Публикуемая ниже переписка Н.А. и А.М. Земских (осень 1922 г.) характеризует условия жизни в Советской России начала 20-х годов. Все письма написаны на желтоватой бумаге плохого качества, карандашом фиолетового цвета (а не чернилами); последнее письмо — на обрывке бумаги с неровными краями. По содержанию писем видно, что новый быт захлестнул жизнь Н.А. и ее мужа. Они резко контрастируют с дневниковыми записями Нади Булгаковой и перепиской В.М. Покровской и А.И. Булгакова (невесты и жениха), помещенными выше.
Первое письмо целиком посвящено рассказу о бытовых подробностях, об условиях жизни в доме отдыха: как кормят, какие дали одеяла и постельное белье, сколько человек в комнате и т. п. Новая жизнь отражается и в языке: спроси у т. Иващенки. Соседи по дому отдыха шутливо подают коллективную жалобу мужу на жену. Вместе с тем сохраняются какие-то приметы старой жизни. Железная дорога именуется Николаевской, молоко меряют не литрами, а кружками, продукты взвешивают фунтами, а не килограммами.
Предваряю текст писем вступительной заметкой Н.А. Земской:
«Пребывание Н.А. Булгаковой-Земской в Доме отдыха на Сходне осенью 1922 г.
Над. Аф. в это время уже директор Девятилетней школы Кр.-Пресн. Района (№ 48)1, слитой из трех гимназий.
Н.А. ждет ребенка, беременность протекает, как всегда, тяжело, поэтому она отправлена в Дом Отдыха.
Обязанности директора исполняет Андрей Михайлович [ее муж]».
№ 1. [Письмо без даты, вероятно, 15 (?) окт. 1922 г.]
Дорогой Андрик,
доехала вполне благополучно. Вещи мне помогал таскать попутчик еврей. На Сходне нас четверо человек с вещами подождали часа два, пока отправившиеся вперед товарищи без вещей не выслали за нами из ближайшей деревни подводу. Ехать до дому верст 8—9, а нанять подводу можно в ближайшей от станции деревне — Черногрязеве, за 2 версты.
Первое впечатление очень хорошее. Кормят, по-видимому, так хорошо, что все решительно взятое мной будет лишним, кроме сахара. На две недели дали 1 ф. сахара, дают по 12 ф. хлеба (пополам белого и черного) в день, сегодня дали сверх того пирог, порцию второго за обедом не могла доесть, а ведь первого мы не получили, т. к. опоздали. Т. о. ты видишь, что голодать я не буду. Если будет хорошо, я постараюсь затянуть свое пребывание здесь, что, м. б., удастся, п. ч. места свободные есть.
Дали чистое постельное белье и два одеяла (защитных-теплых), т.[ак]
ч.[то], пожалуй и одеяло я напрасно брала. Молоко можно покупать свободно по 250 тыс. кружку.
Что касается оказий, то из Дома ездят в Москву часто, и я постараюсь как-нибудь еще тебе написать; а в Дом послать, конечно, труднее, может подвернуться только случай. Туфли приготовь мне только в том случае, если у тебя будут деньги. Я всем обойдусь. Береги себя. Очень бы хотела, чтобы ты сюда в гости приехал.
В свою очередь спроси перед 30-м окт у т. Иващенки (секретаря) нельзя ли мне продлить пребывание в Доме и что для этого надо сделать. Тебя и Ольгу Петр, целую.
Всем в школе привет. Надя
Приписка в верхнем правом углу 1 стр.:
Сейчас в клубе поют хором соло.
№ 2 29/Х.1922
Дорогой Андрик, посылаю тебе это письмо через бывших моих сожительниц по Дому Отдыха, слушательниц Педаг. Института. С ними ты можешь сговориться, каким образом прислать мне ответ, п. ч. кто-то из Института к 1/XI едет в Дом Отдыха. Живут они в общежитии на Поварской, значит близко. Через них ты можешь послать посылку.
Дело в том, что я получила разрешение остаться на второй срок в Доме, т. е. до 15/XI. Теперь меня смущает только вопрос о тебе; здоров ли ты, все ли благополучно в школе и в твоих делах, не нужно ли мое присутствие в Москве? Почему-то я все время думаю, что ты нездоров. Поэтому я буду ждать твоего ответа относительно моего дальнейшего пребывания в Доме. Если я действительно нужна в Москве (в случае там что-нибудь неблагополучно), напиши через этих барышень, и я постараюсь приехать 1го или 2го.
А если же мне можно остаться, то тоже напиши, потому что мне скучно без вестей из Москвы, и я беспокоюсь. Ведь сюда можно даже по почте написать: Ст.[анция] Сходня, Никол, ж. д. Дом Отдыха Работн[иков] Просвещ.[ения]. Кроме того, посылаю 100 милл. Купи мне, (если я остаюсь) 1 ф[унт] хорошей московской колбасы, 1 ф[унт] сахарного песку и если останутся деньги, какой-нибудь икры, красной или черной, сколько возможно. Здесь стол очень однообразный, и это будет мне спасением и возбуждением аппетита. Переслать, м. б., можно будет через тех же слушательниц Института.
Я ежедневно выпиваю кружку молока, иногда больше. Чувствую, что поправляюсь, хотя конечно, еще очень нуждаюсь в отдыхе. Экзема остановилась в своем развитии и понемногу начинает проходить. Много сплю. Голова за все две недели не болела почти совсем, рвота была всего один раз, да и то, я думаю, больше по моей глупости. Сейчас хорошо гулять, и мы ежедневно гуляем с одной дошкольницей, живущей со мной в одной комнате. Нас сейчас в комнате четверо, живем дружно, и даже весело. Шьем кукол для Детского сада и служащих Дома, читаем, гуляем, спим, занимаемся самонаблюдением и наблюдением друг за другом.
Как дела Ольги Петровны и Геннадия Ив.? У нас ли она? Поцелуй ее крепко, а всем в школе, Мише, Тасе и Земским [брату А.М. — Борису Мих. и его жене] передай мой привет. А главное, плюнь на все и береги свое здоровье. Это уже третье письмо я пишу тебе. Приезжай к нам сюда в гости, если выберешься. Я буду очень рада, очень.
Целую тебя! Н.
После письма Н.А. — на оставшемся месте последней страницы — помещено письмо других отдыхающих, написанное тем же карандашом.
Андрей Михайлович, решили подать коллективную жалобу на Вашу «супругу». Дело в том, что у нее большой талант, мы его называем «внешкольным». По мере улучшения здоровья этот талант бурно прорывается и изливается на одного из нас, только что перенесшего тиф и умственно ослабевшего. Нервы остальной части не совсем еще ослабевшей уже не выдерживают. Ввиду изложенного просим Вас самого приехать сюда или принять какие либо другие меры по укрощению Вашей супруги.
Ждем.
Отдыхающие.
В ответ на эти письма А.М. Земский пишет:
Дорогая Надичка! 1/XI.22 г. Москва
Я страшно доволен, что тебя оставили на повторный отдых. Сделав разведки в Союз, я потерял надежду с тобой переписываться, тебе что-либо переслать и как-нибудь участвовать в исходатайствовании тебе повторного отдыха. Дело окончательно устроилось без меня. Слава Богу!
Твоих писем я не получал. Не писал, т. к. считал это безнадежным. Ольга Петровна проживет еще дней 10—15. Геннадию Ивановичу сделали операцию в субботу 28го. Обедаю я сейчас дома. Ты напрасно беспокоишься обо мне. Мне всегда везет, когда я остаюсь без тебя: люди превращаются в ангелов, поят, кормят, ублаготворяют. Самая большая радость — Миша [М.А. Булгаков] получил место в «Гудке» на 200 мил[лионов] и из Киева Леля ему выслала шубу. Я хотел бросить школу ВЦИК — Розенталь не отпустил и пошел на уступки и дальше склонен идти: сейчас там у меня только 21 урок, расположенный в наилучшем порядке. Рабочие курсы с ноября, кажется получают права рабфака — это пахнет академическим пайком. Больше всего хлопот со школой. Перевожу ее на две смены, чтобы кончить занятия раньше. Посещаю преподавателей, ругаю учеников. По отзыву многих, старшие классы стали держать себя лучше. Гвоздем работ сейчас — праздник и канцелярия. Ложусь спать в 11—12, встаю в 7—8. Ем масло, мясо и яблоки. Ольга Петровна готовит превосходно и кормит меня в каждый мой приход в комнату. Печка топится, отопление тоже. Иван Павлович прислал письмо, в котором приглашает отдыхать тебя в Киев. 8го буду кутить. Я уже предупредил о своих именинах Мутю [Марию Даниловну Земскую, жену его старшего брата Бориса], чтобы она не позабыла купить мне часы. Тебя поздравляю с именинником.
* * *
К этому письму прилагается ответ А.М. «отдыхающим», также написанный карандашом на желтой бумаге.
Товарищи отдыхающие!
«Внешкольница» Над. Аф. родилась такою, что ее никак не уймешь. Еще в детстве, когда ей говорили: «Надичка! Не пей так много квасу, а то лопнешь», она отвечала: «Хоть лопну, а выпью!» Уже с детства она учила: «Ступать надо подметками», а когда кто либо ступал босыми пятками, она кратко, но решительно наставляла: «Ступай подметками, болван!» Позже — «пиши, болван!» (в семье есть даже выражение: — «пишиболванчик»). Теперь дело стало хуже — у нее на все есть свои правила.
Итак, потерпите. Мне вовсе не хочется торопить судьбу, Через 1/2 месяца мы увидимся.
Торжествующий (в смысле Октября) А, Земский.
№ 3 [Без даты. Поскольку это последнее письмо из дома отдыха, ясно, что оно написано в ноябре 1922 г.]
Дорогой Андрюша,
посылку твою я получила, очень тронута ее содержанием, закуски пожираю с удовольствием и ношу туфли. Тебя и Ольгу Петровну очень благодарю.
Скоро увидимся.
Эту записку передает тебе сокращенная уборщица Дома Отдыха Ирина Сергеевна Карташева. Как у нас в школе обстоит дело с техническими? Если Федор-истопник, то, м. б., нужно еще уборщицу; она, я думаю, годится для этой роли вполне; я наблюдала ее работу в Доме Отдыха. Только вопрос, как она уживется с нашим персоналом. На меня она производит хорошее впечатление. Поговори с ней и решай этот вопрос, как тебе покажется лучше. Сокращена она не за плохую работу, а по произволу заведующего — это протекало у меня на глазах.
Целую тебя.
Херсонским сердечный привет.
Н.
Кроме того она хочет устроиться на Рабфак или курсы и спросит у тебя по этому поводу совета.
Н.
Примечания
1. Адрес школы: Большая Никитская (позднее: ул. Герцена), д. 46. Квартира директора школы располагалась на 3 этаже. В этой квартире находили приют брат и сестры Н.А. — Михаил, Вера и Елена.
2. Херсонские [фамилия]. Родственники Земских, приехавшие в Москву из Тифлиса и остановившиеся у А.М. и Н.А. [примечание Н.А. Земской].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |