Письмо Сталину

Жизнь супругов Булгаковых стала тяжелой. О том, что Булгаков оказался опальным автором и не желает служить коммунистам, уже давно гуляли слухи по Москве. И чем больше газеты ругали его, называя белогвардейцем, гнилью, затаившимся врагом, бездарностью, тем больше его любила интеллигенция. Изо дня в день Булгаков становился иконой, мучеником — живой Иисус, его называли совестью России.

В один из таких дней, сидя на диване рядом с женой, Михаил снова сказал жене:

— Тебе надо продать некоторые твои украшения, чтобы мы не голодали. Я обещаю, как только ко мне вернутся прежние гонорары, то первым делом мы купим украшения и дорогую одежду.

У Люси по щекам потекли слезы, она молчала и затем сказала:

— А не лучше будет, если мы продадим твою библиотеку?

— Ты что говоришь! — чуть не вскрикнул писатель.

От таких слов Михаил вскочил с места, словно ужалили его, и стал расхаживать по комнате.

— Книги — это единственное, что согревает этот дом. Без них мне нет жизни, нет творчества, нет идей. Да и продав их, мы много денег не получим.

Со слезами на глазах Люси согласилась, и вскоре она кое-что продала своим состоятельным подругам, у которых мужья занимали высокие должности.

Как-то Михаил заехал в Большой театр. Там ему заказали небольшие тексты с описанием трех постановок. За них он получил гонорар. Оттуда на фаэтоне он отправился в Министерство здравоохранения, где ему дали отредактировать книгу по истории медицины в России. Деньги маленькие, и всё же это лучше, чем ничего. Далее он решил ехать в театр Вахтангова, где его тоже просили написать тексты к новым пьесам. Проезжая возле здания на Лубянке, где располагалось ОГПУ — серое пятиэтажное здание, вдруг увидел жену. Она вошла в это здание. Это сильно напугало его, и он крикнул молодому извозчику:

— Ну-ка, останови, я сойду.

Михаил выскочил из коляски и хотел было кинуться за женой. Ему показалось, что жену вызвали на допрос. Сделав несколько шагов, он задумался и остановился на тротуаре: «Если это допрос, то почему Люси мне ничего не сказала? Тогда зачем она пришла сюда? Может быть, к Самойлову — мужу ее подруги? Но зачем, почему мне ничего не сказала?» Михаил был в смятении: что ему делать? От страха и неведения сердце забилось. Он решил дождаться, когда жена выйдет оттуда, ведь его всё равно не пустят внутрь. Михаил спрятался за угол здания и стал ждать. А в голове всё крутилась мысль: зачем она сюда явилась? «А вдруг Люси доносит на меня, ведь чекисты могли ее заставить!» От такой мысли по телу пробежала дрожь. Время тянулось медленно. Он вынул из внутреннего кармана круглые часы на цепочке и глянул. Прошло десять минут, а ее всё не было. И вдруг появилась. Муж хотел броситься к ней с расспросами, но сдержал себя. Он решил: дома Люси сама должна всё рассказать. А пока нужно следовать за ней.

На расстоянии, между прохожими муж шел за ней. Жена зашла в какой-то большой магазин. Михаил стал ждать ее. Она вышла из стеклянных дверей с бумажной сумкой. Затем у дороги Люси остановила коляску и уехала. Михаил тоже кивнул извозчику и сказал старику: следуй за этим фаэтоном.

Люси сошла у дома, и муж последовал за ней в подъезд. Они встретились у двери, когда она открывала ключом дверь. Уже в гостиной, когда жена хотела зайти в спальню, Михаил крепко схватил ее за руку:

— Ты откуда едешь? — спросил муж твердым голосом.

Жена испугалась: муж прежде никого не был грубым. И голос ее слегка задрожал:

— Была в магазине, вот, кое-что купила.

— Это можно было купить здесь, недалеко от дома. Я заметил, ты приехала на извозчике?

— Да, я была у подруги и там по дороге купила.

— А кроме подруги где еще была?

Глаза жены забегали по сторонам, и она не сразу ответила:

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты обманываешь меня.

— Ты ревнуешь? — улыбнулась жена, и на душе ее сразу стало легко.

— Да, ревную, ревную тебя к Лубянке.

И снова на лице женщины возник страх.

— Я не понимаю, — с трудом улыбнулась жена, — это какая-то грубая шутка твоя?

Поскольку она не хотела признаваться, то Михаил решил схитрить:

— Мой один знакомый не раз видел тебя на Лубянке.

— Твой знакомый врет, он провокатор.

— Этот знакомый я и есть. Сейчас ты едешь сюда с Лубянки, я следил за тобой. Да, по дороге ты зашла в стеклянный магазин, а затем села в фаэтон.

Когда жена услышала это, лицо ее стало каменным.

— Ты — доносчица! Что ты сообщила обо мне?

Люси молчала, опустив глаза. От обиды Михаила трясло, он отпустил ее руку и начал ходить по комнате, желая успокоиться.

Наконец она заговорила:

— Я тебе всё скажу. Прошу, верь мне. Я о тебе ничего плохого не сообщила, клянусь Богом. Они заставили меня. Угрожали арестом моего брата. Я согласилась, но ни разу не предала тебя. Ничего плохого... Они хотели знать о твоем романе, о Воланде. Когда тебя не было дома, я переписывала некоторые главы и относила Самойлову. И еще писала к ним комментарии, но сути не раскрыла. Я ни разу не сказала, что речь идет о Сталине. Именно это интересовало Самойлова. Я клянусь, что говорю правду. Прости меня! Я слабая женщина...

Потрясенный, Булгаков стал задыхаться, и тогда открыл окно, оттуда повело холодным воздухом, и он закурил сигарету, жадно вдыхая и выпуская густой дым. Спустя минуту муж произнес без злобы в голосе:

— После всего, что случилось, ты уже не можешь быть мне женой. Хотя чужими мы стали еще раньше.

— Михаил, не прогоняй меня, ведь мне некуда идти. Позволь пожить здесь.

— Живи, — ответил он и зашел в спальню, чтобы сменить одежду.

С этого дня бывшие супруги почти не общались, однако Михаил помнил, что она знает его тайну о Воланде. Если Люси напишет донос, то его жизнь закончится в тюрьме. Это в лучшем случае. И всё же для него это было не главным. Писатель боялся другого — ему хотелось завершить главный роман своей жизни. Отныне это являлось смыслом его жизни. Он не сомневался: именно это произведение сделает его бессмертным. Михаил уже не держал злость на бывшую жену, так как она не выдала его. Но донос на близкого человека он не мог простить.

Теперь у писателя не осталось сомнения, что Сталин заподозрил в образе Воланда себя, но пока у него нет доказательств, иначе автора арестовали бы. Вождя это сильно беспокоило: ему не хотелось в истории остаться в образе дьявола, хотя он был таковым по сути. Вот почему все его пьесы под запретом. Как ему быть? Что делать? В своей стране он находился словно в тюрьме. Ему стало казаться, что его положение безнадежное. Булгакову не стало хватать воздуха, он покинул квартиру и с зонтом отправился гулять по дождливому парку. Вдоль сырой аллеи стояла тишина — лишь редкие прохожие. Шел он медленно, словно больной человек, и всё думал и думал. Как ему жить дальше?

Через час писатель вернулся в квартиру и за столом принялся за письмо. Оно было адресовано самому Сталину. Писал в отчаянии, в надежде хоть как-то смягчить сердце дьявола, ведь даже Сатана иногда творит добро, чтобы любили его. Без любви нет поклонения народа своему вождю. Булгаков решил сыграть на этих чувствах тирана, но при этом быть искренним. Пусть дьявол знает, что он, Булгаков, никогда не откажется от своих моральных принципов. И самое главное — если он не нужен в этой стране, где он под жестким запретом, то есть «заживо похоронен», то пусть его выпустят из страны. Другого выхода Булгаков не видел, хотя очень любил свою родину. Но уехать из СССР было крайне сложно, коммунисты выпускали из страны лишь благонадежных, и то — в командировку, на время. А их семьи брали в заложники, если они вздумают не вернуться назад. Но Булгаков хотел, чтобы его выгнали из страны, как это делали в первые годы правления коммунистов, когда двести самых видных ученых, не согласных с политикой Ленина, выслали в Европу на пароходе.

«Я доказываю с документами в руках, что вся пресса СССР, а с нею вместе и все учреждения, которым поручен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать.

И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции, как лучшего слоя в нашей стране... Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией.

Но такого рода изображение приводит к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает — несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми — аттестат белогвардейца, врага, а, получив его, как всякий понимает, может считать себя конченым человеком в СССР...

Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР.

И тут Михаил задумался и дописал:

...в сопровождении моей супруги. Я обращаюсь к гуманности Советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу...»

Он не хотел, чтобы Люси оставалась здесь в качестве заложника. Если в Европе он будет критиковать советский строй, — что вероятнее всего, — то жена окажется с Сибири. Далее в письме Булгаков, жалуясь на нищету, сообщил вскользь о том, что он сжег свой роман о дьяволе в знак протеста против цензоров, которые душат его творчество. Тем самым писатель дал понять, что он сжег роман, который так беспокоил вождя. И теперь, может быть, Сталин оставит его в покое — и шесть его пьес, а также три романа увидят свет.

Желая успокоить тирана и открыть дорогу своим произведениям, Булгаков решил сжечь роман. Однако это следовало делать при свидетелях, чтобы завтра по Москве начали гулять слухи о сожженном им романе. Разумеется, об этом сразу узнают чекисты и доложат вождю. И тогда Сталин поверит его письму. Но ему уничтожить свой любимый роман было непросто. Он долго не решался, сидя за столом в раздумье. Другого выхода не было. Для этого писатель вынул из стола папку с романом и зашел на кухню. В это время Люси готовила ужин на примусе. Булгаков стал бросать листы в горящую печь. Люси всё сразу поняла и решила, что у мужа нервный срыв от постоянных неудач.

— Что ты делаешь? — вскрикнула она.

Михаил молчал, бросая листы в огонь. Люси не стала его останавливать, так как этот опасный роман разрушил ее семью. В душе она была рада: теперь чекисты оставят ее в покое. В это время в дверях раздался звонок. Люси открыла дверь. Это оказалась ее близкая подруга — Елена Шкловская, жена генерала, большая поклонница творчества Булгакова. Именно она печатала на машинке роман о Воланде. Когда подруга сняла шляпу и пальто, то хозяйка дома завела ее в гостиную; они сели на диван, и Люси спешно рассказала о случившемся. Молодую женщину охватил ужас, глаза стали круглыми и она готова была кинуться на кухню, чтоб остановить писателя. Но тот сам появился в комнате, весь охваченный волнением, что сжег свой любимый роман.

— Михаил, что Вы натворили! — вскрикнула Елена, и слезы потекли по щекам.

— Елена, я благодарен за Ваши труды, но так надо было.

И тут Елена вскочила с дивана и кинулась на кухню. Люси последовала за нею и увидела, как та вынимает горящие листы из печки и на полу тушит руками. Часть рукописи уцелела, хотя края обгорели. У двери Люси молча смотрела на подругу, которая была влюблена в ее мужа. Теперь у Люси в этом не было сомнения. Шкловская любила не только его произведения, которые перечитывала не раз, но и самого писателя. Люси это удивило, и у себя она спросила: «Что особенного она нашла в бедном Михаиле — такая красивая, богатая жена генерала, у которой всё есть? Даже муж еще молод и красив, а в большой квартире есть прислуга. Я не понимаю ее! Неужели она не понимает, что Михаил обречен на неудачу?» Елена собрала уцелевшие листы, вытерла слезы запачканными сажей пальцами и зашла в спальню, где за столом сидел Михаил в раздумье. Она опустила листы перед ним и с мольбой произнесла:

— Здесь кое-что сохранилось, прошу Вас, не делайте больше так. Я очень люблю этот роман, не бросайте его. Я знаю, Вы сильный человек... Вы должны победить...

От таких слов на душе стало тепло. Писатель поднял голову и улыбнулся ей, сказав:

— Поглядите на себя в зеркало.

Елена подошла к трельяжу и увидела на лице следы от сажи. Она тихо засмеялась.

— Елена, я подготовил письмо в правительство, Вы сможете его напечатать прямо сейчас? — он указал рукой на столик, где стояла машинка.

— Я готова, вот только лицо помою, а то Вы будет постоянно смеяться надо мной.

Письмо было отправлено в тот же день. В ожидании ответа Булгаков сидел дома и редактировал медицинскую книгу. Это отвлекало его от тяжелых мыслей, да и деньги были нужны, чтобы не голодать. Все эти дни Люси пропадала у подруг.