Основной постулат нравственной философии Иешуа Га-Ноцри — «злых людей нет на свете». Он может быть соотнесен с евангельским утверждением, что «Бог есть любовь» (см.: 1 Ин. 13: 36), а также с учением Фомы Аквинского о том, что нет единого первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага.
Этот постулат следует также соотнести с учением Канта о доброй воле, которая, по словам Владимира Соловьева, заключена в том, что «человек может делать добро помимо и вопреки всяких корыстных соображений, ради самой идеи добра, из одного уважения к долгу или нравственному закону» (Соловьев. Соч. С. 114).
Иешуа Га-Ноцри убежден в том, что нравственный закон применим к любому. Это выражено в его парадоксальной фразе о Марке Крысобое, которого Пилат называет «холодным и убежденным палачом»: «...Он, правда, несчастный человек. С тех пор, как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. <...> Если бы с ним поговорить, я уверен, он резко изменился бы».
Согласно Иешуа, всякий человек может восстановить в себе исконно присущее любому нравственное начало. Поговоривший с Иешуа и начавший преображаться Пилат не случайно говорит Крысобою: «У вас тоже плохая должность, Марк. Солдат вы калечите».
В последнем своем выступлении на тему «Булгаков и Гоголь» на вечере, посвященном 90-летию со дня рождения Булгакова, Б. Вахтин неожиданно, но очень точно сопоставил творческое кредо этих двух писателей с творчеством Феллини: «Пожалуй, я назвал бы еще одного художника, — чтобы не прослыть ограниченным, прославляющим только свое, отечественное, — художника, чей творческий метод очень близок к этим авторам, который так же, как они, старается решить, казалось бы, неразрешимую задачу — любить человека, несмотря на то, что он таков, каков он есть — как он, человек, о себе засвидетельствовал за время письменной истории. Этот художник — Федерико Феллини, который в "Сладкой жизни", в "8½", в "Репетиции оркестра", в "Амаркорде" продемонстрировал те же театральные приемы, то же острое восприятие людей сначала как каких-то рож (ведь достаточно почитать внимательно "Мертвые души", чтобы увидеть, что первое впечатление от героев — какие-то страшные рожи). И только потом сквозь эти рожи проступает свет, проступает человеческое начало, то, что и дает Феллини, как давало Гоголю и Булгакову, силу поверить в то, что человек все-таки добр, что "царство истины и справедливости настанет, игемон", как настаивал Булгаков уже в романе» (Вахтин. Булгаков и Гоголь... С. 341).
Правоту Б. Вахтина парадоксальным образом подтверждает фрагмент стенограммы другого, давнего заседания — обсуждения творчества Булгакова в Комакадемии 25 октября 1926 г. Он показывает, что пьеса Булгакова «Дни Турбиных» так же взывала (и успешно!) к нравственному чувству зрителей, как и проповедь Га-Ноцри. На обсуждении некто тов. Асилов, сотрудник литературной секции института, с возмущением говорил: «Я считаю, что здесь мы имеем вместо рассказа о гибели своего класса идейную попытку возродить этот класс. И мы имеем факт. Автор, правда, в очень небольшой степени, достиг успеха. Какая-то истеричка в Доме печати кончила свое выступление словами: "Все люди братья". Я поинтересовался и спросил: "Кто такая?" Мне говорят: "Совершенно советский человек". Советский человек в результате обработки Булгакова пришел к выводу, что белогвардейские мерзавцы в погонах — братья! У оратора проснулись примиренческие настроения...» (цит. по: «Новое время», 2001, № 13 и 14).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |