Елена

(В.М. Светлаева)

Елена Афанасьевна Светлаева (Леля) — младшая сестра Михаила Афанасьевича Булгакова, беззаветно любившая своего брата и приходившая к нему в последний год его жизни почти ежедневно, не оставила никаких личных записок или воспоминаний и не вела дневника, хотя была незаурядным филологом. Но она тщательно хранила все свои документы, а также справки, необходимые ей для работы.

На основании сохранившихся документов и рассказов Елены Афанасьевны о ее детстве я, ее дочь, Варвара Михайловна Светлаева, и составила этот очерк.

Елена Афанасьевна Булгакова была последним, седьмым ребенком в большой семье, она родилась 2 июня 1902 г. В семье ее звали Лелей. В отличие от старших сестер, похожих на мать Варвару Михайловну Булгакову, белокурых и высоких, Леля была небольшого роста, темноволосой: волосы волнистые, темно-каштановые с «бронзой» и густые, почти черные брови. Глаза были темно-серые. Она была похожа на своего отца Афанасия Ивановича Булгакова, что отчетливо видно на ряде фотографий¹. Разница в возрасте Михаила Афанасьевича и Лели составляла 11 лет. При такой разнице лет Леля никак не могла принимать участие в играх и развлечениях старших сестер и брата и воспитывалась обособленно.

Отдельные эпизоды своего детства мама рассказывала мне, когда я была совсем маленькой. Естественно, мама рассказывала то, что было наиболее интересно мне по возрасту. Леля жила в отдельной комнате вместе со своей крестной матерью Ириной Лукиничной Булгаковой. Очень часто она наблюдала за жизнью старших сестер и брата, сидя в большой комнате в углу на продавленном мячике. Это место ей очень нравилось. Ближе к маме были младшие братья Николай и Иван. Из рассказов мамы я узнала об изготовлении крокетной площадки на даче в Буче (около 1905 г.). Дворник Корней привез глину, которую разминали босыми ногами, перед тем как трамбовать площадку; в этом участвовали Иван и Николай. Ваня, разогнавшись по скользкой глине, с размаху сел на кучу глины. В дачных спектаклях в Буче Леля участвовала значительно позже. Мама рассказывала о приготовлении пасхального стола и поведала мне также смешную историю про пирожные со взбитыми сливками, которые были выставлены где-то на выходе из кухни (там было прохладно), — пришел большой пес, все съел и оказался с белой бородой.

Подругой детских игр была для мамы Инна Васильевна Листовничая (дочь хозяина дома Василия Павловича Листовничего), наиболее близкая ей по возрасту. Позднее, в московский период жизни Елены Афанасьевны, связь с Инной Васильевной оборвалась (с 1924 г.), так как она в Москву не приезжала. Леля воспринимала близких друзей семьи, в том числе и Листовничих, несколько иначе, чем Михаил Афанасьевич. Для Михаила Афанасьевича Ирина Лукинична была совершенно неинтересным лицом, а для мамы любимой тетей, которую маленькая Леля почему-то называла Муик.

Леля была девочкой очень слабого здоровья. В воспоминаниях двоюродной сестры Александры Андреевны Бархатовой (Ткаченко) от 1914 г. сохранилась фраза «Леля болела». Во время Первой мировой войны Леля жила в Карачеве в семье Александры Михайловны Бархатовой (своей тети, младшей сестры Варвары Михайловны). Несмотря на слабое здоровье, Леля была веселой и жизнерадостной, хорошо бегала и плавала, отличалась остроумием и незаурядным характером.

Очень интересно ее письмо, посланное сестре Наде из Бучи 27 июля 1917 г. в Царское Село, где она пишет: «...у вас в квартире не без граммофона — Все же тебе будет не так скучно без меня». Это намек на постоянное желание Лели что-либо напевать и ее несколько шумное поведение.

Леля всегда ровно, целенаправленно и хорошо училась. Помимо учебы, у Лели были и другие интересы. Она живо интересовалась коллекцией репродукций «Лики Христа», которую собирал Василий Ильич Экземплярский»², и часто заходила к нему домой. Леля посещала юношеский кружок «Зеленые мысли» (существовавший тогда в Киеве). Сочинение Лели для журнала этого кружка «Есть ли в будничной, обыкновенной жизни красота?» оригинально и глубоко, красота представлена в нем как отражение внутреннего мира человека³. По окончании гимназии Леля поступила в Киевский институт народного образования. Училась она не формально, сдавая экзамены, стремилась как можно лучше и глубже усвоить преподаваемые предметы. Сохранился отзыв академика А.М. Лободы: «Е.А. Булгакова мне хорошо известна по занятиям у меня в семинаре по истории русской литературы при бывш. Киевском Археологическом Институте и Институте Народного Образования. Участие Булгаковой в этих семинарах было весьма успешно и обнаружило у нее наличность широкой научной подготовки и вполне сознательного уменья разбираться в сложных историко-литературных вопросах».

Проф. Н. Грушиц также оставил свидетельство о занятиях Лели в его семинарах. Он сообщает темы ее докладов: «Сим удостоверяю, что Е.А. Булгакова в бытность ее студенткой К.И.Н.О. в 21—23 гг. была одной из деятельных участниц семинара по русскому языку и представила два доклада (1 — на тему об отношении мысли и языка и 2 — о формальном синтаксисе).

16/Х-24 Киев Проф. Н. Грушиц⁴.

В свидетельстве об образовании указана специальность Елены Афанасьевны «Преподаватель литературно-лингвистических дисциплин»⁵.

Время учения мамы пришлось на очень тяжелый период истории Киева и — особенно — жизни семьи Булгаковых: отъезд старшего брата; в 1919 г. за границей оказались оба младших брата; смерть матери в 1922 г. Леля оставалась долгое время только с отчимом Иваном Павловичем Воскресенским. Можно понять, насколько твердый и волевой был у нее характер.

Мне, дочери, о бедах и трудностях своей жизни мама не говорила никогда. Никогда никому не жаловалась. По окончании КИНО в 1924 г. Леля уехала в Москву к сестре Надежде Афанасьевне Земской и сразу же устроилась работать библиотекарем в школе (декабрь 1924 г.). У Надежды Афанасьевны познакомилась с другом ее мужа Андрея Михайловича Земского Михаилом Васильевичем Светлаевым. А.М. Земский и М.В. Светлаев работали вместе над пособиями и учебниками по русскому языку. А 4 февраля 1925 г. Леля вышла замуж за Михаила Васильевича Светлаева⁶. Этому событию посвящено шутливое стихотворение, написанное одним из знакомых Михаила Васильевича (автор неизвестен) и переданное мне дочерью Сергея Ефимовича Крючкова (также соавтора учебников) Галиной Сергеевной Крючковой.

Церковь не церковь
Дом не дом,
Она, Елена, живет в нем.
Завтра чуть свет на Клязьме будь,
Новый костюм надеть не забудь.

(со слов С.Е. Крючкова)

(Леля какое-то время летом жила на даче несколько странной архитектуры, напоминающей церковь.)

Мои родители ко времени свадьбы были уже совершенно самостоятельными людьми. Михаил Васильевич, так же как и Елена Афанасьевна, рано лишился матери: она умерла в 1919 г. Папа давно давал уроки (еще до окончания филологического факультета), а затем преподавал и писал учебные пособия. Елена Афанасьевна по приезде в Москву сразу же устроилась работать в школу библиотекарем.

После свадьбы мама переехала в квартиру отца Михаила Васильевича, Василия Васильевича Светлаева (Луков пер., дом 3, кв. 11, Сретенка), где жили также младший брат Михаила Дмитрий и младшая сестра Лидия. Василий Васильевич относился к маме как к родной дочери. Имя Леля сохранилось за Еленой Афанасьевной. Во многих серьезных случаях дедушка принимал решение, выслушав в первую очередь мнение Лели. Со всеми Светлаевыми в течение всей жизни у Лели сохранились самые теплые отношения.

28 марта 1929 г. родилась дочка, которую в память бабушки Варвары Михайловны назвали Варварой (отчество Михайловна тоже подошло). С рождением дочери родители переехали в одну большую комнату в огромной общей квартире, в Малом Каретном пер., дом 9, кв, 1. Позднее в соседней комнате поселился дедушка Василий Васильевич с дядей Дмитрием Васильевичем. Остальные три комнаты квартиры были заняты соседями.

В московскую жизнь мама внесла свои киевские привычки. Она очень любила музыку, и именно те оперы, которые слышала в детстве: «Аиду» и «Фауста». Часто напевала, но не арии классического репертуара, а народные песни «Позарастали стежки-дорожки...», «По Дону гуляет...». Зная настоящий фольклор, Леля раздражалась, услышав по радио псевдорусскую халтуру, которую называла «Ой ты гой еси, стоеросовая дубина». Маму очень удивляло полное отсутствие музыкального слуха у меня и папы. Иногда, услышав, что мы что-то пытаемся петь, она высказывалась: «А бывают голоса — дыбом встанут волоса» (фраза из «Белой гвардии» М. Булгакова).

У Василия Васильевича Светлаева была неплохая библиотека (русская классическая литература, история, история музыки, иностранная классика). Мне запомнились некоторые книги, привезенные мамой из Киева: «Исповедь» Ж.Ж. Руссо, «Избранное» А.И. Куприна, «Очерки и речи» В.О. Ключевского, «Волны вечности в русской художественной литературе» (издание Киевского религиозно-философского общества) с личной подписью «Булгакова Елена Афанасьевна». Из русской классической литературы мама наиболее ценила произведения Ф.М. Достоевского и Н.С. Лескова (полное собрание его сочинений находилось в библиотеке Светлаевых). Любила произведения А.К. Толстого, часто цитировала Козьму Пруткова, а также Сашу Черного. Очень любила стихи Сергея Есенина.

Связь с домом Михаила Афанасьевича никогда не прекращалась, хотя они и не так часто виделись из-за постоянной занятости родителей: преподавание днем, а ночью работа над созданием учебников. Елена Афанасьевна часто помогала Михаилу Васильевичу. Особенно трудными материально были 1930—1934 гг. Мои ироничные родители выучили меня (видимо, около 1932 г.) отвечать на их вопрос: «Чем ты будешь кормить папу с мамой, когда мы будем старенькие?» — «Селедками и картошками. А еще чаю даваю». У меня была игрушка, плюшевая желтая обезьяна Мака, подаренная Михаилом Афанасьевичем (дядей Мишей, как говорила я). Позднее я узнала, что Мака — домашнее прозвище Михаила Афанасьевича, данное ему в период его брака с Любовью Евгеньевной Белозерской.

Мама очень любила первую жену Михаила Афанасьевича Татьяну Николаевну Лаппа, ровно и доброжелательно относилась ко второй жене Любови Евгеньевне и была в теплых дружеских отношениях с последней женой Еленой Сергеевной Булгаковой. Когда-то (в моем раннем детстве) я и мама пошли на Большую Садовую навестить Татьяну Николаевну: она жила на первом этаже дома, в котором ранее они жили совместно с Михаилом Афанасьевичем (в другой квартире).

С 1935 г. мама работала ассистентом кафедры языкознания в Московском городском педагогическом институте им. Потемкина. Она готовилась к тому, чтобы защищать кандидатскую диссертацию. В 1939 г. ею был сдан экзамен по старославянскому языку с оценкой «отлично». Сохранившийся протокол этого экзамена особенно интересен тем, что он показывает, в какое время и среди каких ученых Елена Афанасьевна работала в горпеде (так называли тогда этот институт). Ее экзаменаторы составляли цвет лингвистики — А.М. Селищев, А.М. Сухотин, Р.И. Аванесов и А.Б. Шапиро⁷.

В 1936 г. мама сдала курс английского языка в Центральном институте заочного обучения⁸. Таким образом Елена Афанасьевна знала (кроме русского) шесть языков: два древних — латынь и старославянский и четыре живых — немецкий, французский, английский и украинский.

В период 1936—1939 гг. родители рассказывали мне о творчестве Михаила Афанасьевича: мама — о «Днях Турбиных» и «Белой гвардии», папа — о «Багровом острове», «Роковых яйцах» и «Дон Кихоте». Последнюю пьесу Михаил Васильевич очень любил. Сводили меня и в театр на «Пиквикский клуб» и «Мертвые души». Впоследствии впервые «Белую гвардию» я прочитала по какому-то старому изданию у Варвары Афанасьевны Карум, находясь в Новосибирске во время войны (1941—43 гг.).

Степень близости и взаимопонимания между мамой и Михаилом Афанасьевичем прояснились для меня во время болезни Михаила Афанасьевича. В 1939—40 гг. мама почти ежедневно навещала его. Именно ее, младшую сестру, звал к себе Михаил Афанасьевич. Так как личного телефона у Светлаевых не было, иногда звонили к соседям, но чаще к нам приходили письма и открытки. К концу болезни Михаила Афанасьевича открытки писала Елена Сергеевна, так как Михаил Афанасьевич делал это уже с большим трудом. Письма и открытки переданы мною в библиотеку им. В.И. Ленина (теперь РГБ) и опубликованы в 5-м томе Собрания сочинений М. Булгакова⁹.

Приходя домой от Михаила Афанасьевича, мама рассказывала, как он работает над романом «Мастер и Маргарита». Однажды рассказала, что Михаил Афанасьевич показывал, как танцевал воробушек. Тогда мне врезались в память проделки кота Бегемота, как он качается с примусом на люстре, и разгром ресторана Грибоедова. Тогда же мама принесла мне домой щенка таксы из дома В.И. Качалова.

После смерти Михаила Афанасьевича мама получила от Елены Сергеевны его посмертную маску, которая сейчас находится в музее МХАТа.

Письма Елены Сергеевны к моей маме находятся в музее Михаила Афанасьевича в Киеве. В одном из них (от 13 мая 1940 г.) Елена Сергеевна сообщает, что получено разрешение напечатать 6 пьес М.А. Булгакова и поставить ему памятник за счет Литфонда.

Последние годы жизни Елены Афанасьевны были очень тяжелы. С начала войны 1941 г. по лето 1943 г. мы с мамой жили в г. Новосибирске у маминой сестры Варвары Афанасьевны Карум. Мне тогда уже было 13 лет, и я была свидетельницей сверхнапряженной работы обеих сестер. На работу они уходили раньше меня, а я уходила в школу к 8 часам утра. Елена Афанасьевна работала в двух институтах: и.о. доцента в Новосибирском пединституте (читала лекции по старославянскому языку и истории русского литературного языка), а также работала научным сотрудником по русскому языку и литературе в Областном институте усовершенствования учителей. В числе обязанностей Е.А. Светлаевой, указанных в выданном ей удостоверении, было систематическое ознакомление со знаниями учащихся по русскому языку и литературе, их оценка, а также контроль городских и районных отделов народного образования, школ, педагогических кабинетов и отдельных учителей Новосибирской области¹⁰. Мама приходила с работы не ранее 9 часов вечера и буквально валилась с ног, ложилась в постель. Я не помню, ужинала ли она. Такая работа позволяла ей получать рабочую карточку и обед в столовой научных работников.

Без этого мы не могли бы прожить, так как держать огород (значительное подспорье для многих новосибирцев!) мы не могли из-за маминого порока сердца и моей слабости как помощницы. Я занималась хозяйственными делами: носила воду на 2-й этаж в квартиру Варвары Афанасьевны (в доме не было водопровода, воду носили все, но мама не могла) и ходила по магазинам «отоваривать» карточки, которые могли пропасть, если вовремя не уследить за появившимися продуктами.

Варвара Афанасьевна приходила домой раньше мамы, приносила продукты и начинала топить плиту, чтобы готовить пищу и обогревать дом. В Новосибирске зимой топить углем нужно было 2 раза в день. После этого Варвара Афанасьевна садилась проверять тетради по немецкому языку и писать учительский план до 4 часов утра. И так обе сестры работали ежедневно (что и сказалось в послевоенное время).

Летом 1943 г. мы вернулись в Москву.

Во вторник 12 октября 1943 г. Елена Афанасьевна была во МХАТе на спектакле М.А. Булгакова «Последние дни (Пушкин)». Об этом посещении она оставила замечания, содержащие серьезный разбор всего спектакля. Привожу отдельные выписки из этих заметок, сохранившихся в архиве Н.А. Земской¹¹.

О заглавии

Замысел автора шире, чем «Последние дни». Это пьеса о Пушкине (жизни, травле, борьбе, смерти, любви и бессмертии).

Надо ли выводить на сцену Пушкина?

Центр пьесы Пушкин. Однако автор ни разу не показывает поэта зрителю.

Пушкина должны играть все от исполнителей главных ролей до статистов включительно. Каждый играет себя и Пушкина. В этом своеобразие пьесы, в этом ее трудность.

Зритель должен ясно себе представить взаимоотношения между Пушкиным и царем, Пушкиным и светским обществом, Пушкиным и жандармами, Пушкиным и литераторами, Пушкиным и русским народом... На сцене не просто Жуковский, а Пушкин и Жуковский. Точно также Пушкин и жена, Пушкин и Никита и т. д.

Снижение любого образа, любой роли — снижение образа Пушкина. Неполное раскрытие образа того или иного персонажа пьесы — неполное раскрытие образа Пушкина.

Справился ли театр с этой задачей? Нет, не справился. <...>

Играть надо так, чтобы публика плакала и не только от жалости к несчастному поэту (жалеть можно и Акакия Акакиевича) — денег нет, жена пошло изменяет, кругом пошляки и негодяи.

Публика должна пережить целую гамму чувств: любовь, восхищение, преклонение перед поэтом, его творчеством, протест против его травли. Ненависть, смех и презрение к его врагам, боль, страх за него...

Уже в 1943 г. у мамы обнаружилась устойчивая гипертония, а в 1945 г. она попала в клинику. Лечение в клинике результатов не дало. Третьего мая 1954 г. Елена Афанасьевна скончалась от мозгового кровоизлияния в присутствии мужа, который сидел рядом с кроватью больной жены. Похоронена Елена Афанасьевна на Ваганьковском кладбище.

После смерти мамы Елена Сергеевна Булгакова сохранила родственные отношения со мной и папой. Она заходила к нам с сыном Сергеем. Елена Сергеевна подарила папе издание «Дней Турбиных» и «Последних дней (А.С. Пушкин)» (М.: Искусство, 1955) с дарственным письмом, а мне «Жизнь господина де Мольера» (М.: ЖЗЛ, 1962) с дарственной надписью.

Однажды проездом на юг из Алма-Аты зашел к нам Иван Павлович Воскресенский (конец 1954 г. или начало 1955 г.). Приблизительно в этот же период был у нас и Вадим Петрович Машовец, знакомый мамы с гимназических лет, приехавший по служебным делам из Ленинграда.

Михаил Васильевич Светлаев пережил жену на пять лет. Он скончался 17 апреля 1959 г. и похоронен рядом с Еленой Афанасьевной.

Примечания

1. Кончаковский и Малаков, 1993, с. 78.

2. Василий Ильич Экземплярский — профессор Киевской Духовной Академии, коллега Афанасия Ивановича Булгакова. Собранная им коллекция сейчас находится в Киевском музее Михаила Булгакова.

3. Ксерокопия этого сочинения передана в Киевский музей М.А. Булгакова Дмитрием Вадимовичем Машовцом, сыном одного из активных участников этого кружка Вадима Петровича Машовца.

4. Отзыв профессора Лободы о работе Елены Афанасьевны и справка о работе Елены Афанасьевны в семинаре профессора Грушица из архива В.М. Светлаевой.

5. Свидетельство дошло в Москву только в 1936 г. Возможно, было привезено по просьбе Елены Афанасьевны кем-либо из знакомых.

6. Свидетельство о браке отдела актов гражданского состояния № 246 от 4 февраля 1925 г. (из архива В.М. Светлаевой).

7. Протокол (копия) кандидатского экзамена по старославянскому языку ассистента кафедры языкознания Е.А. Светлаевой. Оценка «отлично».

Подписи: профессора А.М. Селищев, А.Б. Шапиро, Р.И. Аванесов, А.М. Сухотин. 10/VI—39 (из архива В.М. Светлаевой).

8. «Свидетельство. Настоящее свидетельство выдано тов. Светлаевой Е.А., родившейся в 1902 г., в том, что она проработала курс английского языка в объеме второго концентра. № 457 Москва 11 февраля 1936 г.» (из архива В.М. Светлаевой).

9. Булгаков М.А. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Письма № 185, 186, с. 602—603. М.: Худ. лит., 1990. Текст этих писем и открыток приводится выше в разделе «М.А. Булгаков в последний год жизни».

10. «Удостоверение. Светлаева Е.А. является научным сотрудником по русскому языку и литературе Новосибирского областного института усовершенствования учителей. Тов. Светлаева Е.А. имеет право ознакомления и контролирования работы городских и районных отделов народного образования, школ, педагогических кабинетов и отдельных учителей Новосибирской области. Руководители учреждений народного образования области обязуются оказывать т. Светлаевой содействие в выполнении возложенных на нее поручений.

Подписи: зав. ОБЛОНО Гуленко.

Директор Ин-та усовершенствования учителей Большаков» (из архива В.М. Светлаевой).

11. Замечания Е.А. Светлаевой на спектакль МХАТа «Последние дни (Пушкин)», 12 октября 1943 г. (из архива Н.А. Земской).