Вернуться к А.А. Кораблев. Мастер: астральный роман. Часть II

Маяковский

Маяковский для Булгакова — не просто поэт. Маяковский — символ. Маяковский — Москва 20-х. Маяковский — то, что приехавший в Москву Булгаков намерен бросить с парохода современности.

НА МОСГУ ДВЕ ЛАМПЫ ДРОБЯТ МРАК. С МОСТА ОПЯТЬ БУЛТЫХНУЛИ В ТЬМУ. ПОТОМ ФОНАРЬ. СЕРЫЙ ЗАБОР. НА НЕМ АФИША. ОГРОМНЫЕ ЯРКИЕ БУКВЫ. СЛОВО. БАТЮШКИ! ЧТО Ж ЗА СЛОВО-ТО? ДЮВЛАМ. ЧТО Ж ЗНАЧИТ-ТО? ЗНАЧИТ-ТО ЧТО Ж?

ДВЕНАДЦАТИЛЕТНИЙ ЮБИЛЕИ ВЛАДИМИРА МАЯКОВСКОГО (ЗМ, II, <1>).

Не будь Маяковский первым поэтом, Булгаков, может, и не остановился бы перед афишей. Любого другого он попросту не заметил бы, но этого...

ВОЗ ОСТАНОВИЛСЯ. СНИМАЛИ ВЕЩИ. ПРИСЕЛ НА ТУМБОЧКУ И, КАК ЗАЧАРОВАННЫЙ, УСТАВИЛСЯ НА СЛОВО. АХ, СЛОВО ХОРОШО. А Я, ЖАЛКИЙ ПРОВИНЦИАЛ, ХИХИКАЛ В ГОРАХ НА ЗАВПОДИСКА! КУДА Ж, К ЧЕРТУ. АН МОСКВА НЕ ТАК СТРАШНА, КАК ЕЕ МАЛЮТКИ <1>.

Назвав великана малюткой, Булгаков на этом не останавливается и рисует как бы антипортрет своего антипода.

МУЧИТЕЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ ЮБИЛЯРА. НИКОГДА ЕГО НЕ ВИДЕЛ, НО ЗНАЮ... ЗНАЮ. ОН ЛЕТ СОРОКА, ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОГО РОСТА, ЛЫСЕНЬКИЙ, В ОЧКАХ, ОЧЕНЬ ПОДВИЖНОЙ. КОРОТЕНЬКИЕ ПОДВЕРНУТЫЕ БРЮЧКИ. СЛУЖИТ. НЕ КУРИТ. У НЕГО БОЛЬШАЯ КВАРТИРА С ПОРТЬЕРАМИ, УПЛОТНЕННАЯ ПРИСЯЖНЫМ ПОВЕРЕННЫМ, КОТОРЫЙ ТЕПЕРЬ НЕ ПРИСЯЖНЫЙ ПОВЕРЕННЫЙ, А КОМЕНДАНТ КАЗЕННОГО ЗДАНИЯ. ЖИВЕТ В КАБИНЕТЕ С НЕТОПЯЩИМСЯ КАМИНОМ. ЛЮБИТ СЛИВОЧНОЕ МАСЛО, СМЕШНЫЕ СТИХИ И ПОРЯДОК В КОМНАТЕ. ЛЮБИМЫЙ АВТОР — КОНАН-ДОЙЛЬ. ЛЮБИМАЯ ОПЕРА — «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН». САМ ГОТОВИТ СЕБЕ НА ПРИМУСЕ КОТЛЕТЫ. ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ ПОВЕРЕННОГО-КОМЕНДАНТА И МЕЧТАЕТ, ЧТО ВЫСЕЛИТ ЕГО РАНО ИЛИ ПОЗДНО, ЖЕНИТСЯ И СЛАВНО ЗАЖИВЕТ В ПЯТИ КОМНАТАХ <1>.

Совсем иной портрет, написанный что называется с натуры, в очерке «Бенефис лорда Керзона» (12.V.1923):

А НАПРОТИВ, НА БАЛКОНЧИКЕ ПОД ОБЕЛИСКОМ СВОБОДЫ, МАЯКОВСКИЙ, РАСКРЫВ СВОЙ ЧУДОВИЩНЫЙ КВАДРАТНЫЙ РОТ, БУХАЛ НАД ТОЛПОЙ НАДТРЕСНУТЫМ БАСОМ:

...БРИТАН-СКИЙ ЛЕВ ВОЙ!
ЛЕ-ВОЙ! ЛЕ-ВОЙ!

— ЛЕ-ВОЙ! ЛЕ-ВОЙ! — ОТВЕЧАЛА ЕМУ ТОЛПА. ИЗ СТОЛЕШНИКОВА ВЫКАТЫВАЛАСЬ НОВАЯ ЛЕНТА, ЗАГИБАЛА К ОБЕЛИСКУ. ТОЛПА ЗВАЛА МАЯКОВСКОГО. ОН ВЫРОС ОПЯТЬ НА БАЛКОНЧИКЕ И ЗАГРЕМЕЛ:

— ВЫ СЛЫШАЛИ, ТОВАРИЩИ, ЗВОН, ДА НЕ ЗНАЕТЕ, КТО ТАКОЙ ЛОРД КЕРЗОН!

И СТАЛ ОБЪЯСНЯТЬ:

— ИЗ-ПОД МАСКИ ВЕЖЛИВОГО ЛОРДА ГЛЯДИТ КЛЫКАСТОЕ ЛИЦО!!. КОГДА УБИВАЛИ БАКИНСКИХ КОММУНИСТОВ...

ОПЯТЬ ЗАГРОХОТАЛИ ТРУБЫ У СОВЕТА. ТОНКИЕ ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА ПЕЛИ:

ВСТАВАЙ, ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ!

МАЯКОВСКИЙ ВСЕ ВЫБРАСЫВАЛ ТЯЖЕЛЫЕ, КАК БУЛЫЖНИКИ, СЛОВА, У ПОДНОЖИЯ ПАМЯТНИКА КИПЕЛО, КАК В МУРАВЕЙНИКЕ...

Рассказывают, что Маяковский ушел с «Дней Турбиных», после третьего акта, и на вопрос, что он об этом думает, будто бы ответил:

— Не знаю. Не видел хвоста. Поэтому не могу и определить, что это за зверь ваш Булгаков: крокодил или ящерица (В.П. Катаев, «Трава забвения»).

Знал или не знал, но на диспуте в Коммунистической академии (2 октября 1926 года) выступил, и выступил с полной убежденностью, что Булгаков — враг.

«Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть — и пискнул. А дальше не дадим» (Полн. собр. соч., т. 12. М., 1959, с. 304).

В стихотворении «Лицо классового врага. I. Буржуй-Нуво» (1928) Маяковский показывает, что для него Булгаков — тоже некий символ или по крайней мере симптом:

...На ложу
    в окно
        театральных касс
тыкая
    ногтем лаковым, он
  дает
    социальный заказ
      на «Дни Турбиных» —
        Булгаковым.

В пьесе «Клоп» (1929—1930) Маяковский предрекает забвение имени Булгакова:

«Профессор. Товарищ Березкина, вы стали жить воспоминаниями и заговорили непонятным языком. Сплошной словарь умерших слов. Что такое «буза»? (Ищет в словаре.) Буза... Буза... Буза... Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков...» (VI).

Познакомились Булгаков и Маяковский в редакции сатирического журнала «Красный перец».

Познакомивший их В.П. Катаев вспоминает:

«Булгаков с нескрываемым любопытством рассматривал вблизи живого футуриста, лефовца, знаменитого поэта-революционера; его пронзительные, неистовые жидковато-голубые глаза скользили по лицу Маяковского, и я понимал, что Булгакову ужасно хочется помериться с Маяковским силами в остроумии»...

«Некоторое время Булгаков молча настороженно ходил вокруг Маяковского, не зная, как бы его получше задрать. Маяковский стоял неподвижно, как скала. Наконец Булгаков, мотнув своими блондинистыми студенческими волосами, решился...» («Трава забвения»).

Позже Булгаков и Маяковский не раз встречались в «Кружке» — был такой литературный клуб в Старопименовском переулке.

Память современников запечатлела замечательную, исполненную символизма и драматизма сцену: Мастер и Поэт, играющие в биллиард.

«Они стояли как бы на противоположных полюсах литературной борьбы тех лет. Левый фланг — Маяковский, правый — Булгаков. Настроение в этой борьбе было самое воинствующее, самое непримиримое. И вот они время от времени встречаются. Оба жизнерадостны, причем страстные бильярдисты, опять-таки разных стилей. Маяковский обладал необыкновенно сильным ударом, любил класть шары так, что «лузы трещали». Булгаков играл более тактично, более вкрадчиво, его удары были мягче, эластичнее и зачастую поражали своей неожиданной меткостью» (М.М. Яншин; ВМБ, с. 269—270).

«...М.А. предпочитал «пирамидку», игру более тонкую, а Маяковский тяготел к «американке» и достиг в ней большого мастерства.

Я думала не только о том, какие они разные, но и о том, почему Михаил Афанасьевич играет с таким каменным замкнутым лицом» (Л.Е. Белозерская, МВ, с. 151).

«Играли сосредоточенно и деловито, каждый старался блеснуть ударом. Маяковский, насколько помню, играл лучше — выхватка была игроцкая.

— От двух бортов в середину, — говорил Булгаков.

Промах.

— Бывает, — сочувствовал Маяковский, похаживая вокруг стола и выбирая удобную позицию. — Турбинчики — это вещь! Разбогатеете окончательно на своих тетях Манях и дядях Ванях, выстроите загородный дом и огромный собственный бильярд. Непременно навещу и потренирую.

— Благодарствую. Какой уж там дом.

— А почему бы?

— О, Владимир Владимирович, и вам клопомор не поможет, смею уверить. Загородный дом с собственным бильярдом выстроит на наших с вами костях ваш Присыпкин.

Маяковский выкатил лошадиный глаз и, зажав папиросу в углу рта, мотнул головой:

— Абсолютно согласен.

Независимо от результата игры прощались дружески» (С.А. Ермолинский, ЗРЛ, с. 31).

Из Записной книжки М.А. Булгакова (1939—1940):

«Маяковского прочесть, как следует».