Осознание актуальности вопросов методологии для литературоведения активизировало усилия ученых «постперестроечного» периода, направленные к созданию новых форм и средств для исследовательской деятельности. В начале девяностых годов на страницах прессы велись активные дискуссии по этому поводу1.
О необходимости новой теоретической базы современного литературоведения высказывались В. Ивбулис [99] (возможности обращения к западной эстетике), М. Липовецкий [145] (об использовании эстетических категорий), И. Есаулов [90], З. Крахмальникова [142], Ф. Светов [207] (об актуальности изучения христианской культуры), Л. Ершов [89] (о создании многоплановой системы изучения литературы), А. Агеносов [7] (концепция многоуровневой систематизации — метажанровый подход)2.
Наряду с поисками новых методов выявилась востребованность литературоведческой классики. Последнее десятилетие литературоведение активно использует теоретические принципы С. Аверинцева, М. Бахтина, Г. Гачева, Д. Лихачева, Ю. Лотмана, А. Лосева, В. Проппа, А. Потебни, В. Топорова. Введение ими понятия хронотопа, карнавалесности, знаково-семиотической структуры, символа, картины мира и другие стали базовыми для изучения поэтики литературы.
Известно, что многие открытия XX века были совершены на «стыке» различных областей знания, в синтезе философии и математики, астрономии и психологии, биофизики, биохимии, биомеханики. Такой метод признавали результативным русские ученые-космисты, А. Чижевский, в частности3.
Для литературоведения возможность синтеза с точными науками открыла новые горизонты. Также проблемы биогенетики и естествознания рассматриваются писателями первой половины XX века: в частности, например — М. Зощенко и М. Булгаков («Собачье сердце», «Роковые яйца»). В. Вербенко [199, 66] указывает на тот факт, что фантастические эксперименты, описанные в художественной литературе, — в известной мере контаминация идей ученых-евгеников («Улучшение человеческой природы», «Родословная наших выдвиженцев», «Омоложение. Сорок три прививки от обезьяны к человеку»). Благодаря математике и информатике Хенца была создана доказательная база авторства М. Шолохова. Новые принципы анализа предопределили и развитие культурологии как самостоятельной науки.
Естественнонаучная картина мира в двадцатом столетии претерпела существенные изменения, что не могло не отразиться и на художественном сознании4. Теория относительности А. Эйнштейна, теория расширяющейся и сжимающейся Вселенной А. Фридмана[234], теория о Первоатоме и первоначальном взрыве аббата Леметра, теория «красного смещения» — принцип Допплера, «Суперсила» П. Дэвиса [83] составили современную космогонию. Вопросы кибернетики, направленные на работу с энтропией (физическое понятие Хаоса), а также теория катастроф и теория жизнераспределения И. Пригожина [193] составили новую картину эволюционных процессов. Открытия в биогенетике и психологии определили новый контекст гуманизма.
Однако есть подходы, в которых весь объем современного научного знания, т. е. вся научная картина мира, представлена в мифологическом контексте с ссылками на первобытную космогонию5. Этот факт обращает на себя внимание не только тех, кто занимается вопросами религии и интересуется теософской проблематикой, но он актуален и для ученых.
Мень цитирует А. Эддингтона: «Вопрос о первопричине представляет, по-видимому, непреодолимые трудности, если мы открыто не признаем его относящимся к области надприродного» [167, 285]. Профессор математики А. Чуличков в статье «Малые параметры больших катастроф» [255] как наиболее яркий пример использует миф о Фаэтоне и ссылается на Овидия. Профессор Х.А. Ливрага [146] объясняет естественнонаучные парадоксы строительства египетских пирамид наследием Посейдониса. Все это свидетельствует о новом витке осознания человеком самого себя и своего места во Вселенной, а также выделяет мифологию в особо актуальную область знания, располагающую исследовательским инструментарием.
Художественное сознание всегда четко воспроизводило соотношение: история — человек — космос или время — человек — вечность. Такая гиперболизация смыслов и такой уровень обобщения требовали новых художественных средств воплощения идей. Вновь актуальными для исследователей XX столетия стали древние символы, мифы, обряды, учения.
Все более возрастает в современном мире роль мыслителя-художника, что отвечает актуальности тенденции синтеза. Однако если С. Великовский [52] сталкивался с «философичностью» художественных произведений мыслителей, — то в нашем исследовании речь идет о традиционно внесистемной философии художника. Русская философская мысль зарождалась и жила в лоне литературы. Она продолжала в нем свою жизнь и в двадцатом веке, несмотря на некую самостоятельную оформленность и попытку системности. А. Лосев отмечал «философичность» как особенность русской литературы.
«...Художественная литература является кладезем самобытной русской философии. В прозаических сочинениях Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева, Фета, Льва Толстого, Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме. И эти проблемы решаются здесь таким образом, что непредубежденный и сведущий судья назовет эти решения не просто «литературными», но философскими и гениальными» [А. Лосев 152, 214].
Классическая русская литература входит в русскую философию, является частью истории русской философии. Но отечественная философия не системна, она создает «картину мира — космос». Большой оригинальный писатель всегда осуществляет самобытное мировоззренчески-индивидуальное построение. Поэтому встает задача воспроизведения «картины мира» такого яркого мыслителя каким является М.А. Булгаков. Литературоведение уже работало в таком направлении. В «Поэтическом космосе» К. Кедрова [121], «Национальных образах мира» Г. Гачева [66], «Поэтическом космосе М. Шолохова» А. Минаковой [169] представлены теоретические разработки, дающие необходимые исходные исследования.
Для построения модели «космоса» в данной работе используются координаты внесистемной (термин А. Лосева) философии: онтология, этика и эстетика. Доминанту онтологического в русской философии формулировали А. Лосев [152, 509] В. Зеньковский [93 (1), 15] и др.
Для определения онтологических оснований необходимо исследование традиции, включающей как исторические, так и внеисторические параметры и дающей представление о взаимоотношении онтологического и гносеологического в художественном мире М. Булгакова.
Для изучения этических принципов автора была предпринята попытка анализа булгаковского героя, выявившая соотношение: человек — универсум в булгаковском космосе и определившая законы Пути земного человековоплощения.
Изучение эстетических определяющих было проведено в рамках поэтики писателя.
Глобальность осмысления законов мироздания, представленная творчеством М.А. Булгакова, — одна из загадок прошлого столетия, разрешить которую призваны исследователи века нынешнего. Все это определяет актуальность исследования.
В булгаковедении последних лет явно прослеживается тенденция обобщения всего накопленного материала и выработки на основе его целостной философской концепции. Однако, чаще всего речь идет только о романе «Мастер и Маргарита», и именно о нравственно-философской концепции.
Глубокая антропологическая концепция «Бега», корнями уходящая в систему принципов героизма и гражданственности в национальном сознании, все еще обойдена вниманием ученых. «Бег» изучался исключительно в контексте исторической драматургии, что хорошо прослеживается в следующих работах: Ю. Бабичева. Театр Михаила Булгакова // Эволюция жанров русской драмы XIX — начала XX века. — Вологда, 1982; Н. Ищук-Фадеева. Жанровое своеобразие драматургии М. Булгакова // Творчество М. Булгакова в литературно-художественном контексте. — Самара, 1991; А. Ковач. Типы и архетипы в контексте мировой литературы. («Бег» М. Булгакова) // Республиканские булгаковские чтения. — Черновцы, 1991; А. Кораблев. Время и вечность в пьесах М. Булгакова. — М., 1988; Т. Малярова. Три типа условной драмы в советской драматургии 20—30 гг. // Проблемы типологии литературного процесса. — Пермь, 1980; В. Петров. Историзм пьесы «Бег» // Творчество М. Булгакова в литературно-художественном контексте. — Самара, 1991; А. Смелянский. М. Булгаков в Художественном театре. — М., 1986.
Философски осмысленная картина мира, определившая место истории в контексте мироздания, данная М. Булгаковым в «Белой гвардии», — практически не изученная составляющая творчества писателя, открывшаяся лишь немногим из исследователей, которые обратили внимание на идеи Апокалипсиса в структуре романа: А. Барретт. Апокалипсис или революция? Человек и история в «Белой гвардии» М. Булгакова. — Веллингтон, 1985; Н. Великая. «Белая гвардия» М. Булгакова. Пространственно-временная структура произведения, ее концептуальный смысл // Творчество Михаила Булгакова. — Томск, 1991; В. Коханова. Пространственно-временная структура романа М.А. Булгакова «Белая гвардия» / дис. ... канд. — М., 2000; Е. Яблоков. Роман Михаила Булгакова «Белая гвардия» / Языки русской культуры. — М., 1997.
Философская концепция Булгакова-художника, вернее ее нравственно-этическая часть, рассмотренная в романе «Мастер и Маргарита», наиболее изученная булгаковедами, представлена в следующих трудах: В. Акимов. Свет художника или Михаил Булгаков против Дьяволиады. — М., 1995; И. Бэлза. Генеалогия «Мастера и Маргариты» // Контекст. — М., 1978; И. Бэлза. Трижды романтический Мастер // М. Булгаков Белая гвардия. Жизнь господина де Мольера. — М., 1989; М. Булатов. Нравственно-философская концепция романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // дис. ... канд. — М., 2000. И. Виноградов. Завещание мастера // По живому следу: Духовные искания русской классики. — М., 1997; Н. Гаврюшин. Литостротон или Мастер без Маргариты // Вопросы литературы. — 1991. — № 8; Л.А. Зеркалов. Иисус из Назарета и Иешуа Га-Ноцри // Наука и религия. — М., 1986; Л. Ионин. Две реальности «Мастера и Маргариты» // Вопросы философии. — М., 1990; А. Казаркин. Истолкование литературного произведения (вокруг «Мастера и Маргариты» М. Булгакова). — Кемерово, 1988; О. Киселева. Вечный диалог добра и зла в литературе XX века // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1991. — № 6; А. Королев. Между Христом и Сатаной // Театральная жизнь. — 1991. — № 13, 14, 15; А. Кораблев. Тайнодействие в «Мастере и Маргарите» // Вопросы литературы. — 1991. — № 5; В. Лакшин. О прозе Михаила Булгакова и о нем самом // Типология и взаимосвязи в русской и зарубежной литературе. — Красноярск, 1981; Л. Левина. Нравственный смысл кантианских мотивов в философском романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1991. — № 1; Б. Соколов. К вопросу об источниках романа «Мастер и Маргарита» // Философские науки. — 1987. — № 12; Н. Утехин. Исторические грани вечных истин («Мастер и Маргарита» М. Булгакова) // Современный советский роман: Философские аспекты. — Л., 1979; Е. Яблоков. «Я часть той силы...» Этическая проблематика романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Русская литература. — 1988. — № 2.
Вопросы булгаковской историографии, с ориентацией на определенные философские источники, мы находим у следующих авторов: И. Бэлза [42, 43, 45], Н. Гаврюшин [69], Г. Круговой [139] (гностицизм), И. Григорай [72], Д. Кертис [119, 120], А. Эрастова [276] (романтизм), А. Казаркин [113], Э. Проффер [192] (зороастризм), И. Галинская [67, 68], А. Зеркалов [95], Л. Левина [143] (манихейство, богомильство, альбигойство), Н. Гаврюшин [69], И. Косович [199, 104], В. Лакшин [156], Б. Соколов [219, 220] (масонство), А. Кораблев [127, 128], О. Кандауров [115] (эзотеризм), И. Виноградов [53, 54, 55], Е. Яблоков [284, 285] (экзистенциализм).
Влиянием на творчество М. Булгакова определенных философских персоналий интересовались: А. Басков [199, 88], И. Галинская [67, 68] (Г. Сковорода); П. Абрагам [1], И. Бэлза [42, 43, 45], П. Ролльберг [206], М. Чудакова [257, 258] (А. Данте, П. Флоренский), Л. Левина [143], Н. Скалон [224, 56] (И. Кант).
Новизна данного исследования заключается в следующих позициях:
— Создание методологически состоятельного и концептуально целостного подхода к изучению «картины мира» М. Булгакова;
— Исследование предполагает возможность изучения проблемы при активном использовании достижений философии и филологии. Философскую систему координат будет определять не поиск философских понятий и терминологии в булгаковском тексте, не попытка соотнесения какой-либо философской системы с художественным миром М. Булгакова, и не возможность изучать произведения автора в контексте философских учений. Научная задача диссертации — создание модели «картины мира» М. Булгакова-художника;
— данное исследование открывает возможность проследить творческий эволюционный процесс М. Булгакова — философа — художника — и развитие в динамике его творческой мысли, где «Мастер и Маргарита» — венец выражения авторского самосознания и концептуальное завершение целостной концепции философского мироосмысления.
Создав «Белую гвардию», М. Булгаков определил место Мира в координатах Мироздания (измерил историю в параметрах Вечности). Следующий этап творческого эволюционного развития писателя — Человек (смысл его существования в мире и в Вечности). Решая антропологическую проблему, М. Булгаков написал «Бег». Третий этап — создание онтологии (человек и мир между Богом и дьяволом): «Мастер и Маргарита».
— Мир, и Человек, и Божество интересны писателю в крайнем, исключительном, «пиковом» состоянии своего бытия, поэтому творчество М. Булгакова — художника и философа — будут характеризовать экзистенциальные составляющие.
Исходные методологии определены теорией изучения мифопоэтики. Методологический подход А. Минаковой [169] основан на введении категории художественного мифологизма и использовании для текстологического анализа герменевтического подхода «от языкового факта к контексту идей» [56, 25].
Эта методология обоснована для изучения эпических текстов, которые в отличие от философской прозы, «свертывающей содержание до мифа, развертывают миф в содержании». (Минакова А. Художественный мифологизм эпики М.А. Шолохова: сущность и функционирование / Автореферат докторской дис. — М., 1992)
Следовательно, построение «космоса» философской прозы будет существенно отличаться от построения «космоса» эпических произведений. Прежде всего тем, что это будет «философский космос», а не «поэтический космос», и строится он будет в системе философских понятий и категорий. Объединять эти два понятия будет мифологизм (явление, по С. Аверинцеву, типологическое в литературе), с учетом оговоренной выше особенности, данной А. Минаковой: «в философской прозе свертывается содержание до мифа» [там же] (т. е. миф задает композиционное и структурное построение «космоса» философского романа). Отсюда второй необходимой составляющей для построения «космоса» произведения философской прозы, или модели «картины мира» писателя с философским мироощущением, будет структура (геометрическое выражение философских идей). По Ю. Лотману, структура — это реализация идеи автора [157, 37]. «В отличие от композиции (где предполагается решение расположения предметных и словесных «рядов»), структура — это модель и совокупность отношений, предполагающих трансформацию и развитие в системе определенных закономерностей» [157, 40].
Структурализм как метод, предложенный К. Леви-Строссом, был создан на материале изучения первобытного и мифологического сознания. Поэтому в данной диссертации автор считает правомерным исходить из анализа структурных построений развития сознания.
В основе методологии исследования — два положения: структура и традиция [181]. Один из принципов изучения любого взятого для анализа предмета строится на выявлении (или построении) структуры и исследовании традиции как возможности проследить развитие в заданной структуре. Рассмотрение традиции в координатах истории дало представление о различных культурно-исторических влияниях на художественное сознание. Это позволило сформулировать ряд особенностей национального сознания и посмотреть, как они реализуются в литературном творчестве.
Одной из таких особенностей является экзистенциальный тип сознания. Экзистенциальный тип — культурологический феномен, выявленный в процессе исследования традиции и структуры сознания [181]. Речь не об идеях экзистенциальной философии: они, как и идеи всей истории философии, мы находим у М. Булгакова, но их вычленение не имеет смысла, изучение традиции таким методом непродуктивно6. Речь именно об экзистенциальном типе сознания — об экзистенциальной личности, каковой являлся сам М.А. Булгаков и по законам которой он жил. Наше исследование — за рамками биографии писателя. Творчество — более существенный выразитель булгаковских идей, так как его экзистенция требовала воплощения по законам «Духа, а не Кесаря» [Н. Бердяев].
Сознание как предмет для изучения и научного анализа особо значимо для двадцатого века. Предлагаемая методология базируется на следующем: ортодоксальный психоанализ (З. Фрейд [245—247]; три постфрейдовские школы: В. Райх [197] — биофизическая концепция психоанализа, Э. Фромм [241—243] — социологическая концепция; К. Юнг [278—283] — культурологическая концепция; а также теория экзистенциального вакуума — В. Франкла [240]); психология (теория комплексного мышления — Л. Выготский [61; 62]; теория продуктивного мышления в гештальтпсихологии — Вертхаймер [105], В. Келер [138]); структурализм К. Леви-Стросса[153—156] (теория медиации — прогрессивного посредничества и способ «бриколажа», объясняющий логику мифа); изучение мифомышления (антропологическая школа Э. Тайлора [222]; вопросы ритуала Д. Фрэзера [235—236]; символическая теория Э. Кассирера [116]; теория мифотворчества М. Элиаде [269—274]; понимание мифа как личностного бытия в учении А. Лосева [148]; изучение русской фольклорной традиции (А. Афанасьев [15; 16]; А. Ремизов [198]; В. Пропп [189—191]); эзотерическая концепция сознания (Е. Блаватская [35]; А. Безант [34]); теория экзистенциального мышления (С. Киркегор [123—125]; Ж.-П.Сартр [210]).
Предлагаемый подход связан с изучением особенностей национального сознания. Исследуя рефлексию идей русского менталитета в творчестве М.А. Булгакова, мы получили картину философских представлений одного из самых интересных отечественных писателей двадцатого столетия.
Все сказанное определяет постановку целей и задач данного исследования:
— выявить философские определяющие булгаковского «космоса»;
— попытаться создать модель булгаковской «картины мира»;
— проследить основные этапы творческого эволюционного развития М. Булгакова: Мир («Белая гвардия») — Человек («Бег») — Божество («Мастер и Маргарита»);
— определить экзистенциальные характеристики (как основополагающие в творческом мироощущении писателя);
— выявить структуру изучаемых произведений и миф (составляющую структуры) как принципиальные для анализа поэтики М.А. Булгакова.
Объем и структура диссертации: Структура диссертации определена целями и задачами исследования. Она отражает логику рассмотрения материала и подчинена общим принципам содержания работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения и библиографии (293 наименований). Объем — 150 страниц машинописи.
Во введении дается общая характеристика работы, обосновывается актуальность темы исследования, его научная новизна, определяются цели и задачи диссертации, ее методологическая и теоретическая основа, указывается источниковая база и практическая значимость.
Первая глава: ««Космос» художественного мира М.А. Булгакова. (онтология)» — посвящена аргументации основных методологических положений, рассмотрению базы философско-художественного мира писателя. За основу построения «картины мира» М. Булгакова взяты принципы построения философии: онтологические координаты, этические ориентиры, эстетические особенности.
Вторая глава: «Путь Добра булгаковского героя (этика)» — связана с выявлением антропологических взглядов писателя, с исследованием булгаковского героя в контексте законов осуществления человеческого Пути в жизни, истории и мироздании. Изучены два существующих типа героя и законы существования героини.
Третья глава: «Эстетика М.А. Булгакова». Наше внимание сосредоточено на вопросах поэтики: делается попытка восстановить утраченное звено в исследовании традиции булгаковского «комического»; доказывается, что ирония Булгакова не романтическая, а трагическая — экзистенциальная; определяется также структура и миф — как два основных принципа поэтики. На примере «Белой гвардии» и «Бега» представлены две модели булгаковского космоса.
В Заключении подводятся основные итоги исследования, формулируются выводы.
В Приложении представлены наглядные изображения структурообразующих моделей «Белой гвардии» и «Бега».
Источниковая база исследования: «Белая гвардия», «Бег», «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова. Предмет исследования — те произведения М. Булгакова, в структуру которых автором заложен миф.
Теоретическая и практическая значимость работы заключаются в том, что ее результаты могут способствовать более глубокому изучению творчества М.А. Булгакова. Выводы, результаты и материалы исследования могут быть использованы при подготовке общих и специальных вузовских курсов по истории русской литературы XX века, а также в школьных программах по литературе (в лицейских классах школ с углубленным изучением гуманитарных дисциплин).
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на кафедрах теории и истории культуры и русской литературы Московского государственного открытого педагогического университета им. М.А. Шолохова. Результаты и основные положения исследования докладывались на научно-практических конференциях и методологических семинарах, а также на XIX Всемирном философском конгрессе. По теме диссертации опубликованы одна монография и девять научных статей и тезисов докладов.
Примечания
1. Дискуссии о проблемах развития отечественной культуры: «Новый мир», 1989 г. — «Поставангард: сопоставление взглядов»; «Вопросы литературы», 1991 г. — «Атеизм, религия и современный литературный процесс»; Вопросы философии, 1989 г. — Формации или цивилизации? («Круглый стол»).
2. О необходимости новой теоретической базы: Агеносов В. Советский философский роман. — М., 1989; Гусев В. Современная советская проза и классическая традиция. — М., 1979; Ершов Л. Социально-философский роман 1970—1980-х годов // Литература в школе. — 1987. — № 5; Есаулов И. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск, 1995; Ивбулис В. Модернизм и постмодернизм: идейноэстетические поиски на Западе // Знание. — 1988. — № 12; Липовецкий М. Закон крутизны // Вопросы литературы. — 1991. — № 11—12; Крахмальникова З. Возможно ли возвращение? // Вопросы литературы. — 1991. — № 8; Светов Ф. После подарка... // Вопросы литературы. — 1991. — № 8.
3. «В наши дни в области наук о природе происходит процесс, имеющий огромную важность: применение методов одних наук к другим и синтетическое объединение различных наук воедино». А. Чижевский. Колыбель жизни и пульсы Вселенной // Русский космизм. — М., 1993.
4. Современная космогоническая картина: Физика. Энциклопедия. — М., 1999; Вернадский В. Биосфера. — М., 1967; Вернадский В. Начало и вечность жизни. — М., 1989; П. Девис Суперсила. — М., 1989; Зельдович Я., Новиков И. Современные тенденции космологии // Вопросы философии. — 1975. — № 6; Коллин Р. Теория небесных влияний. — СПб., 1997; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. — М., 1986; Фридман А. Мир как пространство и время. — М., 1965; Эйнштейн А. Как создавалась теория относительности // Эйнштейновский сборник 1980—1981. — М., 1985.
5. Мифологические параллели с современной научной картиной мира: Капра Фритьоф Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока. — СПб., 1994; Ливрага Х.-А. Введение в мудрость Востока. — М., 2001; Мень А. Истоки религии. — Брюссель, 1981; Чуличков А. Малые параметры больших катастроф // Новый Акрополь. — 2001. — № 1; Яблоков А. Ядерная мифология конца XX века // Новый мир. — 1995. — № 2.
6. В силу изучаемых особенностей творчества М. Булгакова, которые характеризуются, прежде всего, полнотой культурологического смысла, в его произведениях возможно отыскать и вычленить идеи любой из произвольно заданных философских учений. Ученые-булгаковеды уже осознали непродуктивность поиска истоков его творчества в системе учений и персоналий, и выделили как особенность, обращение М. Булгакова к «ключевым моментам человеческого бытия», и именно в этом его «соотнесенность с мировой культурой». Косарева Л., Смирнов Ю. Мифология и литература в поэтике романа «Мастер и Маргарита» // Творчество Михаила Булгакова в литературно-художественном контексте. — Самара, 1991.
| К оглавлению | Следующая страница |