионером оказалось весьма полезной для дела партии. Андреева познакомила Савву Тимофеевича с лидерами большевистской организации Николаем Бауманом и Леонидом Красиным, которые сумели убедить фабриканта в том, что борьба с самодержавием в его же интересах, поскольку царская бюрократия мешает развитию промышленности России, её движению к справедливому общественному устройству. Морозов стал финансировать большевистские газеты, нелегально провозил на свою фабрику запрещённую литературу и типографские шрифты. Даже после того, как Андреева ушла от него к Максиму Горькому, он продолжал помогать большевикам. После «кровавого воскресенья» 9 января 1905 года Морозов попытался провести либеральные реформы на своей фабрике, но встретил сопротивление со стороны матери и правления мануфактуры, а в результате утратил возможность влиять на дела фабрики. Сначала разрыв с Андреевой, затем фактическое отстранение от дел — всё это привело к длительной депрессии. По настоянию врачей Морозов выехал в Канны, где вскоре был найден мёртвым в гостиничном номере с простреленной грудью. По словам Максима Горького, фабриканта грозились убить черносотенцы за финансовую поддержку большевиков. Гораздо позже возникло версия, что убил Красин — убил за то, что Морозов отказался продолжать финансировать РСДРП.

Скорее всего, было так: Красин приехал к Морозову просить денег, но убедившись, что тот непреклонен в своём решении свести счёты с жизнью, уговорил его оформить страховой полис на крупную сумму, которую должна была получить Андреева в случае его смерти. Так оно и случилось — деньги были получены, и большая их часть пошла на нужды партии. Вдова Саввы Морозова через два года вышла замуж, а в 1909 году продала особняк Михаилу Павловичу Рябушинскому. Ей было неуютно в доме, где всё напоминало о Савве Тимофеевиче. С 1929 года усадьба принадлежала Наркомату иностранных дел.

Ещё один особняк по проекту Франца Шехтеля был построен на 1-й Мещанской улице — это дом № 43, принадлежавший Надежде Викуловне Кузнецовой, жене «фарфорового короля» Матвея Сидоровича Кузнецова. К началу XX века на заводах Кузнецова выпускалось две трети всего фарфора и фаянса России. Фарфор Кузнецова вытеснил с европейских рынков продукцию азиатских стран, не раз получал призы на международных выставках. Весьма популярны были фаянсово-эмалевые иконостасы, киоты и подсвечники, которые использовались в оформлении православных храмов в России и за рубежом. Магазин «фарфорово-фаянсовых королей» Кузнецовых размещался в доме № 8/2 на углу Мясницкой улицы и Большого Златоустинского переулка.

В 1882 году посетители Всероссийской промышленно-художественной выставки могли ознакомиться не только с парфюмерией от Брокара, но и с изящной посудой из фарфора, представленной фабриками Кузнецова.

В числе прототипов дома Маргариты был и особняк Льва Кекушева. Этот красивый особняк появился на Остоженке в 1903 году. Архитектор построил новое жилище для своей семьи, поскольку его капризной супруге, дочери отставного штабс-капитана Аине Болотовой, не понравился особняк в Глазовском переулке, построенный Кекушевым сразу после женитьбы.

Рядом с домом № 21 по проекту Кекушева возник ещё и доходный дом, который архитектор записал на свою супругу. Однако даже этот подарок не помог возродить мир в его семье, и в 1909 году особняк был продан. А ещё через четыре года, не выдержав напряжённого графика работы и устав от семейных передряг, Кекушев оказался в психиатрической больнице, где и умер.

Помимо дома № 43, на 1-й Мещанской есть ещё два особняка, достойные упоминания как прототипы жилища Маргариты. До революции дома № 30 и № 58 принадлежали семейству обувных фабрикантов Баевых, владельцев фирмы «Баев Иван Денисович-старший с братьями» — их фабрика находилась на углу Большого и Малого Златоустинских переулков, а магазин размещался в доме на углу Маросейки и Лубянского проезда. Дом № 30 был построен по проекту архитектора Владимира Чагина — здесь очевиден тот же «прибалтийский» стиль, что характерен для собственного дома Чагина в Мансуровском переулке. Дом № 30 заслуживает особого внимания, поскольку здесь с 1910 по 1924 год жил поэт Валерий Брюсов.

Ещё один примечательный особняк был построен для владельца Кренгольмской мануфактуры барона Кноппа в Колпачном переулке. Когда-то нынешняя Покровка, ведущая от Покровских ворот к Садовой-Черногрязской улице, была продолжением Ильинки, а в XVIII веке считалась частью Маросейки. С того времени в этом районе обосновались иноземцы — врачи, аптекари, ювелиры и торговцы мануфактурой. Даже в конце XIX века на участке от Покровских ворот до Садового кольца и в окрестных переулках было немало домов, принадлежавших обрусевшим выходцам из европейских стран.

Помимо особняка барона Кнопа, в Колпачном переулке располагались дома инженера-путейца Зиберта, владельца оружейного магазина Торбека, торговца минеральной водой Миндера, не считая тех, кто арендовал квартиры в доходных домах. Выбор места жительства в немалой степени определялся тем, что неподалёку находилась лютеранская кирха св. апостолов Петра и Павла.

Готический особняк ищут и в районе Пречистенки. Дом № 13 в Штатном (ныне Кропоткинском) переулке был построен для дочери текстильного фабриканта Ивана Ивановича Бутикова. В 1893 году 16-летняя Александра вышла замуж за сына фабриканта Рябушинского. Но счастье было недолгим — Павел Павлович нашёл себе другую подругу, отбив жену у владельца Реутовской бумагопрядильной фабрики Константина Мазурина. Александра Ивановна не осталась без мужа — её избранником стал отставной поручик Владимир Дерожинский. Наследница большого состояния решила, что заново устраивать жизнь надо в новом особняке, который и был построен по проекту Франца Шехтеля. Прошло десять лет, и на место Дерожинской) пришёл Иван Иванович Зимин, директор Товарищества Зуевской мануфактуры, брат основателя Частной оперы Сергея Зимина. Британский дипломат Брюс Локкарт в своих воспоминаниях высказал удивление нравами в московской купеческой среде: «Мне занимательно было наблюдать, как мадам Зимина, московская миллионерша, каждое воскресенье обедала и играла в бридж со своими тремя мужьями — двумя бывшими и одним настоящим».

На углу Малого Ржевского и Хлебного переулков тоже есть подходящее здание. До революции здесь жил Иван Игнатьевич Некрасов, владелец золотых приисков в Алтайском, Ачинско-Минусинском и Томском горном округах. В Томске ему принадлежал большой дом на Почтамтской улице. Его пароход «Николай» летом 1891 года был предоставлен путешествовавшему по Сибири наследнику престола, будущему императору Николаю II, для поездки из Томска в Тобольск. В том же 1891 году Некрасов продал свой пароход, а дом на Почтамтской улице сдал страховому обществу «Россия» и переселился в Москву. Отъезд Некрасова из Сибири был воспринят неодобрительно. В местной печати появилась заметка: «Изъятие из нашей Сибири крупных капиталов и предприимчивости кровного сибиряка, молодого и энергичного человека, г. Некрасова, — факт печальный, и мы одобрить его никак не можем».

Перед тем, как проанализировать представленные варианты и сделать выводы, припомним ещё одну цитату из «закатного» романа:

«Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды. Сидя на скамейке, Иван Николаевич уже откровенно разговаривает сам с собой, курит, щурится то на луну, то на хорошо памятный ему турникет. Час или два проводит так Иван Николаевич. Затем снимается с места и всегда по одному и тому же маршруту, через Спиридоновку, с пустыми и незрячими глазами идет в Арбатские переулки. Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где висит покосившийся старый газовый фонарь, и подкрадывается к решетке, за которой он видит пышный, но ещё не одетый сад, а в нём — окрашенный луною с того боку, где выступает фонарь с трехстворчатым окном, и тёмный с другого — готический особняк».

Казалось бы, если строго следовать описанию полёта Маргариты, логично предположить, что её дом располагался в Малом Власьевском переулке. Иначе маршрут через три переулка, о чём говорится в первой цитате, вроде бы никак не получается — приходится, в основном, лететь над улицами. К такому выводу пришли уже многие эксперты. Вот и согласно воспоминаниям Елены Сергеевны Булгаковой, дом № 9а по Малому Власьевскому переулку — это и есть адрес Маргариты. В пользу этой версии говорит и то, что в старых справочниках исследователи нашли запись о несуществующей ныне нефтелавке по адресу Сивцев Вражек, дом № 22. Однако краеведы утверждают, что в пятидесятые годы прошлого века была керосиновая лавка и на углу Борисоглебского переулка и Собачьей площадки. И в то же время ещё одна керосиновая лавка располагалась у выхода со Спиридоновки на Малую Никитскую. Таким образом, известны три керосиновые лавки в районе Арбата и Козихи. Полёт со стороны Спиридоновки явно не подходит под исходное описание — как ни крути, приходится лететь над улицами. Тогда, следуя карте Москвы до прокладки Нового Арбата, можно предположить ещё один маршрут — из Кречетниковского переулка мимо Собачьей площадки в Большой Новопесковский переулок. Однако был ли в Кречетниковском переулке готический особняк? Судя по старым фотографиям — ничего такого не было. Что ж, вывод ясен — дом Маргариты следует искать в Малом Власьевском.

Итак, исследователи считают, что именно такой особняк, что описан Булгаковым в романе, якобы построен был к 1902 году в Малом Власьевском переулке, числился он под номером 9а, и проживала в нём семья Калужских — отец и сын были знакомы Булгакову по Художественному театру. В доказательство архитектурных достоинств дома приводят утверждение, будто в разработке его проекта участвовал Франц Шехтель. Увы, в перечне многочисленных творений Шехтеля такой дом не значится. Трудно предположить, что зодчий открестился от своего участия в проектировании настолько примечательного здания, что оно даже удостоилось чести занять столь важное место в знаменитом на весь мир романе. А готический стиль особняка тем более вызывает сомнения, поскольку Калужский, будучи сыном шуйского фабриканта, вроде бы мог позволить себе такое удовольствие, как переезд во вновь построенный особняк, но дело в том, что Шехтель к этому времени уже отошёл от «готики», увлекшись более популярным и прибыльным «модерном». Примером, кстати, может послужить особняк Александры Дерожинской.

В отличие от готического особняка под номером 9а, дом № 12 действительно существовал. В начале двадцатого века он, наряду с домом № 14, находился во владения Елизаветы Алексеевны Лухмановой, принадлежавшей к потомкам коммерции советника, 1-й гильдии купца, почетного гражданин города Москвы, известного антиквара и мецената Дмитрия Александровича Лухманова. Однако в 1910 году принадлежавший Лухмановой участок по Малому Власьевскому переулку был застроен заново. По заказу нового владельца, купца Ивана Михайловича Коровина, на месте прежнего дома № 12 построили особняк, а рядом — доходный дом под номером 14. Эти здания сохранились до сих пор.

Чем же привлёк внимание Булгакова этот особняк? Вероятно, бывая по соседству, у Калужских, он обратил внимание на тенистый сад, на дом с унылыми готическими окнами на фасаде и в его воображении возник образ женщины — именно такой, какой и предстала в романе Маргарита.

И всё же скептики упорно возражают. Согласно их мнению, дом № 12 хорошо подходит по расположению, но более чем посредственно — по внешнему виду. Довольно обшарпанный особнячок с садом вызывает некоторое сомнение в плане соответствия своей роли тем, что не имеет явного второго этажа — а ведь именно там должна была жить Маргарита, на первом же располагался её сосед Николай Иванович, тот, что ближе к финалу превратился в борова. И наконец, самое «убийственное» возражение — это ссылка на мнение Елены Сергеевны.

Однако какие могут быть сомнения? Смотрите, что за чудные окна на фасаде — типичнейшая готика. А что касается второго этажа, то кое-кто поленился взглянуть на особняк со стороны двора — там двухэтажная пристройка с трёхстворчатым окном. Конечно, Булгаков не обязан был описывать в своём романе какой-то конкретный дом. Желание поселить Маргариту именно в готическом особняке могло быть вызвано тем, что её прообразом стала княгиня Кира Алексеевна Козловская — её дед по материнской линии, Карл Герике, был из прибалтийских немцев. Впрочем, последняя жена Булгакова тоже имела немецкую фамилию.