В Кремле

Каждый месяц Ягода, с красной папкой в руке, являлся в кабинет Сталина и докладывал о «врагах народа». Тот, как всегда, стоял перед столом вождя. Речь шла о людях, которые хотели избрать на съезде нового генсека. В основном это были старые партийцы, соратники Ленина, в высоких должностях, которые пользовались заслуженным авторитетом, чего не имел Сталин. Им было известно, что до революции, по приказу Ленина, Сталин грабил банки в Закавказье, а деньги отправлял Ленину для содержания партии. Не все коммунисты одобряли это. Ягода принес новые списки, человек сорок, кого следовало расстрелять. Почти всех их вождь давно знал. Сталин изучал список, сидя за столом, а Ягода стоял смирно с папкой в руке. Затем вождь кивнул головой и синим карандашом написал: «Согласен» и подписался. Документ был составлен в одном экземпляре.

— Еще какие новости?

— Писатель Булгаков опять начал писать свой роман о дьяволе.

— Как, ведь в письме он написал, что сжег его? — удивился хозяин Кремля.

Ягода пожал плечами.

— Рукописи не горят, — сказал вождь и усмехнулся, — можно бумагу сжечь, но роман всё равно остается в голове. Значит, писатель может его легко восстановить. Так что роман невозможно уничтожить, если он сидит в головах людей. А в новых главах что он пишет?

— Пока нам неизвестно, прежний агент наш вышел из строя, но мы скоро приставим к нему нового.

— Вот подлец, решил со мной хитрить, думает, что он умнее меня.

— Может, его арестовать и сослать в Сибирь?

— Пока нет, это отразится на моем авторитете, его еще любит интеллигенция. Когда его начнут забывать, вот тогда... Меня тревожит этот его новый роман. Булгаков слишком умен, смотри, как он хитро написал «Дни Турбиных». Каждый понимает его пьесу по-своему. Нам, коммунистам, нравится, что «белые» офицеры смирились с новой властью и приняли ее. Мы довольны этим. Однако интеллигенция восприняла пьесу иначе. Это ностальгия, сожаление по утерянной власти. Даже часть рабочих приняла эту пьесу. Другая его пьеса о «белой» эмиграции, говорят, он так же хитро написал. То есть интеллигенция поймет его по-своему, как надо. Так что с ним надо ухо держать востро.

— Иосиф Виссарионович, есть еще одно донесение о Булгакове. Он завел роман с женой генерала Шкловского. Этот роман длится у них более полугода.

— А почему только сейчас докладываешь?

— Мы не были уверены, но теперь точно знаем, — и главный чекист рассказал, как Елена в Доме отдыха у берега моря сожгла его любовные письма. — Они не раз встречались на Патриарших прудах.

Это сообщение взволновала вождя, он встал с места, закурил трубку и стал расхаживать по кабинету, говоря себе под нос: «Это более чем любопытно!» Затем спросил:

— А этот генерал — смелый человек или хитрый тип, из тех, которые присосались к нам?

— Он искренне служит нам, хотя до революции был капитаном, храбро воевал в Первую мировую. Ему за сорок, грамотный специалист.

— Это очень интересно, — снова сказал вождь, и у него созрела мысль. — Вот что! Этот генерал нам поможет убрать Булгакова. Это будет любовная драма, и никто не подумает на нас. Если этот генерал сильно ревнив, то убьет писателя. А затем в газетах мы распишем, как он соблазнил замужнюю женщину и разрушил карьеру генерала, а его детей сделал сиротами, без отца. Будет замечательная история, можно даже роман написать потом. И тогда интеллигенция возненавидит его как человека, а значит, и его творчество. Он будет опозорен, его забудут. Ягода, как тебе моя идея?

— Великолепно! Умно! И мы, чекисты, в глазах народа останемся чистыми. Очень тонкая работа.

Вождь был доволен собой и дал задание:

— Итак, подберите удобное время и сообщите ему об измене его жены. Но в этой позорной истории всё свалите на писателя. Мол, пользуясь своей популярностью, он соблазнил ее и затащил постель.

— Есть, будет исполнено, — четко произнес чекист, — разрешите идти?

— Не спеши, я думаю, это будет красивый спектакль. И имя Булгаков останется в истории, как мерзкого бабника. Знаешь, эта идея мне настроение подняла. Давай съездим в гости к нашему главному писателю — Толстому. Поговорим о литературе, узнаем, чем живут наши писатели. Запомни, писатели — это самые опасные люди. Если роман окажется удачным, то это на века.

— Иосиф Виссарионович, будьте осторожны с этим Толстым. Он так и не стал по-настоящему нашим, ему доверять нельзя. Идеи социализма для него чужды, хотя в своих романах он хвалит нас.

— Ты думаешь, я не знаю этого? Нам нужна его былая слава, талант. Главное — что он служит нам. Это главное для нас. Пусть он собирает вокруг себя старую интеллигенцию и управляет ею в нашу сторону, а не наоборот, как это делает Булгаков своими хитрыми пьесами.

На двух черных автомобилях Сталин и Ягода с охраной приехали на улицу Спиридоновка и остановились возле двухэтажного дома, который до революции принадлежал купцу Шувалову и был отнят новой властью. Писатель, лет пятидесяти, грузный, спешно вышел из дома, едва накинув на плечи коричневое пальто с мехом. С одышкой он устремился навстречу важным гостям. С широкой улыбкой он пожал руки гостям в шинелях и затем повел их дом. Охрана осталась снаружи.

В прихожей Сталина встретили третья жена писателя и дочь лет пяти. Таким гостям, от которых зависит жизнь каждого человека в стране, все были рады. Вождь склонился над ребенком, поцеловал в голову и вручил большую плитку шоколада.

— Вот, решил посмотреть, как живут наши знаменитые писатели, — сказал вождь, снял шинель, фуражку и передал писателю, который повесил ее на вешалку. Он также хотел взять у Ягоды, но тот сам подошел к вешалке. Хозяин, в дорогом синем костюме и галстуке, привел их в просторную гостиную, где над столом висела метровая люстра из богемского стекла. Вдоль стен — старинная французская мебель, белоснежный диван и старинная картины на стенах.

— Это, кажется работа самого Брюллова? — спросил Ягода, указав пальцем — он немного разбирался в искусстве.

— Да, купил в антикварном магазине, очень дешево. Много красивых вещей можно там купить, люди за бесценок продают.

— Должно быть, бывшие богачи продают последние свои вещи, — сказал Сталин, улыбаясь, — наверно, кушать стало нечего, ведь они привыкли хорошо жить. Я должен сказать, у Вас очень красиво, у меня всё скромнее.

Такие слова насторожили писателя: на что вождь намекает? Но ответ был уже давно готов:

— Видите ли, я известный писатель, и ко мне могут приехать гости из Европы. Надо показать, что советские писатели живут не хуже их.

— Очень верно, — заметил вождь. — Вы — люди культуры, и без этого не можете жить. Да и к тому же пусть наши писатели и поэты видят, как власть заботится о достойных деятелях социалистического искусства.

В это время жена и молодая кухарка стали быстро накрывать на стол. Сталин их остановил:

— Прошу, не беспокойтесь, мы ненадолго и кушать не хотим, просто выпьем вина, чаю с тортом — и всё. Мы с товарищем Ягодой хотим отвлечься от работы, поговорим о чем-нибудь красивом, о литературе, о театре. Покажите нам свой кабинет, — попросил вождь, — наверно, Вы там создавали свой шедевр «Хождение по мукам».

Личная комната оказалась также просторной, с дорогой старинной мебелью.

— Мы сядем у камина, — сказал вождь.

Там стоял круглый столик с тремя кожаными креслами. В середине кабинета — старинный письменный стол, а у стены — два шкафа с книгами. Над головой вспыхнула круглая люстра из богемского стекла.

Женщины вмиг накрыли стол белой скатертью, и на нем появились вино и бокалы, а также тарелочки с тортом. Гости расселись, хозяин дома разлил вино, и вождь предложил тост за писателя и его уютный дом.

Глядя на пламя в камине, Сталин спросил о литературных новинках этого года, на которые стоит обратить внимание. Толстой, кушая торт, назвал трех авторов и рассказал, чем их творчество любопытно. И вдруг Сталин сказал, что произведения двух авторов он читал. Вождь соврал. На самом деле сюжеты этих книг ему рассказал Луначарский. Для вождя было важно, чтобы в беседе с народом он выглядел образованным человеком, ведь всем известно, что Сталин окончил лишь духовную семинарию.

Вдруг Сталин спросил у главного писателя:

— А почему Вы не помогаете литератором, когда их арестовывает люди Ягоды? Вот Горький, он защищает их и обращается ко мне с просьбами. А Вы — нет, хотя мы с Вами тоже друзья.

Такой резкий вопрос смутил Толстого, и всё же нашел верный ответ:

— Я верю сотрудникам ОГПУ, они не станут арестовывать невинных людей. Я не юрист, в таких делах плохо разбираюсь.

— А я вот, — сказал Сталин, — защитил поэта Мандельштама, несмотря на то, что он меня грубо оклеветал. Даже друзья не встали на его защиту, а я позвонил прокурору, и его отпустили. Но говорят, что поэт опять что-то натворил, социализм оклеветал в стихах. Вот его благодарность. Я слышал, у Вас была с ним стычка, говорят, он даже дал Вам пощечину? Что это за хулиганство?

Толстой тяжело вздохнул, ему не хотелось об этом говорить.

— Это случилось здесь, в этом доме. Я собрал талантливых писателей, поэтов и беседовал с ними. Мандельштам тоже был приглашен. Я сидел там, за своим столом, а они — напротив, на стульях, человек десять. В споре я стал защищать партию. Тут нервный поэт вскочил с места, с горящими глазами подошел ко мне и ударил по лицу.

— Это просто безобразие, — возмутился Сталин, — так оскорбить знаменитого писателя!

— Мне кажется, у него психоз, он не может вести себя в культурном обществе. Я простил ему, так как он больной человек и к тому же талантлив. У меня нет злобы к нему.

Сталин умышленно рассказал о том, как в первый раз он спас поэта, зная, что об этой беседе Толстой непременно расскажет своим коллегам.

— Такие люди не знают, что такое доброта, — с обидой в голосе произнес вождь. — Говорят, Булгаков тоже был на том вечере. В самом деле он талантлив, то есть мастер слова?

— Да, широкий кругозор, богатая фантазия.

— Как Вы думаете, со временем его можно будет перетянуть на нашу сторону? Видите ли, когда я узнал, что Булгаков остался без работы, без денег, я сразу позвонил ему домой, и на другой день он был принят в Большой театр. Я думал, он это оценит и изменит свое враждебное отношение к нам. Но этого не случилось, он так и ничего не написал. Хотя талантлив.

— Вы правы, мне его жалко, а ведь мог бы стать лучшим писателем страны. Все-таки надо учесть, что он сын священника, хоть и был профессором.

— А ведь мог бы жить не хуже Вас, в таком же особняке, ездил бы на отдых во Францию, Италию. Кто в этом виноват? Мы, коммунисты?

— Мне думается, некоторые не могут понять, что коммунисты пришли навсегда, что это народная власть. Я думаю, со временем они поймут это, им нужно дать время.

— У нас нет столько времени. Да, я хотел спросить: может, вам нужна дача побольше? Или новая модель автомобиля? Мы получили из Америки.

— Спасибо товарищ Сталин, за заботу об интеллигенции, но дача у меня хорошая. А вот от автомобиля не откажусь. Сами понимаете, мы из Европы приглашаем к себе в гости известных писателей... Пусть видят, как живут советские писатели. То есть прошу ради дела.

— Верно мыслите, друг мой! Из Вас хороший дипломат получился бы. На днях получите.

— Иосиф Виссарионович, если можно, еще просьба. Сыну моему квартиру обещали, уже год пошел...

— Хоть и трудно с квартирами, но для Вас найдем. Ну, нам пора, спасибо за беседу, работа ждет.

— Это Вам спасибо за заботу!

— Друзьям надо помогать. А вот Вы не очень хотите помочь нам.

Такие слова напугали Толстого, и по телу пробежал холодок:

— Это почему же? Я предан вам.

— Вы мало пишете про успехи социализма, идеи социализма, коммунизма, о рабочем классе.

— Но мой роман «Хождение по мукам» посвящен этому, и сейчас я пишу его продолжение.

— Это только одно произведение, это мало для такого таланта, как Вы.

— Я учту Ваши наставления.