Черная магия и ее разоблачение

Черная магия — чародейство, связанное с адскими силами, в отличие от белой магии, связанной с силами небесными.

Официальная советская идеология вообще отрицает магию (вспомним реплику Жоржа Бенгальского: «Ну, мы-то с вами знаем, что ее (черной магии. — К.А.) просто не существует на свете и что она не что иное, как суеверие»). Этим объясняется поведение Бенгальского и Семплеярова, настаивающих на «разоблачении» магии.

Б. Соколов приводит «секретный циркуляр» руководителя московского ОГПУ Г.Г. Ягоды от 4 августа 1924 г.: «Главный Репертуарный комитет циркуляром за № 1606 от 15/VII с. г. всем облитам и гублитам дал директиву <...> о том, чтобы они при размещении сеансов так называемых "ясновидцев" "чтецов мыслей", "факиров" и т. д. ставили непременным условием:

1) указание на каждой афишной рекламе, что секреты опытов будут раскрыты,

2) чтобы в течение каждого сеанса или по окончании его четко и популярно было разъяснено аудитории об опытах, дабы у тамошнего обывателя не создалось веры в потусторонний мир, сверхъестественную силу и пророков.

Местным органам ОГПУ надлежит строго следить за выполнением указанных условий и в случае уклонения и нежелательных результатов запрещать подобные сеансы через облиты и гублиты» (Соколов. Расшифрованный Булгаков).

О печальной судьбе одного из таких артистов, сеансы которого могли отразиться в описании сеанса черной магии в театре Варьете, рассказывает В. Лакшин: «В памяти современников Булгакова, которых мне приходилось расспрашивать, она (сцена сеанса. — К.А.) ассоциируется с фигурой гипнотизера Орнальдо (Н.А. Алексеева), о которой в 30-е годы много говорили в Москве. Выступая в фойе кинотеатров и домах культуры, Орнальдо проделывал с публикой опыты, чем-то напоминающие представление Воланда: он не просто угадывал, а подшучивал и изобличал. В середине 30-х годов он был арестован. Дальнейшая его судьба темна и легендарна. Говорили, что он загипнотизировал следователя, вышел из его кабинета, как ни в чем не бывало прошел мимо охраны и вернулся домой. Но затем он снова таинственно исчез из виду...» (Лакшин. Булгакиада. С. 34).

В 1925 г. Булгаков опубликовал в «Гудке» фельетон «Мадмазель Жанна» о «знаменитой» прорицательнице и медиумистке «из Парижа и Сицилии». Шарлатан, представивший ее публике, развязно говорил совершенно в духе Жоржа Бенгальского: «Не следует думать, что здесь какое-либо колдовство или чудеса, <...> ибо чудес не существует. <...> Все построено исключительно на силах природы и с разрешения месткома...»

Двенадцатая глава «Мастера и Маргариты», она так и называется «Черная магия и ее разоблачение», в некотором смысле центральна для романа о современности и пародийно смыкается с темой Страшного суда.

Мотив «разоблачения» задан не только в названии главы, но и в театральной афише («Профессор Воланд: сеансы черной магии с полным ее разоблачением»), он повторяется в настойчивых репликах Жоржа Бенгальского, в категорических требованиях Семплеярова. Тема эта нагнетается по мере развития действия и прорывается в разоблачениях частных (Семплеяров) и глобальных — коммунистического мифа о «новом обществе» и «новых людях».

Понятие «разоблачение» обретает и другой, буквальный смысл, когда дамы, получившие парижские наряды во время сеанса в Варьете, оказались потом на улице в одном нижнем белье.

С темой разоблачения связано само появление Воланда в Москве («Я вовсе не артист, — говорит он буфетчику Сокову, — а просто мне хотелось повидать москвичей в массе, а удобнее всего это было сделать в театре»).

Желание Воланда познакомиться с людьми «нового общества» вполне понятно. Ведь теоретики и устроители этого общества утверждали, что они переделают саму нравственную природу человека. Чернышевский свою коммунистическую утопию так и назвал — «Из рассказов о новых людях». Маркс предложил назвать «"предысторией человеческого общества" весь период существования людей до социальной революции» (Предисловие к «Критике политической экономии». С. 323), так как, по выражению Энгельса, от нее «начнет свое летоисчисление новая эпоха, в которой сами люди сделают такие успехи, что это совершенно затмит все сделанное до сих пор» (Энгельс. Введение в «Диалектику природы». С. 65). Грядущее появление этого «нового» свободного человека возвещали еще до революции Максим Горький и Маяковский. Образ «нового», советского человека лакировали многочисленные представители так называемого социалистического реализма в официальном советском искусстве.

Как известно, еще в 1925 г. Булгаков высмеял миф о «новом человеке» в гротескной фантастической повести «Собачье сердце». С мягкой иронией Воланд в конце «Мастера и Маргариты» предлагает Мастеру на покое заняться изготовлением в реторте «нового гомункула» (еще одна реминисценция из второй части «Фауста» Гёте — сцена «Лаборатория в средневековом духе»). В 12-й главе «Мастера и Маргариты» разоблачение мифа о советском гомункуле дано с наибольшей убедительностью и художественным тактом, без всякой публицистики.

Толпа москвичей, пришедших на сеанс черной магии, нравственно стоит на том же уровне, что и толпа богомольцев в древнем Ершалаиме. Жертва Иешуа Га-Ноцри оказалась напрасной.

См. также статью «Гомункул».