Дуэль

Все эти дни чекисты следили за Булгаковым, как дома, так и в театре. Такая же слежка велась и за домом Елены, где старые чекисты сидели на скамейке и читали газету. А когда она отправлялась в магазин, за ней следовала молодая влюбленная парочка под ручку.

В тот день, во второй половине дня, Булгаков вышел из театра в коричневом пальто и шляпе. За колонной за ним наблюдал молодой чекист в сером плаще и фуражке. Когда у дороги писатель остановил извозчика и сел в коляску, агент сделал то же самое и двинулся за ним. Тем временем Елена уже была в квартире брата и ждала его. Михаил вошел в подъезд с синей папкой в руке, где лежала новая глава романа. Чекист спрятался за старым дубом, напротив дома. Затем стал оглядываться по сторонам, пока не заметил своих коллег — влюбленную парочку, которая гуляла по дорожке. Он пошел за ними и, поравнявшись с парочкой, тихо сказал:

— Мой объект на месте.

— Женщина тоже уже в квартире, — сказал другой чекист.

— Оставайтесь здесь, а я пошел звонить.

И первый чекист зашагал быстрее, вскоре он зашел в здание двухэтажного банка. Там, у стойки администратора, он стал звонить по телефону:

— Это Харитонов, гости собрались в квартире ее брата, — и опустил трубку.

На другом конце, в здание на Лубянке, на связи находился сам Ягода. Он даже подготовил текст для мужа Елены, который лежал на его столе. Так как это было личное поручение Сталина, главный чекист решил всё сделать сам, чтобы избежать случайного провала. Да и как можно меньше людей должно было знать об этом деле. Как только его помощник Харитонов позвонил ему, Ягода за столом набрал номер телефона в штабе Московского округа. Трубку поднял генерал Шкловский — муж Елены.

— Это Евгений Александрович? С Вами говорит сотрудник ОГПУ, к сожалению, фамилию свою не могу назвать, сами понимаете... Пусть этот разговор останется между нами. Уже год, как мы следим за писателем-антисоветчиком Булгаковым, надеюсь, он Вам известен. Так вот, мы заметили, что у него роман с Вашей супругой. Этот бабник уже обесчестил многих женщин. Также он бросил двух своих жен и теперь втерся в доверие Вашей жены. Видимо, Елена Сергеевна сама не заметила, как влюбилась в популярного писателя. Мы подслушали их разговор. Елена Сергеевна хочет отвязаться от него, но Булгаков — опытный бабник, шантажирует Вашу жену, что всем расскажет и опозорит ее семью. Нам жалко Елену Сергеевну. Этот мерзавец опозорил и Вашу честь — офицера, честь Вашей жены и детей. Если не верите мне, то именно сейчас они в квартире брата Елены Сергеевны — Булгаков заставил ее явиться под угрозой разоблачения. Если Вы там их застанете обнаженными... я просто хочу, чтобы для Вас это не было сильным ударом.

От последних слов из рук Шкловского выпала трубка, и он изо всех сил ударил кулаком по столу. Генерал был в ярости, ревность разрывала его сердце на куски. Он кинулся к сейфу, извлек оттуда пистолет, однако уже у двери задумался: а может быть, это провокация чекистов? Шкловский решил позвонить домой, а вдруг жена дома, а не у своего брата? Он набрал номер, и в трубке услышал голос домработницы.

— Где Елена Сергеевна?

— Она ушла к брату, а дети — со мной.

И снова его охватила безумная ревность. Генерал выскочил из кабинета, зашагал по коридору, забыв шинель и фуражку. Увидев молоденького шофера у печки в караульной, он крикнул:

— Вася, поехали!

У входа в здание их ждал темно-зеленого цвета автомобиль квадратной формы. Когда они сели в машину, начальник округа нервно произнес:

— Вася, гони машину изо всех сил!

— А что случилось, товарищ генерал? — удивлено спросил шофер средних лет.

— Не твое дело.

Когда Булгаков постучался в квартиру, дверь открыла сама Елена. Повесив пальто в прихожей, они крепко обнялись и долго целовались. Затем зашли в гостиную и сели на диван. Михаил протянул ей папку:

— Что в этой главе? — спросила она.

— О том, как распяли Иешуа, сцена почти схожа с Евангелием, и лишь в конце тело философа забирает Левий Матвей и хоронит, как человека. Я не верую в его воскресение. Мне думается, исторический Иисус — это странствующий философ. Это после, спустя лет сто, его сделали пророком. Если почитать Евангелие от Матвея, то там божественного мало, и Иисус ведет себя, как философ. Поэтому прежде всего мы ценим Иисуса по его Нагорной проповеди, где говорится: не убий, люби ближнего, почитай родителей и другое. Эти заповеди Иисуса стали символом добра, любви и милосердия, без которых наш мир немыслим — в наших душах наступит тьма. Без них наши природные инстинкты полностью овладеют нами. Что и случилось с Россией.

— Хотя ты исказил евангельский сюжет, но наши люди всё равно воспримут его как религиозный, и Иешуа будет для них всё равно Иисусом, потому что они соскучились по нему и поняли, что с религией утеряли нравственность. Я испытала то же самое, читая главы твоего романа, хотя об этом ты не говоришь открыто. Ко всему, вместе с религией коммунисты отняли у нас тысячелетние обычаи и традиции, запретив их справлять.

— Пусть этот роман люди понимают по-разному. Для кого-то Иешуа — пророк, для кого-то — философ, но суть одна — без любви, добра жизнь погружается во тьму. С другой стороны, если на меня будет давить цензура, то я скажу, что это не религиозный мотив, что Иешуа — это просто философ.

— Опять ты решил схитрить, как и в других своих произведениях, — улыбнулась она.

— Иначе нельзя, когда вокруг волки, готовые тебя растерзать, но я никогда не буду вместе с ними выть, то есть петь их песню. Просто я хочу выжить — и при этом не потерять свою совесть и свободу, без чего немыслимо истинное творчество.

Стоило Елене услышать слово «совесть», как лицо ее стало задумчивым, и она принялась нервно ходить по комнате:

— Михаил, так не может более длиться. Мне стыдно, я сегодня же расскажу мужу о нашей любви. Не знаю, чем всё это закончится, но мы должны жить вместе.

— Но еще не прошло трех месяцев, хотя испытание мы не выдержали и встретились. Я не о себе думаю. Выдержишь ли ты мою бедность, не наступит ли разочарование?

— С тобой я обрела смысл жизни, я счастлива. Лучше быть бедной и счастливой, чем богатой и несчастной. Да и ты не настолько беден: у тебя своя квартира, работа... другие, миллионы, живут хуже. Единственное, что меня беспокоит — мои дети.

— Поверь, я буду хорошим отцом. Я люблю детей.

И тут в дверях раздался громкий стук. Елена вздрогнула и направилась в прихожую. Когда она открыла дверь, то увидела своего мужа. Увидев его горящие глаза, она испугалась.

— Я знаю, он здесь! — крикнул муж и, втолкнув ее назад, ворвался в прихожую. — Говори, он твой любовник? — закричал муж.

— Да, я его люблю, сегодня об этом хотела...

Генерал кинулся в гостиную и застыл в дверях, сказав про себя: «Вот он, так и есть!» Булгаков был смущен и медленно встал с дивана в другом конце комнаты. Ему стало ясно: теперь скандала не избежать, так как в глазах мужа Елены пылает ревность. И вдруг Шкловский вынул из кармана пистолет и резко выстрелил. Пуля пролетела у головы Булгакова, и за его спиной разбилось окно. Все случилось так быстро, что Михаил даже не успел испугаться. Теперь генерал слегка остыл и направил пистолет ему в лицо.

— Я убью тебя, мерзавец! — вскрикнул он, и его рука затряслась.

Писателю стало страшно: дуло смотрело ему в лицо, если генерал нажмет на курок, то уже не промахнется. «Неужели мой конец будет таким нелепым? Нет, я не хочу такой позорной смерти. Надо как-то успокоить его».

— Ну что же, стреляйте в безоружного человека, — выдавил из себя Михаил.

Писатель вел себя спокойно, словно не испытывал никакой вины, и это удивило мужа Елены. Да и слова о безоружном человеке подействовали на него. Евгений слегка успокоился и опустил оружие.

— Хорошо, мы встретимся в другом месте, я дам Вам пистолет, и будет дуэль, — резко произнес он.

— Я согласен, — спокойно ответил Михаил.

Желая как можно скорее уйти, генерал резко обернулся и увидел жену с бледным лицом.

— А с тобой я дома поговорю, — и быстро шагал к выходу.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Какое-то время Елена и Михаил молчали, пока она не сказала:

— Я рада, что это случилось, как гора с плеч, хотя я это не так представляла. Какое счастье, что пуля не задела тебя. Главное, он уже знает...

— Дома он не поднимет на тебя руку?

— Нет, он не такой. Я была удивлена, что он стрелял в тебя. Это не похоже на него.

— Может, сегодня вечером тебе не стоит идти домой? Пусть совсем успокоится.

— Я не могу, там мои дети, он уже не опасен.

В тот вечер Шкловский вернулся домой с запахом водки, но уже спокойным, вернее сказать, лицо было грустным. Елена смотрела на мужа с жалостью, и слезы текли по ее щекам. Уединившись в спальне, они долго и горячо говорили, даже спорили. Муж готов был простить ее.

— Но за что? — воскликнула Елена и стал ходить по комнате, а он сидел на стуле, свесив голову. — Разве я виновата, что любовь возникла в моей душе? Разве я виновата, что ты не понимаешь меня и видишь лишь в роли обеспеченной домохозяйки? Михаил Афанасьевич понимает меня с полуслова, у нас много общего в мыслях, в чувствах. Мы часами можем беседовать о культуре, а с тобой даже десяти минут не о чем говорить, кроме как о домашних делах. Я любила тебя, ты хороший человек, но наша голая любовь как-то сама по себе закончилась. И тогда я поняла: в семейной жизни одной любви мало, оно всё равно уйдет, если нет духовной близости.

Спустя неделю супруги расстались. Решением суда старший сын остался с отцом, а младший — с матерю. Елена переехала жить к Михаилу.