Чуден Днепр...

При всем том мы признаем очевидное и подтверждаем неоспоримое: ни скептиком, ни релятивистом Булгаков не был, к ортодоксальной версии Нового (Голгофа, искупление, воздаяние) относился серьезно. Проще говоря, у него были идеалы (нравственные) и убеждения (религиозные). И каждый раз, когда они воплощались, роман проваливался.

Мы не хотим этим сказать, что положительность и художественность несовместимы принципиально. Боже упаси!..

Но в том беда, что идеальные образы Булгаков кроил из того же театрального занавеса, что и пародийные. Оставшись без тени — московской дьяволиады, — этот идеальный свет обернулся декоративностью дурного тона, лицейским романтизмом, при том, что и Лицей-то не Царскосельский, а Нежинский... Так, словно после «Мертвых душ» Гоголь возьми и напиши «Ганца Кюхельгартена»...

Чтобы уберечь свою рукопись от огня, Булгаков продлевает конец «Эпилогом» и тем возвращает роман к его таинственному и подмигивающему началу.

У Ильфа, судя по всему, положительных идеалов не было, а потому конец «Золотого теленка» блистателен. Абсолютная замкнутость романного мира привела к тому, что даже смерть невозможна. Дважды Остапу не везет со смертью: убитый в первом романе, он оживает во втором, чтобы, дойдя до границы, вернуться обратно. Ведь если «заграница — это миф о загробной жизни», то неспособность перейти границу — это невозможность умереть.

Первая смерть Остапа описывается так: «Гроссмейстер О. Бендер спал вечным сном в розовом особняке на Сивцевом Вражке»¹.

Недалеко от Сивцева Вражка, в другом арбатском переулке, заснул вечным сном другой Мастер, чтобы получить в награду «вечный дом» с венецианским окном и вьющимся виноградом до самой крыши. О том же мечтал Остап, представляя «легкую безалаберную жизнь на берегу теплого океана, в воображаемом городе детства, среди балконных пальм и фикусов...»².

Чего не достиг Остап, то удалось Мастеру: если заграница — это загробная жизнь, то и загробная жизнь — заграница, а смерть — эмиграция. Иными словами, Мастер добился именно того, о чем Булгаков просил советское правительство, — выезда за границу. Смерть персонажа обеспечила бессмертие автора, прорвав замкнутое время «Мастера и Маргариты». С замкнутым временем ильфопетровского романа этого не случилось. Почему? — А потому, что исходные мифы были разные.

Булгаков, опираясь на евангельское чудо и счастливое детство, сделал ставку на бессмертие, Ильф, возможно, из-за отсутствия сантиментов к своему детству, построил мир на вечной смерти.

Подобно «Мастеру и Маргарите», «Золотой теленок» тоже содержит роман в романе — это Рассказ Остапа Бендера о Вечном жиде. Точно так же, как Ешуа Га-Ноцри — двойник Мастера, Вечный жид — двойник Остапа. До начала роковых событий, изложенных в «Рассказе», Вечный жид проживал в Рио-де-Жанейро — хрустальной мечте Останова детства и, более того, разгуливал там под пальмами в белых штанах, тех самых, которые были для Великого Комбинатора символом счастья. Вечный жид перешел румынскую границу, но не отсюда — туда, как пытался Остап, а оттуда — сюда, то есть пришел из загробной жизни. Далее: ему поручили передать подарок (контрабандный, как и товар, отобранный у незадачливого Остапа румынскими стражниками); поручение же это дала ему «одна кишиневская дама», в чем вечный старик, не имей он дырявой памяти, сразу должен был увидеть дурное предзнаменование: в мировой истории город Кишинев прославлен только еврейскими погромами. Подарок сей скиталец собирался вручить «киевским родственникам», что вызывает в памяти как киевского дядю Берлиоза, так и соответствующий эпизод из «Белой гвардии» с участием тех же петлюровцев, которые порубали Вечного жида. Петлюровцы продолжают начатое в Кишиневе мероприятие по переселению евреев в вечность (возможно, именно в память об этом событии Остап носил фуражку с гербом города Киева)...

Вообще «Рассказ о Вечном жиде» — это конспект обоих ильфопетровских романов: «пошлый старик», который «шатался по всему миру, не прописываясь в гостиницах и надоедая гражданам своими жалобами», — вылитый «человек без паспорта», М.С. Паниковский; географические маршруты Вечного жида — перечень романных ходов и, одновременно, культурно-исторический комментарий.

Так, заседание, на котором Вечный жид присутствовал, а «Колумбу не удалось отчитаться в авансовых суммах, отпущенных на открытие Америки», — возвращает нас к театру «Колумб» и его первопроходческому пафосу; расположившийся же рядом с заседанием пожар Рима — его Жид «видел еще совсем молодым чело-веком» — напоминает об апокалиптическом пожаре «Колумба» и мировом — Вороньей слободки. Индия, где непоседливый старец «прожил лет полтораста» и «необыкновенно поражал йогов своей живучестью и сварливым характером», — связана сразу с двумя значительнейшими духовными событиями в жизни Остапа: поисками смысла жизни на Востоке, то есть в номере «Гранд-отеля», где остановился индийский гость, и поисками личного счастья в Черноморске (роман с Зосей Синицкой).

Примечания

1. Т. 1, стр. 379.

2. Т. 2, стр. 382—383.