М. Булгакова интересуют не только системы взаимоотношений в высших инстанциях, но и их обязанности, и функциональное назначение в земном, материальном (для божественного чуждом) мире. Писатель исследует законы, по которым, как выясняется, Добро не имеет права карать, а Зло не умеет творить. Система персонажей «Мастера и Маргариты» дана в соответствии с взаимодействием человеческого и божественного. Личности, попадающие в божественное в процессе становления и саморазвития, оказываются предметом повышенного внимания и воздействия высших сил.
Этика — это не просто кодекс нравственных постулатов. В системе: эстетика — этика — онтология (красота — добро (любовь) — истина), — это принцип Пути. Красота — импульс, добро (любовь) — путь, истина — цель. В данном триединстве заключен еще один код: смертные — герои — боги. Если простой человек в осознании своего предназначения получает импульс красоты (прозрение), то он становится на путь истины (к Богу) — становится героем. Именно поэтому глава, в которой появляется Мастер, названа: «Появление героя».
Предложенная в первой главе методология дает возможность несколько иначе взглянуть на проблему булгаковского героя. И, прежде всего, понять: кто, собственно, из многочисленных персонажей таковым является. Для выявления Героя необходимы категории, его определяющие. Они даны сознанием.
Греческая традиция, органично вписавшаяся в русское язычество, передала мотивы греческой античной героики. Их иерархия — богов, героев (полубогов), царей (часто героев) и простых смертных — как нельзя лучше соответствовала идее развития личности в ее стремлении к статусу божественности.
Принцип героизма, по мнению А. Лосева [151], выражен в неоплатонической структуре бытия и сущего, определяющего судьбу. В некотором смысле, этот же принцип определяет природу отношения к онтологическому в «Ареопагитиках». Учение о первоединстве, которое выше разума (включает в себя и неразумное), но является требованием разума, определяет судьбу в силу того, что особый способ человеческого восхождения к этому первоединству основан на субъективном восторге в ощущении этого высшего начала. Пример: модель Судьбы в описании Прокла [151, 130]. Следовательно, воспринятый русским сознанием Путь героичен по определению.
Речь шла об особенностях русского сознания как экзистенциального в контексте «Ареопагитика», где было отмечено особое отношение к Красоте (онтологическая эстетика) как к первоистоку божественного, данного человеку; и к Добру, как Пути человека в самоосуществлении своем. В греческой традиции Путь связан с духовным становлением — русское старчество (Зосима у Ф. Достоевского).
В римской традиции он связан только с воином-защитником. Путь Добра — путь к Истине. В данном онтологическом обосновании предназначения существует не только идея Александра Македонского — у греков, она реализована у римлян как идея, воплощенная Юлием Цезарем, и воспроизведена у русичей в Александре Невском. Герой-воин, мудрец, первозащитник — вот составляющие, возводящие последнего в ранг божества. Они же и характеристика Георгия-Победоносца (символа русской столицы). И они же являлись принципами собирательного образа воина, выросшего из архетипов воинов — жителей древнерусской общины. И «Слово о полку Игореве» [205], и «Повесть о разорении Рязани Батыем» [205], и «Слово о погибели Русской земли» [205], и позже через образ Александра Невского, формирующий русский идеал, к Дмитрию Донскому («Сказание о Мамаевом побоище»), и далее — к именам А. Суворова и М. Кутузова — все это непрерывная традиция героики и воинской славы, прочно закрепившаяся в сознании славян.
Основная идея русского героического эпоса (в триедином смысле Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича) — та же идея воина-защитника. Она сформируется изначально с рождением жанра и сохранится во всех былинных циклах [В. Пропп (189)].
Рассуждая в этих же координатах, единственный представитель русской экзистенциальной философии — Н. Бердяев, синтезируя импульс Красоты с осознанием движения в Добре, создаст теорию Творчества, где оно будет осмыслено так же, как Путь в становлении человека и его Боговоплощении.
Путь воина-защитника, как и путь в Творчестве, будет связан с прохождением через «бездну».
Мы сформулировали три возможных пути для Героя в русском сознании: путь духовного самосовершенствования, путь служения воина-защитника и путь творчества, как самоосуществления.
Теперь рассмотрим булгаковские персонажи, претендующие на ранг Героя. Очевидно, что Героя первого пути у М. Булгакова нет. Можно было бы предположить, что это Алексей Турбин (как и Алеша у Достоевского) — Божий человек (значение имени), или с греческого — Алексей-Защитник. Но он герой не по сути, а функционально: с ним, как еще будет показано, связан мир «вечного блаженства» в структуре «Белой гвардии». К Герою пути воина-защитника можно отнести Р. Хлудова. К Герою третьего пути, естественно, относим Мастера.
У М. Булгакова есть еще и героиня. Два персонажа точно претендуют на этот статус: Маргарита и Елена. Их Путь — путь Любви. Этот путь также осмыслен в контексте «Ареопагитика», только в традиции Возрождения.
Каждый из этих путей связан с прохождением «бездны» — проходом через экзистенциальную грань. В западном экзистенциализме «бездна» непреодолима. Она же порождает весь субъективный ужас — страх, трепет, отчаяние, тошноту, бунт и т. д. На определенном этапе духовного становления в развитии экзистенции, когда человек превращается из Ничто в Нечто, он вдруг осознает или покинутость (в отсутствии Бога), или временность (в наличии смерти), или и то и другое, что и является причиной трагедии человеческого существования в западном экзистенциализме.
В русском экзистенциализме Бог всегда есть. Вера — абсолютна (даже в сомнениях). Путь Добра предполагает веру в трансцендентное. Если не в Бога, то в Истину, если не в Истину, то в божественное (красота, любовь, добро, правда, Земля, Родина...). У Достоевского идея трансцендентного в русском сознании — идея народа-«богоносца». Русские носят Бога в себе (сосуд, наполненный Благодатью явленной). Данная изначально пространственная ширь предполагает самую высокую и прочную вертикаль Земля-Небо в исконно национальном построении модели мира — Окрест. У Булгакова: мужички — «богоносцы Достоевские» и «в России возможно только одно — вера православная...» [48, 48]
И смерти в русском экзистенциализме нет. Есть экзистенциальная грань, переход через порог в иное качество.
а) В Жизнь — через обряд инициации по закону рода (когда, проходя через боль и отвращение, через символическую смерть) — мальчик становился мужем — воином и защитником.
б) В Тридевятое царство — через избушку Бабы-Яги (через испытание и символическую смерть к обретению себя и своих ценностей и истин) — как это сохранила русская сказка [191].
в) В Боговоплощение — через крест (через боль и страдание, через символическую смерть, когда обретается Свобода и Человек становится Богочеловеком) — свершается третье откровение [Н. Бердяев (24)].
г) В Свет или Покой (через испытания и страдания, через символическую смерть — к осознанию собственного предназначения) — Мастер и Хлудов у М. Булгакова.
И «смертью смерть поправ» — исконно русская возможность, данная экзистенциальностью сознания.
Помимо того, что «бездна» — это граница (переход через которую — это качественный переход к возможности Истины), она сама предполагает некий мир (некое пространство), который, собственно, и необходимо преодолеть. Что это за Мир, нам предстоит выяснить, обратившись вновь к греческой традиции.
Во-первых — это мир дьявола (древнегреческий Аид). В неоплатонической модели построения мироздания у Плотина [9] мы видим следующее: Ум-Теос (некая творческая мысль — божественная идея) попадает в Единое-Хаос (некая абсолютная потенция) и оформляет его в Космос (именно Мир). Это космогония, в логике которой существует и антропология — древнегреческая трехчастная модель человека, состоящего из Духа, Души и Тела. Дух (божественное, с Неба) опускается в Тело (в материю, в чрево Земли — Аид), вследствие чего на поверхности Земли появляется бессмертная Душа (в бренном теле) — человек. Отсюда вывод: чтобы родиться, надо умереть, или, чтобы возродиться, надо умереть (как зерно). Очевидный круговорот мироздания. В этой традиции существуют три мира Г. Сковороды и три мира в христианстве, которые описывает Данте, и три мира у М. Булгакова — это очевидное традиционное построение.
Во-вторых, «бездна» — это просто земной мир, который (как было показано в первой главе диссертации) в русской традиции вследствие лермонтовского «Бог занят Небом, не Землей» и есть царство Дьявола, оттого и «мир во зле лежит». Отсюда становится понятно, что, собственно, Мессир делает в Москве. Испытание земной жизнью — это испытание бессмертной Души тюрьмой плоти. Оно и есть прохождение «бездны». И здесь важно, какой из платоновских коней в колеснице души окажется сильнее: Белый, которому известен путь к звездному небу, или Черный, который возвращает бессмертную Душу в мирскую юдоль. В этом контексте Дьявол — это бесконечное искушение «черной» (плотской, биологической) части человека. И тогда очевидно, что это за сила, «что вечно хочет зла и вечно совершает благо...» [Гете] Именно она определяет, достойна душа вечного блаженства, или ей предстоит еще один круг мирской «бездны».
Рассуждение о Душе (психике) дает нам еще один контекст «бездны». В-третьих, — проход через «бездну» — это победа над черным конем, это победа над своей Тенью [К. Юнг (282)], это победа над Драконом. Дракон-Змей — хранитель мудрости) побеждая его, Герой становится обладателем великого знания, дарующего бессмертие (Осирис побеждает Тифона, Аполлон — Пифона, Сигурт — Фафнира, Святой Георгий Победоносец — Змея). Эта «бездна» — в плоскости психологических рассуждений, но в ней есть и Космологический смысл[133]: Звездного Дракона нельзя увидеть (древние считали, что он сторожит свое сердце) — астрономически он обвивает полюс эклиптики, вокруг которого вращается земная ось, — это Полюс Мира. Северный конец эклиптики, расположенный в созвездии Дракона, ассоциировался с древним раем (сад Гесперид), другой, расположенный на юге — с подземным царством мертвых. Эта космическая ось — Древо Жизни, охраняемое звездным Драконом. Герой, побеждающий (усмиряющий) Дракона, попадает в Рай (обретает бессмертие). В этом контексте становится понятно, почему Мастер не заслужил Света — он не победил Дракона в себе.
Дьявол, как владыка подземного царства (чрева земного), — это тьма и ипостась Аримана. Дьявол, как «бич рабов земных, царь познанья и свободы, враг небес и зло природы», — Люцифер (зеркальное отражение Бога, но заледенелое). Дьявол, как Змей (тень в человеческой психике) — Дракон, охраняющий Древо Жизни — бессмертие.
Очевидно, что три «бездны» принадлежат трем «мирам»: первый — это Космос (онтологическая характеризующая), второй — это именно земной мир (социально-историческая), и третий — это мир человека (психологическая составляющая). И, естественно, три мира взаимосвязаны, и каждый из них содержит в себе два иных.
Вопросы онтологии станут для М. Булгакова актуальны только в «Мастере и Маргарите». Здесь же, чтобы выявить очевидность хтонической силы Аида и Аримановой сущности Сатаны, необходимо привести в доказательство онтологическую концепцию Н. Бердяева. Экзистенциальное учение о Свободе как высшем принципе — основа размышлений философа [24]. Н. Бердяев предполагает три свободы: иррациональную (произвольность), рациональную (этическую, связанную с долгом), и свободу в Божественной любви. Человеческая иррациональная свобода коренится в «ничто» (в хаосе), из которого Бог («Ум» Плотина) творил Мир, т. е. иррациональная свобода имеет начало в царстве Аримана. Важно то, что у М. Булгакова это «ничто» — первично. Это потом уже Бог своей творческой созидательной деятельностью определит Добро мира, но в нем так и останутся частицы иррационального — Зла. В своей концепции «ничто» Н. Бердяев сам ссылается на Ungrund Я. Беме и «Божественное Ничто» Дионисия Ареопагита.
В «Белой гвардии» М. Булгакова будет интересовать Мир, и он будет иметь дело с Люцифером. На это прежде всего указывает лед, как непременный его атрибут: лютый мороз в Городе, обмороженный Мышлаевский (персонифицированное дьявольское начало), обмороженный у бронепоезда «Пролетарий» (большевики — войско аггелов), «ледяной холод» анатомического театра. Апокалипсис в структуре романа — на материале разворачивающихся исторических событий.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |