В настоящее время метафора представляется более сложным и важным явлением, чем это казалось ранее. Будучи многоаспектным феноменом в языке, метафора традиционно рассматривалась в поэтике как фигура речи или троп, где она определяется как механизм речи, осуществляемый путем применения одного предмета к другому и выявляющий таким образом какую-нибудь важную черту другого на основе сходства, смежности и прочее.
Современный этап развития теории метафоры характеризуется тем, что проблема исследования метафоры вышла за пределы изучения поэтики. Метафора исследуется как источник новых значений в лексикологии, как особый вид речевого употребления в прагматике, как ассоциативный механизм и объект интерпретации и восприятия речи в психолингвистике и психологии, как способ мышления и познания в логике и когнитивной науке, как способ создания языковой картины мира, возникающей в результате когнитивного манипулирования уже имеющимися в языке значениями с целью создания новых концептов, особенно для тех сфер отражения действительности, которые не даны в непосредственном ощущении [Гак В.Г. 1988; Арутюнова Н.Д. 1990].
На данный момент основу ее разноаспектного изучения составляют несколько направлений, которые оформились как самостоятельные. В.В. Петров выделяет три основных направления в исследовании сущностной природы метафоры: 1) семантическое; 2) психологическое; 3) когнитивное.
В рамках первого направления метафора рассматривается и описывается с точки зрения концепции значения, посредством которого она реализуется. Актуальность второго подхода поддерживается вниманием исследователей при анализе процесса интерпретации (понимания) метафоры и создании процессуальных психологических моделей для ее расшифровки. Возникновение когнитивного подхода связано с тем, что метафоре приписывается руководящая и моделирующая роль в познании и отображении действительности [Петров В.В. 1990: 135—136].
К сфере семантического направления относятся большинство теоретических описаний метафоры. В качестве основных подходов для рассмотрения можно выделить теорию замещения (субститационный подход), теорию сравнения (сравнительный подход) и теорию взаимодействия, берущих начало с работ Макса Блэка и признанных в настоящее время в науке классическими. Сравнительный и субституциональный подходы возникли на базе античного учения о метафоре, которое традиционно связывают с именем Аристотеля. Исследователи многих поколений прибегали в своих трудах к его определению метафоры: «переносное слово (метафора) — это несвойственное имя, перенесенное с рода в вид, из вида в род, или с вида на вид, или по аналогии» [Аристотель 1984: 669].
В качестве примера сравнительного подхода можно рассматривать взгляды Дж. Миллера, который полагал, что «читатель должен искать сходства между текстовым концептом и общими знаниями. Эти сходства, которые служат основаниями для метафоры, могут быть сформулированы в виде утверждений сравнения. Будучи обнаруженным и проинтерпретированным, сравнение не добавляется непосредственно к текстовому концепту, а используется как основа, позволяющая представить себе минимально отклоняющееся от обычного положения дел, при котором метафора будет истинна» [Миллер Д.А. 1990: 251—253]. Процесс понимания метафоры, таким образом, сводится к основным трем этапам: 1) распознавание метафоры в контексте или отрезке речи; 2) реконструкция соответствующего метафоре сравнения; 3) интерпретация метафоры через соотношение ее с контекстом, что способствует в нашем представлении не только пониманию ее смысла, но и поиска наиболее правильного переводческого решения при переводе метафорической единицы с одного языка на другой.
Согласно субституциональному подходу, метафора представляет собой замену, или субституцию фигурально использованного выражения буквальным. Метафору понимают «подобно дешифровке кода или разгадыванию загадки», когда красивые орнаментальные выражения превращаются в их буквальные эквиваленты. В аспектах сравнительного подхода основной акцент «работы» метафоры представлен в форме художественного сравнения, где в основе метафоры лежит «демонстрация сходства или аналогия» [Блэк М. 1990: 159, 161].
Идея интеракционистской концепции метафоры берет свое начало с работ И. Ричардса и М. Блэка. Метафора рассматривается одновременно в двух направлениях: психологическом и логическом — с позиций взаимодействия образующих ее элементов и процессов. Характеризуя обе упомянутые концепции в самых общих чертах, можно сказать, что их объединяет понимание метафоры как оперирование двумя взаимодействующими сущностями. По И. Ричардсу, в метафоре участвуют «две мысли о двух различных вещах. Причем, эти мысли, возникая одновременно, выражаются с помощью одного слова или речения, значение которых есть взаимодействие» [цит. по: Гак В.Г. 1988: 33]. М. Блэк, рассматривая метафору с точки зрения теории референции, считает, что в метафорическом процессе взаимодействуют два разнородных референта. Один из них — та сущность, которая обозначается в этом процессе и поэтому выступает как основная (primary subject), второй — сущность вспомогательная (secondary, subsidiary subject), которая соотносима с обозначаемым уже готового наименования. Гетерогенность этих сущностей и сопутствующие им ассоциативные комплексы позволяют выходить за пределы и старого и нового круга представлений, синтезируя принципиально новую информацию [Гак В.Г. 1988: 33]. В метафорической конструкции сопоставляются две вещи не с целью замещения одной другой, а для нахождения «некоторой воображаемой связи» между двумя объектами: «при образовании метафоры A есть B (в его известном примере человек — волк) ассоциируемые места (associated commonplaces) B пропускается через фильтр ассоциируемых общих мест A» [Петров В.В. 1990: 136]. В результате этого процесса в метафорической конструкции актуализируются определенные характеристики, которые приняты в конвенциальной системе определенного языкового общества.
В рамках семантического подхода можно выделить еще несколько концепций, которые нельзя отнести к вышеперечисленным направлениям, однако все они построены в рамках теории значения. Одной из таких концепций является теория Дж. Серля. Он считает, что метафора обладает несколькими свойствами, а именно, систематичностью, ограниченностью. Систематичность метафоры формируется в основном, ее способностью передачи от адресата к реципиенту; ограниченность метафоры проявляется том, что в качестве основания сущности могут выступать не любые, а только некоторые свойства данной сущности. «Дж. Серль проводит разграничение между значением предложений самих по себе и тем реальным значением, которое вкладывает говорящий в высказывание. Именно «значение говорящего» отождествляется им с метафорическим значением» [Петров В.В. 1990: 136].
М. Бирдсли, основатель теории словесных оппозиций, утверждает, что «метафора — самый главный пример «самоопровегающего» дискурса» [Крюкова Н.А. 2000: 33]. Значение слова оформляют два свойства: главные характеристики слова и маргинальные, или коннотативные. Под влиянием контекста центральное значение слова может перейти к маргинальному, составив логическую оппозицию, или метафорическое употребление слова.
Таким образом, характеризуя семантический подход к исследованию метафоры в общих чертах, можно сказать, что метафора основана на сопоставлении или аналогии двух несовместимых понятий. Все приведенные выше концепции метафоры построены на понимании и экспликации значения метафорического выражения, которое выводится путем реконструкции метафоры в соответствующее сравнение, замену фигурально использованного выражения буквальным. В рамках данных концепций признается тот факт, что метафора имеет буквальное значение, основанное на буквальном значении входящих в метафорическое выражение слов.
Психологические исследования метафоры первоначально основывались на экспериментальных данных, полученных учеными. Так, К. Бюлер предлагал испытуемым пословицы в качестве материала для интроспекции, при этом его больше интересовали закономерности мышления вообще, а не специфика мышления над пословицами. Поэтому выводы, полученные в экспериментах с пословицами, были распространены на «мышление вообще» [Алексеев К.И. 1996: 79].
Как самостоятельный объект исследования, в психологии метафора выступает с середины 1970-х гг. Можно выделить два основных направления экспериментально-психологических исследований метафоры: 1) проверка модели понимания Дж. Серля; 2) изучение понимания метафоры детьми (К. Бюлер, Ж. Пиаже, Р. Хонек). «В качестве центрального предмета изучения выступает понимание метафоры. Наряду с пониманием целесообразно выделить еще один способ восприятия метафоры, распознавание — обнаружение конфликта традиционной и альтернативной классификаций. Различие между пониманием и распознаванием можно сформулировать так: если мы поняли метафору, то мы нашли ее смысл (или значение), если мы распознали метафору, то мы установили, что данное выражение есть метафора, а не обычное буквальное высказывание» [Алексеев К.И. 1996: 79].
Проблема соотношения понимания и распознавания метафоры изучается в психологии давно. Дж. Серль, проводя исследования по проверке модели понимания метафоры, а также понимания метафоры детьми изучал именно эту проблему. Дж. Серль формулирует проблему таким образом: «Проблема функционирования метафоры является частным случаем более общей проблемы, а именно объяснения того, как расходятся значение говорящего и значение предложения или слова... Наша задача при создании теории метафоры — попытаться сформулировать те принципы, которые соотносят буквальное значение предложения с метафорическим значением высказывания» [Серль Дж. 1990: 308—309].
Понимание же можно определить 1) как процесс и 2) как результат этого процесса. Понимание как результат — это некоторое знание, которое включается в уже существующую систему знаний или соотносится с ней. Понимание как процесс традиционно рассматривается как процесс мышления [Алексеев К.И. 1996: 81]. Процесс решения некоторой мыслительной проблемы при раскрытии новых свойств объекта и получении знаний и есть понимание, которое перерастает в мышление [Алексеев К.И. 1996: 81].
Последняя четверть XX века оказалась особенно плодотворной в плане разработки проблем, посвященных психологическим аспектам метафорических высказываний. К этому подтолкнул и переворот в сознании людей европейской культуры, начавших понимать ограниченность рассудочного подхода к жизни. Основным импульсом к постижению психотерапевтических ресурсов метафоры послужили, по-видимому, работы З. Фрейда, показавшего метафоричность языка психических образов, а затем в рамках психодинамического подхода появились концепции К.-Г. Юнга и Э. Берна, раскрывших роль сказочных метафор в человеческой жизни и предложивших психотерапевтические технологии с использованием метафор [Вачков И. 2004].
Впоследствии возникли такие яркие направления, как эриксоновская терапия, гипнотерапия с использованием метафор, символ-драма, имаготерапия, работа с направленным воображением, позитивная терапия Пезешкина, сказкотерапия и многое другое. Сейчас можно говорить без преувеличения: ни одно психотерапевтическое направление не обходится без использования метафор. Даже в рациональной терапии методы убеждения часто опираются на метафоры [Вачков И. 2004].
Область применения метафор в плане психологического воздействия связана с проблемой изучения сознательных процессов, для введения информации на глубоком подсознательном уровне. Активное использование метафор для достижения психологических целей возможно в силу тех механизмов, которые лежат у основания функционирования метафоры. И. Вачков выделяет несколько самых важных механизмов психологического воздействия метафоры: 1) использование метафоры позволяет разглядеть новое содержание в обычных вещах и эксплицировать то содержание, которое соответствует миропониманию человека; 2) использование метафоры приводит к активизации творческих ресурсов воображения при осуществлении коммуникативного процесса; 3) при использовании метафоры в речи и тексте происходит актуализация архетипов, так как метафоры задействуют глубинные механизмы бессознательного за счет непривычных для разума архетипических элементов [Вачков И. 2004].
Итак, изучая метафору в рамках экспериментально-психологического направления, ученым удалось рассмотреть вопросы, связанные с процессом интерпретации (понимании) метафор и создания психологических моделей для ее расшифровки. Суть процесса понимания человеком метафорического выражения сводится к тому, что процесс понимания представляет собой процесс мыслительный. Понимание метафоры — это соотношение предмета познания со своими знаниями и представлениями, со своим жизненным опытом.
Когнитивный подход в изучении метафоры берет свое начало с публикаций Эрнста Кассирера о символических формах в современной культуре, о взаимодействии между языком и мифом через метафорическое мышление. Он отмечает, что в языке выражены и мифологические, и логические формы мышления. Мифологические представления о мире обретают метафорическую оболочку. В основе любого мифотворчества лежала «базисная метафора», с ее помощью все «называлось и познавалось», она была следствием необходимости ословливания мира, представляющим «совершенное царство мысли и языка». Базисная метафора «сама по себе является условием создания языка». Современная же метафора, по его мнению, создается индивидуальным сознанием и фантазией [Кассирер Э. 1990: 33—35].
Интересна позиция Эрла Маккормака, усматривающего в метафоре процесс познавательный. Метафора возникает при сопоставлении практически несопоставимых концептов путем определенных иерархически организованных операций человеческого разума. Когнитивный процесс при порождении метафоры может, по мнению Маккормака, включать три уровня: 1) поверхностный язык; 2) семантику и синтаксис; 3) познание. Эти три уровня образуют фундамент мыслительного процесса при производстве новых метафорических номинаций и являются составляющими общего процесса познания. «Рассматриваемые изнутри, метафоры функционируют как когнитивные процессы, с помощью которых мы углубляем наши представления о мире и создаем новые гипотезы. Рассматриваемые извне, они функционируют в качестве посредников между человеческим разумом и культурой» [Маккормак Э. 1990: 359—360].
Еще одной теорией, принадлежащей к когнитивному подходу исследования метафоры, является концепция Х. Ортега-и-Гассета, который обращает внимание на такую черту метафорических номинаций, как двойственность. Он указывает, что человеку легче проникнуть в суть явления, подметить некое сходство в мире вещей, если он употребляет метафору. С ее помощью мысль человека становится более доступной для восприятия. «Метафора служит тем орудием мысли, при помощи которого нам удается достигнуть самых отдаленных участков нашего концептуального поля. Объекты, к нам близкие, легко постигаемые, открывают мысли доступ к далеким и ускользающим от нас понятиям. Метафора удлиняет «руку» интеллекта...» [Ортега-и-Гассет Х. 1990: 72].
В настоящее время когнитивный подход исследования функциональной стороны метафоры ярко представлен в работах Джорджа Лакоффа и Марка Джонсона. В своей книге «Метафоры, которыми мы живем» они утверждают, что «метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути» [Лакофф Дж., Джонсон М. 1990: 387].
Из тезиса о внедренности метафоры в мышление была определена новая оценка ее познавательной функции, ее суггестивность, ее моделирующая роль: метафора не только формирует представление об объекте, но и предопределяет способы мышления о нем [Арутюнова Н.Д. 1990: 14].
В рамках когнитивного подхода мышление трактуется как сущность, имеющая телесную основу, а такой образный аспект, как метафора, определяется центральным в представлении основ мышления. В известной книге Джорджа Лакоффа «Женщины, огонь и опасные вещи. Что категории языка говорят нам о мышлении» в исследовании человеческого мышления предлагается иной подход, который сводится к следующим постулатам:
1) мышление является воплощенным, оно представляет реальную физическую субстанцию. Вся наша концептуальная система базируется на структурах, которые произрастают из нашего чувственного опыта. Кроме того, концептуальная система основана на сенсорно-моторном и социальном опыте; 2) мышление является образным (imaginative): «именно способность воображения позволяет нам мыслить «абстрактно» и выводит разум за пределы того, что мы можем увидеть и почувствовать»; 3) мысль имеет свойства гештальта, она не атомистична, так как понятия имеют целостную структуру; 4) мышление не сводится к простому оперированию абстрактными символами, эффективность когнитивных процессов при изучении и запоминании, зависит от общей структуры концептуальной системы и от того, что эти концепты обозначают; 5) концептуальная система может быть представлена и описана с помощью когнитивных моделей, которые отражают способ категоризации окружающей действительности. [Лакофф Дж. 2004: 13].
Дж. Лакофф и М. Джонсон указывают на человеческую способность воспринимать, понимать и категоризировать все то, что существует в реальном окружающем нас мире. На восприятие мира человеком значительное влияние оказывает встроенный в сознание концептуальный каркас, включающий как невербальные, так и вербализованные базовые концептуальные метафорические модели. Мир в сознании процеживается через сетку этих моделей и соответствующим образом трансформируется, категоризируется и интерпретируется.
Концептуальные метафоры участвуют не только в категоризации и субкатегоризации понятий, но и обеспечивают аккумулирование знаний, как отдельного человека, так и сообщества людей. Главный принцип такой категоризации сводится к тому, что в процессе познания сложные непосредственно ненаблюдаемые мыслительные пространства соотносятся через метафору с более простыми и конкретными наблюдениями. Это действие получило наименование «проецирование по аналогии». Именно проекция как основа аналогии соединяет одну точку зрения с другой и создает новые точки зрения частично на базе старых. Проекция всегда предполагает концептуальную интеграцию. Однако само понятие «проецирование» или «отображение» (mapping) разными авторами трактуется не однозначно. «Одни называют данный процесс аналогией (Genther, 1983; Mitchell, 1993; French, 1995), другие — метафоризацией (Lakoff, Johnson, 1980; Turner, 1987; Lakoff, Turner, 1989; Sweetser, 1990), третьи — проецированием из одной области в другую (Fauconnier, 1997)» [цит. по: Peeters B., 1999].
Важнейшим методологическим отличием теории Лакоффа-Джонсона от всех предыдущих является утверждение об отсутствии у объектов их собственных, ингерентных или объективных свойств. Так как измерения категорий появляются из нашего восприятия и взаимодействия с миром, это скорее «интерактивные свойства, основанные на человеческом перцептивном аппарате». Так, каждый предмет способен выстраивать в процессе познания некий экспериенциальный или интерактивный гештальты, которые состоят из различных структурирующих его сторон. Эти гештальты могут отличаться от культуры к культуре, и, кроме того, совершенно естественно, что наше сознание, зависящее от национально-культурного опыта, вычленяет и «извлекает» на поверхность языка различные структурные части интерактивных гештальтов. То, что в одном языковом сознании может пройти незамеченным или неосознанным элементом интерактивного гештальта, в другом языковом сознании приобретает принципиальное значение, конституируя концепт формирующейся номинативной единицы [Шкапенко Т.М. 2000: 13]. Целостная структура гештальта состоит из нескольких составляющих, которые наполняют ее значением и не существуют отдельно вне данной структуры. К примеру, гештальт «любовь» содержит следующие подструктуры: «отношения людей», «трудности», «цели», «участники», «путешествие» и. т. д. Дж. Лакофф и М. Джонсон приводят множество примеров концептуальных языковых моделей, метафорическое значение которых складывается на основе проекции или наложения одного гештальта (одной области знания) на другой гештальт (другую область знания).
Один из центральных тезисов в когнитивной теории о метафоре — принцип инвариантности. Согласно этому принципу, базисные, или ключевые концептуальные метафоры — механизмы познания, которые используются для производства новых смыслов посредством преобразования концептуальных структур, для увеличения и обобщения объема знаний относительно слабо понимаемой области. С помощью инвариантного метафорического содержания, которое представлено в виде набора образ-схем, декодируется модель опыта, которая структурируется и получает дальнейшее распространение в рамках другой. Например, любовь в жизни человека может концептуализироваться как путешествие «LOVE IS A JOURNEY» и реализовываться посредством ряда стандартных метафорических выражений: 1) Look how far we've come; 2) Our relationship has hit a dead-end street; 3) It's been a long, bumpy road; 4) We're at a crossroads. [Lakoff, G. 2002].
Концептуальная метафора — это абстрагированная от каких-либо деталей модель опыта, к примеру, love is a journey, которая способна порождать аналогии, ведущие, в свою очередь, к образованию огромного набора метафорических выражений, входящих во фрейм, более сложную структуру для представления знаний.
Итак, Дж. Лакофф и М. Джонсон оспаривают тезис о том, что метафора только принадлежность языка — весь мыслительный процесс человека метафоричен. Однако Дж. Лакофф и М. Джонсон отмечают то, что при описании одного концепта через другой указывается лишь какой-то один аспект описываемого концепта, прочие же аспекты остаются незамеченными.
Современная когнитивная теория метафоры представляет собой революционный шаг в исследовании природы и сущности метафоры во многих отношениях. Результаты и достижения в изучении сущностной природы общепринятых концептуальных метафор, во многом предопределяющих наше мышление, сводятся к следующим положениям, которые рассматриваются в рамках таких основных аспектов, как 1) природа метафоры; 2) структура метафоры.
Рассматривая концептуальную метафору, ее сущность и природу, Дж. Лакофф делает следующие выводы:
• Метафора является основным механизмом, посредством которого мы понимаем абстрактные понятия и рассуждаем о них.
• Метафора по своей природе — явление концептуальное, не языковое.
• Метафорический язык — это поверхностное проявление концептуальной метафоры.
• Хотя большая часть нашей концептуальной системы метафорична, значительная часть ее не имеет метафорической основы. Метафорическое понятие основано на неметафорическом понятии.
Анализируя второй аспект — структуру метафоры, выделяют следующие положения:
• Метафоры являются средством отображения концептуальных областей. Метафора подразумевает понимание одной понятийной области через призму другой. Это своего рода перенос из области-источника в область-мишень. Такие переносы являются асимметричными и частичными.
• Переносы не являются произвольными, а основаны на телесном и повседневном опыте и знании.
• Концептуальная система содержит тысячи традиционных метафорических переносов, которые формируют высоко структурированную подсистему концептуальной системы.
Таким образом, в настоящее время нельзя говорить об общей теоретической концепции метафоры. Анализ текущего состояния исследований метафоры в различных аспектах свидетельствует о наличии большого числа конкурирующих между собой теорий. Нет единства ни по вопросу о сущности метафорического переноса, ни относительно критериев выделения проецируемых семантических характеристик. Неясно также, возможно ли объяснить метафорический перенос, не привлекая в качестве центральной концепцию значения. До сих пор остается дискуссионным вопрос, является ли метафора языковым, дискурсивным или концептуальным образованием.
Система общепринятых концептуальных метафор главным образом неосознаваема, автоматична. Концептуальные метафоры употребляются нами в актах коммуникации без заметных усилий, также как наша языковая система. Наша метафорическая система является определяющей в нашем понимании опыта и того, как мы действуем согласно этому пониманию.
Дж. Фоконье и М. Тернер, предложившие «теорию концептуального слияния», указывают на то, что при возникновении метафоры происходит одновременная активация, по крайней мере, двух областей мозга, отвечающих за наглядные и абстрактные образы [Fauconnier, Turner 1998]. При этом актуализируются два фрейма, не имеющие ничего общего в семантическом плане. Таким образом, возникновение метафоры или придание нового метафорического значения ранее существовавшему образному выражению происходит с помощью комплекса определенных когнитивных операций над знанием, в результате которых формируется фактически новое или модифицированное ментальное пространство, возникающее, а в последующем и закрепляющееся благодаря частичному заимствованию структур из различных концептуальных структур [Fauconnier, Turner 1998].
Концептуальная метафора — это обобщающая модель, схема переноса из одной концептуальной области в другую. На основе такой концептуальной модели создается масса языковых метафорических номинаций. Их организация, взаимное соотнесение определяется компонентными и системными связями в структуре концептов сфер-источников: так, например, концептуальная метафора «спор — это война» включает следующие слоты «военных действий»: «атака/нападение», «победа», «поражение» и др., по которым фрейм сферы-источника, мотивировочной базы метафорического переноса задает организацию метафорического фрейма. Исходя из данных теоретических положений метафорическое пространство любого языка может быть представлено как определенным образом организованная совокупность концептуальных метафор, объединяющих по фреймовому принципу частные реализации в разных типах текстов, принадлежащих, порождаемых в разных типах дискурсов.
Описание метафорического пространства российской политики через систему базовых концептуальных моделей представлено в монографии А.П. Чудинова «Россия в метафорическом зеркале», в которой он в том числе рассуждает об активном развитии и использовании в последнее десятилетие XX века концептуальной метафоры «Современная российская действительность — это нечеловеческое общество» (мир животных). А.П. Чудинов определяет наиболее типичные фреймы и слоты для данной политической метафоры. Фрейм сферы-источника «мир животных» задает организацию нескольких метафорических фреймов, например, фрейм «состав царства животных», объединяющий собственно животных (млекопитающих), птиц, рыб, низших животных (насекомых, земноводных), фреймы «объединения животных и иерархические отношения в них» (стая, свора, рой), «действия животных» (агрессивные: грызть, лаять, гавкать, рычать и неагрессивные: склонить голову, вилять хвостом), «обращение с животными» (оседлать, прикормить), «места обитания животных» (свинарник, курятник, конура), что свидетельствует о высокой структурированности сферы-источника «мир животных» [Чудинов А.П. 2001: 132—143].
В работах З.И. Резановой отмечается, что базовая метафорическая модель может иметь конкретные реализации, которые выступают в качестве вариантов модели. Система конкретных реализаций, направление развертывания метафорических ассоциаций в конкретных языковых метафорах определяется структурой концепта сферы-источника. Так, например, структура концепта «птица» включает следующие слоты: виды птиц, места их обитания, типы поведения, система мифологических представлений, связываемая с птицами, что приводит к появлению вариантов модели, вариантов воплощения данной концептуальной метафоры: человек — это орел, синица, голубь и т. д. Следует отметить особую значимость символических смыслов в структуре базового фрейма концепта сферы-источника при метафорической номинации. Например, орел — «бравый человек», «воин-победитель», «гений». Метафорическое использование образов голубя, голубки, горлицы основывается преимущественно на основе актуализации символических смыслов любви, верности, кротости [Резанова З.И. 2002: 76—77].
Вслед за Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, мы рассматриваем метафору как явление концептуальное, как основной механизм, посредством которого воспринимаются объекты реальной действительности. Метафорические переносы отличаются степенью универсальности и частотностью употребления в различных языках. В нашем же исследовании концептуальная метафора рассматривается как когнитивная универсалия, которая осуществляет свои познавательные функции в пространстве художественного текста.
Концептуальная метафора, являющаяся принадлежностью языка, может стать одним из способов порождения и интерпретации текста. Лакофф и Тернер указывают на тот факт, что общепринятая концептуальная метафора в текстовом пространстве способна расширять свой объем знаний [Lakoff, Turner 1989]. Она способна представлять новое ментальное пространство, которое рисует художник слова.
Р. Гиббс обсуждает основные вопросы нашего понимания художественного языка, в связи с использованием в нем метафор. Метафора всегда рассматривалась как принадлежность языка художественной литературы, как результат очевидной склонности ее пользователя создавать новые пути проникновения в человеческий опыт и ценности; а метафоризация традиционно рассматривалась как процесс высвобождения, в котором различные и неавтоматизированные способы мышления могли быть возможными. Р. Гиббс и Е. Свитцер также демонстрируют, как творческий метафорический процесс (на материале поэтического языка) может зависеть от лежащих в основе метафор, которые структурируют наш повседневный опыт [цит. по: Carter R. 1998: 144].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |