Восстание ткачей

Руководствуясь эпиграфом к «Золотому теленку» — «Переходя улицу, осмотрись по сторонам», осмотримся по сторонам. Какую улицу мы переходим? Лимонный переулок. Цитрусовые нам уже попадались — это апельсины, те самые, которые катили бочками братья Карамазовы. Так значит — «Братья Карамазовы»? Один из героев этого романа — помещик Максимов — как будто действительно переселился в «Воронью слободку» и образ Васисуалия. А остальные откуда? А пожар? Похоже на то, что у братьев столько же общего с квартирой № 3, сколько у сыновей лейтенанта Шмидта друг с другом. И все-таки Лимонный переулок нас не обманул: и пожаром, и бочкотарой водила одна рука, рука Федора Достоевского. Та рука, которая написала и роман «Братья Карамазовы», и роман «Бесы». Да, «Бесы», одни только «Бесы» способны объяснить нравы обитателей «Вороньей слободки» и страшный ее конец.

То, что Никита Пряхин — бес, ясно из текста «Золотого теленка», но почему беса зовут Никита Пряхин, рассказать могут только «Бесы». Так вот, в поисках за генезисом непростого образа Пряхина, мы, минуя несложный образ Толкаченко, сразу устремляемся к его прототипу — Петру Никитичу Ткачеву, шестидесятнику-радикалу, изучателю простонародного быта. Бывший камергер Митрич обязан своим камергерством исключительно писателю Кармазинову, квартировавшему в доме своей сестры — жены камергера. Другому писателю — Ф.М. Достоевскому — он обязан своей неразлучной дружбой с Никитой Пряхиным: неискоренимая тяга консервативного идиотизма («не наши») к радикальному социализму («наши») — основная политическая идея романа «Бесы». Сплотившая же бывшего придворного и бывшего дворника совместная работа («Давай, давай, Никитушко! За разговорами до свету не справимся») должна напомнить о том, что «Бесов» и «Золотого теленка» связывают не только большой пожар, но и большая порка. У Достоевского порют шпигулинских пролетариев, у Ильфа и Петрова новая жизнь диктует свои суровые законы: порют интеллигента. Но подождем обвинять революцию, Лоханкин выпорот все теми же силами — царскими сатрапами (князь и камергер) и их дворней (бывший дворник). Сохранена и другая общность: виновники обеих порок — фон Лембке и Птибурдуков — одинаково незлобивы и выпиливают лобзиком (один — железную дорогу, другой — нужник). Даже Варваре есть место — это Варвара Петровна Ставрогина, которая, как и ее преемница, имеет возможность содержать и содержит бездельника-интеллектуала. В свете указания на то, что Варвара Петровна была сухопара до чрезвычайности, не следует понимать буквально большую белую грудь Варвары Лоханкиной-Птибурдуковой, она — грудь — не более, чем метафора, раскрытая Ильфом все в тех же записных книжках: «Мне нужен покровитель с сосцами, полными молоком и медом»¹. Итак, Васисуалий Андреевич Лоханкин есть не кто иной, как Степан Трофимович Верховенский.

Примечания

1. Т. 5, стр. 149.