Квартирный вопрос

Не в церкви, но близ церкви (бывшей церкви Спаса на Могильцах), «в каком-то отталкивающем помещении ЗАГСа», в Глазовском (позднее — ул. Луначарского) переулке Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна зарегистрировали свои отношения (МВ, с. 92).

«А жить где?» (МВ, с. 90).

В романе, еще не остывшем от авторского вдохновения, тревожно и напряженно звучал иной вопрос:

НО КАК ЖИТЬ? КАК ЖЕ ЖИТЬ? (БГ, 1).

Михаил Афанасьевич, надо отметить его находчивость, находит ответ. Где жить? На антресолях — в здании бывшей гимназии, а на тот момент школы (Герцена, 46), где работала директором и жила Надежда Афанасьевна Земская, сестра Булгакова.

«С кротостью удивительной, с завидным терпением — как будто так и надо и по-другому быть не может — принимала Надежда Афанасьевна всех своих родных. В ней особенно сильно было развито желание не растерять, объединить, укрепить булгаковскую семью» (МВ, с. 92).

Терем-теремок

Любовь Евгеньевна прозвала их новое обиталище «терем-теремок». «А в теремке жили: сама она, муж ее Андрей Михайлович Земский, их маленькая дочь Оля, его сестра Катя и сестра Н.А. Вера. Это уже пять человек. Ждали приезда из Киева младшей сестры Елены Булгаковой. Тут еще появились и мы» (с. 92).

Устроились в учительской... «...на клеенчатом диване, с которого я ночью скатывалась, под портретом сурового Ушинского. Были там и другие портреты, но менее суровые, а потому они и не запомнились» (с. 92).

На голубятне

Потом они жили «на голубятне» — на втором этаже флигеля во дворе дома № 9 (кв. 4) по Чистому (тогда — Обухову) переулку. Здесь, вспоминает Любовь Евгеньевна, написаны «Дни Турбиных», «Роковые яйца», «Собачье сердце».

«Мы живем на втором этаже. Весь верх разделен на три отсека: два по фасаду, один в стороне. Посередине коридор, в углу коридора — плита. На ней готовят, она же обогревает нашу комнату. В одной клетушке живет Анна Александровна, пожилая, когда-то красивая женщина. В браке титулованная, девичья фамилия ее старинная, воспетая Пушкиным. Она вдова. Это совершенно выбитое из колеи, беспомощное существо, к тому же страдающее астмой. Она живет с дочкой: двоих мальчиков разобрали добрые люди. В другой клетушке обитает простая женщина, Марья Власьевна. Она торгует кофе и пирожками на Сухаревке. Обе женщины люто ненавидят друг друга» (МВ, с. 96).

Малый Левшинский

С лета 1926 по лето 1927 года — Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна живут в Малом Левшинском переулке (д. 4, кв. 1).

«Мы переехали. У нас две маленьких комнатки — но две! — и, хотя вход общий, дверь к нам все же на отшибе. Дом — обыкновенный московский особнячок, каких в городе тысячи тысяч: в них когда-то жили и принимали гостей хозяева, а в глубину или на антресоли отправляли детей: кто побогаче — с гувернантками, кто победней — с няньками. Вот мы и поселились там, где обитали с няньками» (Л.Е. Белозерская, МВ, с. 120).

Читателя интересуют подробности? Их немного и они не очень интересны.

«Спали мы в синей комнате, жили — в желтой».

Никакой символики в этом, думаю, искать не следует.

«Кухня была общая, без газа: на столах гудели примусы, мигали керосинки».

А вот примусы, примусы Мастер не позабудет взять в свой роман...

ДВА ПРИМУСА РЕВЕЛИ НА ПЛИТЕ, ВОЗЛЕ НИХ СТОЯЛИ ДВЕ ЖЕНЩИНЫ С ЛОЖКАМИ В РУКАХ И ПЕРЕРУГИВАЛИСЬ.

— СВЕТ НАДО ТУШИТЬ ЗА СОБОЙ В УБОРНОЙ, ВОТ ЧТО Я ВАМ СКАЖУ, ПЕЛАГЕЯ ПЕТРОВНА, — ГОВОРИЛА ТА ЖЕНЩИНА, ПЕРЕД КОТОРОЙ БЫЛА КАСТРЮЛЯ С КАКОЙ-ТО СНЕДЬЮ, ОТ КОТОРОЙ ВАЛИЛ ПАР, — А ТО МЫ НА ВЫСЕЛЕНИЕ НА ВАС ПОДАДИМ!

— САМИ ВЫ ХОРОШИ, — ОТВЕЧАЛА ДРУГАЯ.

— ОБЕ ВЫ ХОРОШИ, — ЗВУЧНО СКАЗАЛА МАРГАРИТА, ПЕРЕВАЛИВАЯСЬ ЧЕРЕЗ ПОДОКОННИК В КУХНЮ (ММ, 21).

«Домик был вместительный и набит до отказа. Кто только здесь не жил! Чета студентов, наборщик, инженер, служащие, домашние хозяйки, портниха и разнообразные дети» (МВ, с. 120—121).

«Никаких писателей у нас в Левшинском переулке не помню, кроме Валентина Петровича Катаева, который пришел раз за котенком» (МВ, с. 135).

Большая Пироговская

1 августа 1927 года Булгаков заключает договор с застройщиком А.Ф. Стуем на аренду трехкомнатной квартиры (Большая Пироговская, 35а, кв. 6)...

— ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ТАКОЕ — ЗАСТРОЙЩИКИ? — СПРОСИЛ ГОСТЬ У ИВАНА И ТУТ ЖЕ ПОЯСНИЛ: — ЭТО НЕМНОГОЧИСЛЕННАЯ ГРУППА ЖУЛИКОВ, КОТОРАЯ КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ УЦЕЛЕЛА В МОСКВЕ... (ММ, 13).

...и в конце августа переезжает на новую квартиру.

«В древние времена из Кремля по прямой улице мимо Девичья Поля ехали в Новодевичий монастырь тяжелые царские колымаги летом, а зимой расписные возки. Не случайно улица называлась Большая Царицынская...

Если выйти из нашего дома и оглянуться налево, увидишь стройную шестиярусную колокольню и очертания монастыря. Необыкновенно красивое место. Пожалуй, одно из лучших в Москве» (Л.Е. Белозерская, МВ, с. 135—136).

«В наш первый этаж надо спуститься на две ступеньки. Из столовой, наоборот, надо подняться на две ступеньки, чтобы попасть через дубовую дверь в кабинет Михаила Афанасьевича. Дверь эта очень красива, темного дуба, резная. Ручка — бронзовая птичья лапа, в когтях держащая шар... Перед входом в кабинет образовалась площадочка. Мы любим это своеобразное возвышение. Иногда в шарадах оно служит просцениумом, иногда мы просто сидим на ступеньках как на завалинке. Когда мы въезжали, кабинет был еще маленький. Позже сосед взял отступного и уехал, а мы сломали стену и расширили комнату М.А. метров на восемь плюс темная клетушка для сундуков, чемоданов, лыж. Моя комната узкая и небольшая: кровать, рядом с ней маленький столик, в углу туалет, перед ним стул. Это все. Мы верны себе: Макин кабинет синий. Столовая желтая.

Моя комната — белая. Кухня маленькая. Ванная побольше» (МВ, с. 136).

Вспоминают бывавшие в этом доме:

«Но после мансарды на Левшинском эта квартира казалась дворцом» (М.М. Яншин; ВМБ, с. 270)...

«Из маленькой передней мы прошли в довольно большую комнату, посреди стоял овальной формы стол, а с противоположной от прихожей стороны две или три ступеньки вели в соседнюю комнату, как выяснилось — в кабинет писателя. Стены комнаты, куда мы вошли, были увешаны многочисленными фотографиями, карикатурами и окантованными вырезками из журналов и газет» (С.П. Раевский; ВМБ, с. 311)...

«Пол в столовой был выше, чем в передней, и у самой двери в углу две или три ступеньки вверх. Столовая очень маленькая, потолок низкий, окна невысоко от пола. Кроме двери в переднюю, в другой стене была еще дверь (кажется, в кабинет Михаила Афанасьевича), и еще третья — в противоположной стенке» (Е.М. Шереметьева; БД, с. 275).

* * *

Говорят, это были его самые счастливые годы. В каком смысле? А вот в каком:

«...он жил! Он находился в центре кипучих театральных битв! Он действовал! Он боролся! Он был «на коне»! Он был в славе! Когда он приходил ужинать в «Кружок», где собирались писатели и актеры (как нынче в Доме литераторов или в Доме актера), его появление сопровождалось оживленным шепотом. К нему, услужающе юля, подбегал подвизавшийся в «Кружке» тапер и, приняв заказ, тотчас возвращался к роялю и отбарабанивал в усладу знаменитому гостю модный фокстротик...» (С.А. Ермолинский, ЗРЛ, с. 30—31).

Да, да, и в этом. Но главное — у него, кажется, теперь был дом.