Е.П. Сеничкина. Приемы достоверности изображаемого в романе «Мастер и Маргарита»

Современными исследователями замечено, что в художественной литературе употребление языковых единиц подчинено общему замыслу автора и направлено в первую очередь на реализацию функции воздействия¹. Воздействие с целью воссоздать программируемые автором восприятие, оценку, понимание какого-либо факта становится особенно актуальным при изображении фантастических, невероятных или неожиданных событий, странном поведении персонажа, стремительном развитии сюжета, когда одно происшествие мгновенно сменяется другим. При таком сложном противоречивом изображении нередко возникают сомнения читателя в достоверности сообщаемого. Чтобы этого не произошло, говорящий вынужден использовать модальную разновидность особого рода, названную нами категорией убедительности. Семантико-прагматическая категория убедительности (КУ) появляется всякий раз, когда говорящий предполагает, что у читателя могут возникнуть возражения, и пытается устранить это². Средства реализации категории убедительности в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и будут предметом настоящей статьи.

При рассмотрении средств КУ у Булгакова очевидна связь художественного вкуса, художественной манеры писателя с традициями русской и советской литературы.

Так, при изображении невероятного, фантастического такие мастера слова, как Н. Гоголь, А. Грин, для достоверности, убедительности сообщаемого используют меткую, «заземленную» художественную деталь.

[Ковалев спешит в газету заявить о пропаже своего носа] «Скорей, подлец! скорей, мошенник!» — «Эх, барин!» — говорил извозчик, потряхивая головой и стегая вожжой свою лошадь, на которой шерсть была длинная, как на болонке (Н. Гоголь. Нос).

Такой прием часто применяет и М. Булгаков. В качестве художественной детали, вписывающей невероятные события в будничную действительность, писатель часто употребляет различные атрибутивные конструкции, различные детерминанты (преимущественно локативы). При этом элементы, формирующие художественную деталь, являются средством реализации КУ. См. при описании ошеломляющего происшествия (появления «привидения» у ресторана Дома Грибоедова):

Сидящие за столиками стали приподниматься и всматриваться и увидели, что вместе с огонёчком шествует к ресторану белое привидение. Когда оно приблизилось к самому трельяжу, все как закостенели за столиками с кусками стерлядки на вилках и вытаращив глаза.

Швейцар, вышедший в этот момент из дверей ресторанной вешалки во двор, чтобы покурить, затоптал папиросу с явной целью преградить ему доступ в ресторан...

Ср. также при описании фантастического события (поэт Иван Бездомный гонится за «нечистой силой»: «консультантом», «регентом» и котом):

Регент с великою ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской площади, и ускользнул. Потеряв одного из преследуемых, Иван сосредоточил свое внимание на коте и видел, как этот странный кот подошел к подножке моторного вагона «А», стоящего на остановке, нагло отсадил взвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и даже сделал попытку всучить кондукторше гривенник через открытое по случаю духоты окно.

Поведение кота настолько поразило Ивана, что он в неподвижности застыл у бакалейного магазина на углу...

В использовании средств КУ различаются две тенденции речевого поведения говорящего/пишущего. Тенденция уподобления, когда пафос высказываний повышается при значительных, важных и понижается при эпизодических событиях, как правило, свойственна речевому поведению говорящего/пишущего первого, более низкого уровня. Тенденция контраста, когда при передаче важных событий используются разнообразные средства, понижающие пафос высказывания, а при незначительных — нередко употребляется повышение пафоса, чаще свойственна говорящему/пишущему 2-го, более высокого уровня речевого поведения. Различая тенденции и уровни речевого поведения, следует учитывать большую условность такого деления.

Анализ средств КУ в романе «Мастер и Маргарита» показал, что М. Булгаков довольно часто использует принцип контраста, понижает пафос высказываний, описывающих концептуально важные события, центральных положительных персонажей и т. д. В этом случае употребляются такие средства КУ, как литотизация повествования, оценочно-отрицательные олова для положительной характеристики персонажа, преобладает план изображения, применяются различные приемы маскирования авторской точки зрения (ирония, остранение).

Понижение пафоса высказываний, описывающих значительные для художественного повествования события, у М. Булгакова продолжает чеховскую традицию русской литературы. Ср. замечание В. Ермилова о Чехове: «Очень часто наиболее значительные по широте и новизне социального и философского мышления идеи высказаны в его произведениях «мимоходом», так, как будто главное совсем не в них...»³

Понижение пафоса высказываний как средство КУ используется при литотизации повествования, речевого поведения персонажа.

[В самый торжественный момент бала у дьявола Воланд появляется среди своих гостей и пьет из чаши кровь] — Я пью ваше здоровье, господа, — негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами.

Казалось бы, в такой момент дьявол должен говорить громоподобным голосом, но негромкая речь его делает ситуацию более реальной, убедительной. Ср., как, следуя этому же принципу контраста в употреблении КУ, при описании эпизодического события (Воланд с котом в ожидании бала играют в шахматы, шутят) применяется гиперболизация в речевом поведении Воланда:

— Ты сдаешься или нет? — прокричал страшным голосом Воланд.

Достаточно распространено употребление М. Булгаковым понижение пафоса высказываний с помощью средств КУ, выраженных оценочно-отрицательными словами, но передающих положительные характеристики персонажа. Так, вызывающие симпатии, положительные герои романа, испытавшие жизненные невзгоды, но сохранившие при этом человечность, говорят хриплыми, разбойничьими, преступными голосами.

— Га-Ноцри! — оказал палач.

Га-Ноцри шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплым разбойничьим голосом...

[Распятый на столбе Иешуа просит, чтобы дали попить и другому распятому разбойнику] Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал ласково убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача:

— Дай попить ему.

[Маргарита пишет мужу, что от горя и бедствий, поразивших её, стала ведьмой. И тут её, превратившуюся в ведьму, видит домработница] — Что, хороша? — громко крикнула охрипшим голосом Маргарита Николаевна.

[Маргарита, ставшая ведьмой, влетает в комнату, чтобы успокоить испугавшегося шума мальчика] — Не бойся, не бойся, маленький, — сказала Маргарита, стараясь смягчить свой осипший на ветру, преступный голос.

Использование оценочно-отрицательной группы слов с целью вызвать положительное восприятие читателя основано на наличии потенциальной положительной семы в стержневом слове этой группы разбойничий (разбойник может быть и добр: он возвращает справедливость, грабя богатых, возвращает богатство бедным)⁴ и учете психологического механизма противодействия в общении (автор намеренно моделирует возражения читателя против отрицательной оценки полюбившегося персонажа, и это очень эффективный приём КУ). Ср. также маскировку авторской точки зрения как средство КУ при описании похождений Коровьева и кота Бегемота в Москве. Номинации их в изобилии сопровождаются оценочно-отрицательными словами (подлецы, мерзавцы, негодяи, хулиганы), между тем рыцари мрака, «нечистая сила» выглядят гораздо привлекательнее, чем вступающие с ними в конфликт персонажи (обыватели Москвы, с позиции которых в ведется оценочность).

Маскирование авторской точки зрения, объективация повествования в романе М. Булгакова осуществляется и с помощью такого приема, как остранение. См. при описании сцен с Понтием Пилатом:

[Прокуратор получает бумагу, из которой знает, что преступник Иешуа, с которым он связывает свои надежды, нарушил закон об оскорблении величества] Темная ли кровь прилила к шее и лицу [прокуратора], или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.

Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в них, только у прокуратора что-то случилось со зрением... И со слухом совершилось что-то странное — как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества...»

Помимо того, что такое описание воспринимается ярче, выведено из автоматизма восприятия, прием остранения как средство КУ делает легендарные события с Понтием Пилатом более близкими для читателя, а потому и более достоверными, воспринимающимися как реальные.

Ср. сходную функцию приема остранения у Н. Гоголя при описании страшного таинственного портрета, который приобрел художник:

Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глаза, и с ужасом заметил, что они точно глядят на него. ...Свет ли месяца, несущий с собой бред мечты и облекающий все в иные образы, противоположные положительному дню, или что другое было причиною тому, только ему сделалось вдруг, неизвестно отчего, страшно сидеть одному в комнате (Н. Гоголь. Портрет).

Ср. также прием остранения как средство КУ при передаче концептуально значимых событий у современника М. Булгакова А. Гайдара:

[Описание того, как мальчика Альку убивает бандит]

Сергей обернулся.

Очевидно, что-то случилось, потому что он покачнулся. В одно и то же мгновение он увидел тяжелые плиты тюремных башен, ржавые цепи и смуглое лицо мертвой Марицы. А еще рядом с башнями он увидел сухую колючую траву. И на той траве лицом вниз и с камнем у виска неподвижно лежал всадник «Первого октябрятского отряда мировой революции», такой малыш — Алька...

Из-за поворота навстречу выбежала Натка...

И, очевидно, опять что-то случилось, потому что пораженная Натка отступила назад, подошла снова и, заглянув Альке в лицо, вдруг ясно услышала далекую песенку о том, как уплыл голубой кораблик... (А. Гайдар. Военная тайна).

Эффективным, функционально насыщенным приемом понижения пафоса высказываний и средством КУ у М. Булгакова является ирония.

[На Патриарших прудах перед председателем правления литературной ассоциации Берлиозом неожиданно из воздуха соткался прозрачный гражданин] ...он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Ирония возникает здесь благодаря появлению данного на месте ожидаемого нового, но такого данного, которое по-иному освещает уже известную читателю информацию. Использование этого вида иронии как средства КУ, понижающего пафос высказываний, описывающих невероятные фантастические события, является индивидуальной особенностью творческой манеры М. Булгакова. См. также:

[В погоне за «нечистой силой» Иван забегает в какую-то квартиру и, решив, что «консультант» прячется в ванной, пытается туда ворваться] Крючок отскочил, и Иван оказался именно в ванной и подумал о том, что ему повезло.

Однако повезло не так уж, как бы нужно было!... Так вот в ванне стояла голая гражданка, вся в мыле и о мочалкой в руках.

Другим характерным для романа «Мастер и Маргарита» приемом понижения пафоса высказываний является сочетание иронии с переакцентуацией информации: возможные сомнения/возражения читателя в достоверности сообщаемого снимаются за счет переключения его внимания на другое, смены акцентов содержания.

[Перед Берлиозом соткался из воздуха прозрачный гражданин] Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык.

Действие КУ здесь таково, что с помощью иронии производится переакцентуации внимания читателя со странности события на характеристику персонажа. См. также очень характерное:

[Описание появления дьявола] ...в аллее показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй — что человек был росту громадного, воронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконично сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого.

Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой — золотые.

Писатель вместо того, чтобы сразу сообщить достоверную информацию, которую читатель мог бы подвергнуть сомнению (описание дьявола!), приводит несколько недостоверных сведений и затем их опровергает, намеренно смещая внимание читателя. В приведенном примере, помимо названных, КУ выполняет еще одно важное назначение. Дело в том, что здесь сама информация, которая подается после блестящего опровержения нелепости слухов и сводок, носит игровой, несерьезный характер. Автор намеренно показывает, что сообщаемое — красивая языковая игра, гиперболизация действительности, при этом сокращается расстояние между отправителем и получателем информации, улучшается контакт с читателем. Ср. сходное гоголевское опровержение слухов о пропаже носа у майора Ковалева:

Вот какая история случилась в северной столице нашего обширного государства! Теперь только, по соображении всего, видим, что в ней есть много неправдоподобного. Не говоря уже о том, что точно странно сверхъестественное отделение носа и появление его в разных местах в виде статского советника, — как Ковалев не смекнул, что нельзя чрез газетную экспедицию объявлять о носе? Я здесь не в том смысле говорю, чтобы мне казалось дорого заплатить за объявление: это вздор, и я совсем не из числа корыстолюбивых людей. Но неприлично, неловко, нехорошо! (Н. Гоголь. Нос).

Ирония как средство КУ, понижающее пафос высказываний, может сочетаться не только с переакцентуацией, но и с приемом остранения:

[Иван гонится за дьяволом — «профессором»] Тогда Иван твердо сказал самому себе:

— Ну конечно, он на Москве-реке! Вперед!

Следовало бы, пожалуй, спросить Ивана Николаевича, почему он полагает, что профессор именно на Москве-реке, а не где-нибудь в другом месте. Да горе в том, что спросить-то было некому.

Понижение пафоса как средство КУ достаточно эффективный и необходимый прием в высказываниях-афоризмах, суждениях о мире, так как такие предложения содержат гиперпафос, наиболее часто вызывают протест адресата, говорящему грозит опасность предстать самоуверенным всезнайкой⁵. В таких случаях для понижения пафоса М. Булгаков афористические высказывания вкладывает в уста персонажей. См., напр.:

Всё должно быть готово заранее, королева, — объяснял Коровьев... — Ничего не может быть гаже, чем когда приехавший первым гость мыкается, не зная, что ему предпринять, а его законная мегера шепотом пилит его за то, что они приехали раньше всех. Такие балы надо выбрасывать на помойку, королева.

— Мы вас испытывали, — продолжал Воланд, — никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!

[Мастер говорит, что сжег роман в печке] — Простите, не поверю, — ответил Воланд, — этого быть не может. Рукописи не горят.

Переданные в речи персонажа афористические высказывания выглядят менее безапелляционными, не столь уязвимы для читательского протеста, легче воспринимаются.

Исследование средств КУ в романе «Мастер и Маргарита» показало, что творческой манере М. Булгакова не в меньшей степени свойствен принцип уподобления при реализации КУ, повышение пафоса высказываний, описывающих важные события, характеристики персонажа и т. д.

Средства КУ, повышающие пафос высказываний, как правило, связаны с открытой авторской позицией, планом выражения. Это могут быть «открытые» афористические высказывания (относящиеся к авторской речи):

[Маргарита, превратившись в ведьму, летит над Москвой] Этот... переулок с покосившейся дверью нефтелавки, где кружками продают керосин и жидкость от паразитов во флаконах, она перерезала в одно мгновение и тут усвоила, что, даже будучи совершенно свободной и невидимой, всё же и в наслаждении нужно быть хоть немного благоразумной.

КУ, повышающая пафос высказывания, может быть выражена прямыми авторскими обращениями к читателю. Такие высказывания с гиперпафосом сокращают расстояние между отправителем информации и адресатом, делают повествование более убедительным. См., напр., лирическое отступление о том, какой замечательный писательский ресторан в Доме Грибоедова:

Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?! Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!..

См. также начало второй части романа:

За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!

Ср. также начало одной из последних глав:

Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, её болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его.

К средствам КУ, повышающим пафос высказывания, относятся интенсивы:

[При необычайном поведении арестанта] Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

Эмоционально-окрашенные слова:

[Швейцар слышит речь невидимой Маргариты] Швейцар у дверей, выкатив глаза и даже подпрыгнув от удивления, глядел на черную доску, стараясь понять такое чудо: почему это завизжал внезапно список жильцов.

Оценочно-положительные, возвышенные слова:

[О Маргарите] Он описал свою возлюбленную верно. Она была красива и умна.

Наконец, к средствам КУ, повышающим пафос высказывания, относятся стилистически маркированные, свойственные возвышенной речи слова, ритм, синтаксические конструкции целых отрывков текста (с повтором глаголов, восклицаниями, стилистически окрашенной лексикой и т. д.):

[Описание директора писательского ресторана] И было в полночь видение в аду. Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором окинул свои владения. Говорили, говорили мистики, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоясан широким кожаным поясом, а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой.

Ср. также:

[Писатели в ожидании Берлиоза] — Он мог бы и позвонить! — кричали Денискин, Глухарев и Кант.

Ах, кричали они напрасно: не мог Михаил Александрович позвонить никуда. Далеко, далеко от Грибоедова, в громадном зале, освещенном тысячесвечовыми лампами, на трех цинковых столах лежало то, что еще недавно было Михаилом Александровичем.

Завершая обзор средств КУ в романе «Мастер и Маргарита», замечаем, что если одному писателю, одному произведению чаще свойственна лишь одна из тенденций (контраста или уподобления) в использовании таких средств, то динамика, гибкость в применении их М. Булгаковым гармонично сочетают в себе обе тенденции (что наглядно представлено в таблице).

Таблица. Средства категории убедительности в романе «Мастер и Маргарита»

Такая индивидуальная особенность, находка романа, позволяет писателю с помощью повышения/понижения пафоса высказываний воссоздать наиболее достоверное, не вызывающее возражения читателя изображение невероятных, фантастических событий.

Примечания

1. См.: Будагов Р.А. Филология и культура. М., 1980.

2. Подробнее см.: Сеничкина Е.П. Актуализация ложности высказываний в прозе А. Гайдара // Традиции и новаторство в творчестве А. Гайдара: Межвуз. сб. науч. тр. / Арзамасск. пед. ин-т. Горький, 1988.

3. Ермилов В.А. Чехов. М., 1959. С. 338.

4. Ср. о трансформации негативной коннотации разбойничий в позитивную: Харьковская А.А. Динамика тождественных и дифференциальных маркеров оценки в исходном и переводном текстах // Тождество и различие в языке и речи: Межвуз. сб. науч. тр. / Куйбышевск. пед. ин-т. Куйбышев, 1988.

5. Ср.: Хюблер А. Смягченные утверждения и «изгороди» в английском языке // РЖ. Обществ. науки за руб. Сер. языкозн. 1985. № 4. С. 49.