Основной методологической исходной исследования является художественное сознание — его принципы и ориентиры. Имеется в виду не индивидуальное сознание М.А. Булгакова (эта тема может интересовать психологов), а архетипы [К. Юнг] национального художественного сознания, объективно нашедшие выражение в творчестве писателя, которое и есть предмет изучения данной работы. Поскольку сознание существует лишь на пересечении множества бессознательных структур человеческого духа, то и историческая реальность постижима лишь путем моделирования бессознательных процессов [З. Фрейд (245), К. Юнг (279), К. Леви-Стросс (153)]. Творчество осуществляет такого рода моделирование. А для того, чтобы определиться в ориентирах творческого процесса, необходимы представления хотя бы об общих — коллективных [К. Юнга (278; 280)] принципах. Для большей конкретики сужено изучение таковых от общемировых до национальных и поставлена задача определить некоторые из основополагающих отечественного художественного сознания. В процессе работы над проблемой было выяснено, что структура сознания представляет собой двойную спираль и имеет ряд особенностей, вследствие чего был сделан вывод об «условной» двойственности сознания. Факт преобладания онтологической составляющей (над исторической) для художественного сознания дал ключи к метаисторическим построениям М.А. Булгакова. Изучение же традиции выявило принцип триединства с онтологическими характеристиками.
Изучение традиции также предоставило материал, рассмотрение и анализ которого подтвердил распространенное утверждение об экзистенциальных доминантах в русском менталитете. Для данного исследования важен экзистенциализм не как философия, не как культурологическая или эстетическая концепция и не как филологический феномен, а как тип сознания, как характеристика национального типа сознания.
Философский мир русских художников экзистенциален. Художник — носитель русского экзистенциального типа сознания, как представителе национальной культуры. В этом контексте мы могли бы сказать, что вся русская литература в той или иной мере экзистенциальна.
а) структура сознания.
Сознание имеет свою структуру и свою традицию. Структура — универсальна: это двойная спираль — классическая форма развития, научно выверенная и подтвержденная наукой XX столетия. Изначально мифологическое сознание рисовало себе картину мира, где пространственные координаты были представлены образом Мировой Горы, или Мирового Древа. Функции трех миров (Небо, Земля, Подземный мир) несла на себе вертикаль [15; 168, 271]. Двойное построение микрокосма (человек) и макрокосма (Вселенная) определяла горизонталь. Космогоническая модель символически представлена жезлом Гермеса.
Структура двойной спирали есть определяющее построение в науке1: ее будет иметь в виду Г. Башляр [17], говоря об элементарных пространственных связях; П. Тейяр де Шарден [223], исходя из этой структуры, сформулирует принципы биологического развития в своей теории эволюции жизни (тангенциально-радиальная спираль); П. Девис [83], наблюдая динамику пространства в исследовании геометрической природы спина (движение электрона), определит новый контекст проблемы гравитации; эта же модель послужит И. Пригожину [193] для выводов о последовательных стадиях эволюции пространственного распределения жизни (двойная синергетическая спираль).
Структуру двойного спирального кольца имеет и ДНК, и с ней же связан ряд положений в развитии жизнеустойчивости астрономических принципов [36]. Структура развития нашего сознания также являет собой двойную спираль, иначе, в логике приведенных рассуждений, неверно было бы предположить, что: сознание не развивается и что оно развивается по законам, отличным от развития всего живого (известного нам) на Земле.
Если же попытаться представить себе двойную спираль развития сознания, то сразу выявятся три существенные характеристики: сознание двойственно (т. к. спиральных колец два); две составляющие сознания периодически сменяют друг друга (т. е. можно говорить о доминирующем влиянии той или другой составляющей); кольца (составляющие сознания) то дифференцируются, то идентифицируются [181].
Необходимо понять, что именно имеется в виду, когда речь идет о двух составляющих сознания. Другими словами, нужна их характеристика2. Предлагаем свой взгляд на этот вопрос.
Первая составляющая (условно-метафорически назовем ее «Космос Земли») подразумевает культурно-этно-психологическую основу сознания3. Данное определение включает в себя осознанные и неосознанные традиции культуры, истории, уклада; особенности национальных характеристик и общечеловеческие ценности; вечные истины и рефлексию божественного, географию и астрономию — закодированные в психогенетической структуре человека, мыслимого как звено в цепи мироздания, по принципу галлограммы несущего в себе традицию и историю народа от своего первопредка, в частности, и всего человечества в целом.
Вторая составляющая сознания (условно-метафорически определяемая как «бытие на Земле») предполагает культурно-общественно-историческую характеристику и определяется индивидуальным опытом4. Смысл обретают те образующие, которые не передаются по наследству и которым нельзя научить, — они постигаются в процессе жизни и исчезают с жизнью, они воспроизводятся в каждом отдельном человеке и умирают вместе с ним. Можно сказать, например, о феномене Веры: ведь каждое поколение, каждый человек начинает верить изначально и в Вере не уходит дальше предыдущих поколений.
б) традиция.
Традиция становится доступной в контексте времени, а значит, в контексте известной нам истории.
Самая ранняя из известных нам форм мышления — мифологическая5. Логично было бы предположить, что существовала еще некая, домифологическая, стадия развития мышления, так как человек нам известен всегда как существо разумное — изначально обладающее сознанием или получившим сознание (по эзотерическим концепциям) восемнадцать миллионов лет до н. э., при переходе в четвертую человеческую расу [Е. Блаватская (35. Т. 2)]. Но поскольку мы не обладаем никакой конкретной информацией по этому вопросу, а располагаем только предположениями, то условно определим эту стадию как архаическое мышление и отнесем к ней все домифологические представления.
Мифологическое сознание отличает синтетическое, нерасчлененное восприятие природного, чувственно-материального [термин А. Лосева] космоса и саморефлексирующая система развития мифомышления, стремящаяся к целостности, «подчиняя себе все элементы общества или создавая из него еще недостающие ей органы» [162, 229]. Мифомышление — «тип мифоосвоения мира человеком на ранней стадии развития человечества как рода, характеризующийся совокупностью нерасчлененных представлений и недифференцированных определений бытия, существующих на дорефлекторном уровне, специфический способ категоризации действительности, исторически первый элемент сознания в первичном социуме» [169, 75]. Историческими этапами мифомышления считаются: архаический миф, классический миф и абстрактно-логическая мифология [70, 9].
Следующий этап развития сознания связан с развитием социальных и общественных отношений, с созданием института государства — это этап исторического сознания. Все люди на земле, живущие в условиях государственности, являются носителями исторического сознания.
Новый, постисторический, этап развития сознания будет связан с переходом в иные формы общежития, разрушением государственности, изменением системы ценностных ориентаций, принятию иного законодательства (законы, писанные не людьми, а данные свыше). Попытка Л. Толстого жить по Евангелию привела его к отказу от существования в системе общественных отношений. Нечто подобное предстоит и человечеству при переходе к иному периоду сознания.
Мы рассмотрели эволюцию сознания в линейной структуре и получили следующие этапы: архаическое — мифологическое — историческое — постисторическое сознание. Поскольку информацию для исследования дает только мифологическое и историческое сознание, мы и ограничимся этими координатами. Кроме того, процессы оформленности и продуцирования интересны именно в историческом мышлении. Мифологическое сознание лежит в основе исторического, поэтому особый акцент будет сделан на переход из одной формы сознания в другую и на преемственности традиций от одной формы к другой.
Среди традиций, влияние которых необходимо отметить особо в контексте нашего исследования, — греческая.
Наша близость к греческой культуре выявляется, прежде всего, через язык. Проблема, не раз приводимая к выводу без пристрастия от П. Гнедича и А. Пушкина до О. Мандельштама, М. Цветаевой и И. Анненского. Размышляя над судьбами русского языка, А.С. Пушкин отмечал: «В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему (русскому языку) свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом, усыновил его, избавя, таким образом, от медленных усовершенствований времени. Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность» [195, 183].
Продолжая высокие поэтические традиции, поэт начала XX века — О.Э. Мандельштам в своих размышлениях о языке сказал: «Русский язык — язык эллинистический. По целому ряду исторических условий живые силы эллинской культуры, уступив Запад латинским влияниям и ненадолго загащиваясь в бездетной Византии, устремились в лоно русской речи, сообщив ей самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения, и поэтому русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью» [166, 12].
Именно на традиции есть необходимость здесь сделать акцент. Слово — Логос для русской традиции есть смысл первый и великий, ибо «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» [37 от Иоанна 1.1].
«Слово» было не просто жанром в древнерусской литературе: именно онтологический смысл Слова так важен в языке и культуре. В «Столпе и утверждении Истины» П. Флоренский, занимаясь сравнительной этимологией, особенностью русского языка, формулирует его глубинный смысл, его онтологическую значимость.
И теперь, когда мы говорим о традиции О. Мандельштама в продолжение осмысления языковой культуры, и имеем в виду его цитату: «Эллинистическую природу русского языка можно отождествить с его бытийственностью. Слово в эллинистическом понимании есть плоть деятельная, разрешающаяся в событии» [166, 14], — перед нами раскрывается истина смысла мгновенного развития, А. Пушкиным определенное «усовершенствование временем», ибо после Слова было Дело [37].
Следовательно, вся полнота и культурологическое совершенство русского языка явилось тогда, когда греческий язык внес в его онтологическую значимость свою гносеологическую разрешенность..., сделав его тем самым языком не Богов, а людей. Но людей, проникающих через язык, через Слово, через Логос в значение Абсолютного, — людей, ставших на путь приобщения к Истине.
Проблема не осталась незамеченной и для теоретиков. Статья С. Аверинцева «Славянское слово и традиция эллинизма» отмечает, безусловно, непосредственное влияние греческого языка на нашу эстетику через Византию. И дело даже не в общих культурных характеристиках греческого канона и византийских авторов (Иоанна Дамаскина [9, 88], Симеона Благоговейного [51, 136], Дионисия Псевдо-Ареопагита [9; 11, 12], Максима Исповедника [103, 136], Михаила Пселла [194], Фотия и др.), прослеживаемых в логике и музыке святоотеческой и житийной литературы, а затем в философских и художественных текстах позднего времени. Суть в духовном определении, выраженном в особенностях русского Логоса. И отсюда возможность формулировать характеристики национальной самости, самая важная из которых — «бытийственности» (онтологическая сущность).
Важным фактором, иллюстрирующим греческие влияния, на который имеет смысл сослаться, является тип мышления сократовско-платоновский в основном. Тип мышления по стилю и форме повествования, по тематическим акцентам, по смыслу изложения — проявление складывающихся особенностей сознания. Аристотелевская логика оказывается менее значительным методом не по сути, а по форме. Для европейского сознания, напротив, наследие Аристотеля через Сенеку и Плотина к Августину Блаженному и далее в наукообразной стройности перейдет в тип западного философствования. «Почти вся русская философия являет собой до-логическую, до-систематическую картину философских течений и направлений», — отмечает А.Ф. Лосев в статье «Русская философия» [152, 215], выделяя в ней «идею цельного знания», выражающую цельность жизни духа, а не «отсеченный интеллект» или «отвлеченный рассудок».
Смысл различия западноевропейской прерогативы Ratio от русского логоса — в разности традиций. Последний свои корни видит в античности и далее в греко-православных представлениях, что дает возможность исключить аксиому «времена поэтов-философов Платона и Данте — безвозвратно прошли» [152, 214], приводя в доказательство всю историю отечественной литературы. Важно понять, что именно не дает нашему абстрактно-художественно-размышленческому типу мышления усвоить западную системность. Почему уверовать и воспринять всегда будет важней, чем осознать. Ответ на этот вопрос — смысл онтологического в русском сознании (который мы уже отметили как основную характеристику, связанную с логосом).
Приняв античную концепцию Бытия, западноевропейская философия сместила исследовательский акцент в сторону гносеологии. Ее основная задача была сведена к попыткам активного проникновения сознания в мир Абсолютного, путем эмоций, ощущений, воли, чистого разума, высшей религиозности, истории, наконец, — все эти гносеологические концепции (вплоть до невероятных синтетических вариантов) привели к печальному результату умирания божественного и к торжеству социологии.
Русская мысль, следуя за эллинистическими философскими построениями (органически вытекая из них), никогда не позволяла себе никакой агрессивной позиции в отношении вопросов Бытия. Это не значит, что в русском сознании Бог был непознаваем. Это значит, что вопрос познаваемости Абсолютного являлся вопросом восприятия божественного. Принципиальное отличие западного и русского типов мышления — в разнонаправленности к онтологическому. Попытка проникновения разрушает мир Абсолютного, тогда как все усилия, направленные на готовность воспринять Его, напротив, создают условия для снисхождения Его во всей полноте. Озарение, Откровение, Благодать явленная, снисхождение Духа Святого — «категориальный аппарат» отечественного мироощущения. Также становится понятной позиция гиперболического терпения и ожидания в русском менталитете. Ошибочно трактовать данную позицию как пассивную. Необходимы огромные усилия для того, чтобы Бог обратил на тебя взор свой. Но это уже вопрос Пути.
Констатируя онтологичность как особенность не только русского языка, но и русского типа мышления, попытаемся более убедительно проиллюстрировать греческие истоки. Здесь будет актуальным обращение к такому византийскому источнику, как «Ареопагитик» [9; 11, 12], датированному пятым веком. В десятом веке славяне имели возможность читать его в оригинале, и, как мы увидим дальше, концепция неизвестного автора стала исходной определяющей для эволюционирующего славянского мировоззрения. В Европе «Ареопагитик» будет востребован только к тринадцатому веку, к началу эпохи Возрождения.
Онтологическая концепция «Ареопагитика» — платоновская по существу. В ней констатирована абсолютная объективность Бога и возможность божественного волеизъявления в виде Откровения, связанная исключительно с божественной необходимостью.
Основной же смысл этого источника — определение именно Пути человека, который, оставаясь Божией тварью, в процессе восхождения наполняется божественной благодатью. Осуществление данного пути через Очищение и Просвещение делает человека благодатным сосудом для восприятия божественного Откровения. Эта до-Исусова концепция крестного пути, ведущего человека к Боговоплощению — к осуществлению его земного предназначения. Путь этот в русской традиции будет осмыслен как Путь активного Добра.
Исходная позиция — первая ступень этого Пути — смысл эстетического. Процесс Очищения в «Ареопагитике» — это аристотелевский Катарсис, это платоновский «Пир» (процесс творчества /творения/ космоса любви), это же и Красота Достоевского (глядя на портрет Настасьи Филипповны, Мышкин, видя, как она красива, сразу представит возможность Пути: «Если бы Добра была...» [Ф. Достоевский]).
«Ареопагитик», без преувеличения, стал духовным учебником для русской философии. В наиболее завершенном, оформившемся варианте русскую концепцию этой теории можно посмотреть у отца П. Флоренского. Например: «Любовь сочетает ценность с данностью» [227, 92], — заметит философ в своих рассуждениях об Истине. Истина, Добро и Красота, как носители ума, чувства и воли, проявляются в знании, любви и наслаждении. Бог есть Свет. Свет — Истина и выявляет себя в процессе перехода на другого, в процессе любви, через красоту, т. е. через являемость, а являемость и есть Свет. Так в онтологическом триединстве — в троичности Бога — может быть осмысленно Бытие в русском его понимании. Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой как тайна бытия, тайна рождения и тайна исхождения в Свете достигается в творческом постижении аскетизмом через искусство. Так изложено в «Столпе и утверждении Истины».
Данность триединого смысла, охватывающего бытие человека, нераздельно включает в себя эстетическое, онтологическая значимость которого — в чувственном наслаждении красотой Истины путем воли Любви, в свете явленной, в нисхождении Духа Святого. Онтологичность языка, онтологичность типа мышления, онтологичность эстетического — сквозная линия данного исследования с учетом влияния греческой традиции.
Эстетическое, как начало онтологии, было очень значимо для русского мироощущения. Нравственно-эстетический (а не формально-логический) аспект имеет древнерусское определение философии — любомудрие.
Идеи «Пира» Платона (о приближении к Богу) через «Диалектику» Дамаскина [9] (второе и четвертое определения) читаются у Константина-Кирилла-Философа [73] (третья глава Жития): в рассуждении о Софии подчеркивается эстетическое содержание мудрости, высшая красота истинного знания, а также стремление вещего разума к Божественному прозрению в истине этого знания.
Как факт, можно также отметить привязанность к Красоте при выборе религии, засвидетельствованное в «Повести временных лет» [183].
Особого внимания заслуживает категория Света в «Слове о законе и благодати» Иллариона [109]. Наиболее приемлемым христианским источником, позволяющим развивать установки сложившегося сознания, для отечественной культуры станет книга Нового Завета, что и даст возможность Иллариону провозгласить Закон (Библию) — Тенью, а Благодать (Евангелие) — Истиной.
Свет и Благодать (Благость) — категории русской онтологической эстетики. Благодать — это явленность Божественного Духа, чаще всего выраженного в творении (творчество, а не ремесло). Проявление Благодати возможно не только в виде Света, а также в виде радости, восторга, вдохновения или ощущения тепла, легкости, полета, стремления и т. д. Благодать может быть явлена как творцу, так и созерцающему творение. Основной признак данной эстетической категории — Озарение (снисхождение Духа Святого).
Стремление к Озарению, как к элементу приобщенности к высшей духовности, выразилось в целом ряде особенностей национального жизненного уклада, таких, как аскетизм, юродство, подвижничество, паломничество, отшельничество, старчество. Все эти особенности определяла одна общая идея, формирующая иерархический принцип подчинения Земного Небесному, «уход к Свету от плена в миру, сосредоточенность на духовной жизни с оторванностью от мирской греховности» [93, 38].
Примечания
1. Двойная спираль, как универсальное построение в науке XX века: Башляр Г. Новый рационализм. — М., 1987; Девис П. Суперсила. — М., 1989; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. — М., 1986; Тейяр де Шарден П. Феномен человека. — М., 1987; Мифы народов мира. — М., 1982. Берже П., Помо И., Видаль К. Порядок в хаосе. — Череповец: Меркурий-Пресс, 2000.
2. Названия двух составляющих: «Космос Земли» и «Бытие на Земле» не исходит из терминологии эстетической концепции М. Хайдеггера, изложенной в работе «Творение и истина» (Мартин Хайдеггер Исток художественного творения. — М., 1993). Хотя посыл философа: «Бытие творения состоит в ведении спора мира и земли» имеет тот же принцип типологии.
3. Работы в этой области: Юнг К. Архетип и символ. — М., 1991; Леви-Стросс К. Структурная антропология. — М., 1985; Эвола Ю. Оседлать тигра. Выготский Л. Проблемы общей психологии. Том 2. — М., 1982; Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли. — Л., 1989; Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры // Проблемы человека в западной философии. — М., 1988.
4. Работы в этой области: Киркегор С. Страх и трепет. — М., 1993; Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 // Собр. соч. К. Маркс и Ф. Энгельс. Том 42. — С. 43—46; Ортега-и-Гассет Х. Положение науки и исторический разум. — М., 1991; Фромм Э. Душа человека. — М., 1992; Фрейд З. Неудовлетворенность культурой. — М., 1992.
5. Изучение мифологического мышления, как самой ранней (из известных ученым) стадий развития мышления одно из самых актуальных направлений исследований в XX веке: Леви-Стросс К. Структурная антропология. — М., 1985; Леви-Стросс К. Первобытное мышление. — М., 1999; Леви-Стросс К. Печальные тропинки. — М., Львов, 1999; Леви-Стросс К. Путь масок. — М., 2001; Афанасьев А. Поэтическое воззрение славян на природу. — М., 1995; Выготский Л. Проблемы общей психологии. Том 2. — М., 1982; Горбунова И. Методологические проблемы исследования мифомышления // Автореферат дисс. — Ростов-на-Дону, 1980; Исаев С. Теология смерти. — М., 1991; Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры // Проблема человека в западной философии. — М., 1988; Соболева М. Философия символических форм Э. Кассирера в становлении неклассической философии. — СПб., 2000; Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. — М., 1930; Лосев А. Миф Число Сущность. — М., 1994; Лотман Ю. Семиосфера. — М., 1999; Мелетинский Е. Поэтика мифа. — М., 1976; Минакова А. Поэтический космос М.А. Шолохова. — М., 1992; Тайлор Э. Первобытная культура. — М., 1989; Топоров В. Миф. Ритуал. Символ. Образ. — М., 1995; Фрезер Д. Золотая ветвь. — М., 1998; Фрейд З. Психология. Религия. Культура. — М., 1992; Элиаде М. Аспекты мифа. — М., 2000; Юнг К. Архетип и символ. — М., 1991; Юнг К. Психологические типы. — М., 1998; Юнг К. Синхронистичность. — Киев, 1997; Косарев А. Философия мифа. — М., 2000.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |