Михаил Афанасьевич

Появившись у дома № 13 по Андреевскому спуску, Михаил Афанасьевич остановился у входной двери, огляделся вокруг и заглянул во двор. Походив вокруг дома, согреваясь ходьбой, он вынул из кармана пачку сигарет, достал зажигалку и закурил. Со стороны можно было предположить, что кого-то он ждет. Затянувшись крепкой сигаретой, посмотрел на часы — было уже около одиннадцати часов утра. Он снова прошелся по двору, посмотрел на давно некрашенную веранду, заглянул в «мрачное подземелье» — нигде ни звука, в окнах — темень. Похоже, что все жильцы уже успели уйти по своим делам, и сейчас в доме никого нет. Как раз в этот момент за застекленной верандой раздался звон металла, — вероятно, кто-то за дверью доставал лопату. Михаил Афанасьевич решил, что как только докурит, сразу обратится к хозяевам с просьбой позвонить, а заодно и немного согреться. Ведь на календаре — девятое февраля, а сегодня, как на зло, резко похолодало.

Он вышел из двора, вновь вернулся на улицу к дому и стал у заколоченной старой парадной двери, продолжая держать во рту сигарету. Затем прошелся по скользкому тротуару вдоль дома, вниз по Спуску, посмотрел на рядом стоящий кирпичный дом, зашел в его подъезд, заглянул в открытое настежь парадное, и неторопливо повернул назад. Только сейчас он заметил, что липа у дома, как и посаженное на противоположной стороне Спуска большое дерево, — совершенно белы. Утренняя влага и мороз разукрасили каждую веточку тончайшими, прозрачными кружевами. Конечно, крепкий мороз не забыл побелить нависшую над домом Уздыхальницу и хорошо просматриваемую в холодном прозрачном воздухе Замковую гору.

Вдруг снизу, с Подола послышался характерный гул груженной машины. Михаил Афанасьевич сразу оживился. Вероятно, приближалась ожидаемая с утра автомашина. Он не ошибся, снизу, из-за поворота по слегка запорошенной снегом булыжной мостовой Андреевского спуска медленно двигался грузовой автомобиль. Поравнявшись с домом «постройки изумительной», он остановился, и водитель задним бортом подрулил к фасаду дома, ближе к парадному входу.

Из кузова спрыгнули на тротуар двое крепких мужчин, которые сразу же опустили задний борт машины.

На дворе стоял 1982 год.

* * *

Многие киевляне, влюбленные в творчество своего земляка Михаила Афанасьевича Булгакова, долго искали дом на Подоле, в котором в начале века жил автор романа «Белая гвардия» и легендарной пьесы «Дни Турбиных». С этой целью поднимались старые путеводители и пожелтевшие адрес-календари. Листались новые справочники и энциклопедии, раскапывались только недавно приоткрытые архивные документы. И все это делалось для того, чтобы почувствовать атмосферу того уголка древнего Подола, который более полувека тому назад приютил будущего великого писателя. Писателя, так не похожего на большинство пишущих его современников. Ведь наш земляк никогда не кривил душой, не лгал ни себе, ни другим, никого «не подкусывал под одеялом». И, отойдя в Вечность, оставил непреходящие творения человеческого духа, которые волнуют не одно уже поколение читателей как у себя на Родине, так и далеко за ее пределами.

Среди тех первых, кто нашел дорогу к этому дому, был Виктор Платонович Некрасов, как и М.А. Булгаков — бесконечно влюбленный в свой родной Город. Его поэтический очерк «Дом Турбиных», помещенный в восьмой книжке журнала «Новый мир» за 1967 год, сразу привлек внимание многочисленных его читателей. По тропинке, проложенной Виктором Платоновичем, этот дом нашел и я. Тогда мне, как и многим другим, захотелось, чтобы он сохранился как памятник и чтоб его не постигла горькая судьба многих других мемориальных мест Отчизны. Ведь огромное количество памятников разрушило либо неумолимое Время, либо равнодушная рука Человека разумного.

Собранная мною на протяжении многих лет коллекция Булгаковских меморий ждала своего часа.

Не раз обращался я в городские инстанции с предложением безвозмездно принять мою коллекцию и создать на ее основе Музей писателя. Но тогда все ходатайства либо оставались без ответа, либо мне адресовались сухие бюрократические отписки. Однажды, на очередное мое предложение, мне официально было сообщено, что для создания музея необходимо иметь большое количество экспонатов, да и сам дом на Андреевском спуске очень старый, он-де не выдержит не только посетителей, но и... мемориальной доски. Уплывало время, а никаких видимых изменений не наблюдалось, хотя вокруг уже ощущался легкий ветерок перемен.

Наступил 1981 год. Приближалась девяностая весна с той поры, когда на древнем Подоле среди буйно цветущих садов Воздвиженской улицы в молодой семье Булгаковых родился первенец. Счастливые родители назвали его Михаилом.

К юбилейной дате Управление культуры нашего города все же решилось установить на «Доме Турбиных» — мемориальную доску.

За непростое это дело взялась Людмила Алексеевна Пономарева — сотрудник отдела капитального строительства Управления культуры и преданный поклонник творчества Михаила Булгакова. Именно она сделала все от нее зависящее, чтобы мемориальная доска украсила этот замечательный дом на Андреевском спуске и это, несмотря на более чем прохладное отношение чиновных начальников («личности писателя. Воспользовавшись выпавшим ей благоприятным моментом, Людмила Алексеевна прямо обратилась к известному скульптору, заслуженному художнику Украины А.В. Кущу и не менее известному, европейской школы мастеру, архитектору Б.Л. Кравчуку с предложением в сжатые сроки создать памятную доску писателю. Анатолий Васильевич и Борис Леонтьевич с большим энтузиазмом приняли это предложение, хотя, надо сказать, финансирование этих работ было под большим вопросом.

Зная, что у меня собрана интересная Булгаковская коллекция, Людмила Алексеевна пригласила меня в Управление и попросила помочь скульптору в подборе необходимых ему материалов. Конечно, я согласился и уже на следующий день с большой папкой оказался на улице Филатова, где у А.В. Куща была своя мастерская.

В мастерской Анатолий Васильевич выглядел настоящим атлетом. Казалось, что перед тобой не живой человек с накачанными бицепсами, внушительным торсом, перехваченным широким гуцульским поясом, а одна из окружающих его скульптур. Смотрелся он там грозным повелителем сераля, расхаживая среди своих многочисленных работ, выполненных как в глине, так и в гипсе. Признаюсь, было как-то немного не по себе из-за обилия не всегда симпатичных портретов, тем более, что некоторые из них были либо незавершенными, либо разбитыми на куски: без рук, без голов...

Хозяин мастерской предложил мне большое, в белой пыли, кресло у стола, заварил крепкий чай и мы разговорились. Я открыл портфель и вынул папку с фотографиями писателя. Затем стал их показывать скульптору. Он внимательно рассматривал каждое фото и, отобрав несколько снимков, попросил разрешения оставить их у себя. На том мы и расстались.

Вид на Андреевский спуск с Замковой горы зимой. Фото Д. Малахова. 1987 г.

Посетив вечером следующего дня мастерскую скульптора, я застал его у станка, на котором находилась влажная модель из глины. Художник выглядел очень уставшим, с воспаленными глазами. То и дело подходил он к модели, делая все новые и новые поправки. Я спросил у него, как продвигается работа, на что получил ответ, что он уже более суток не покидал мастерскую, почти ничего не ел, не спал, но портрет Булгакова пока ему не удается.

Через день мы встретились снова. На сей раз художник встретил меня радостно и сразу подвел к накрытой пленкой модели, снял с нее прозрачное покрывало и показал портрет. Скульптор был в приподнятом настроении: модель ему явно пришлась по душе. Я был несколько иного мнения. Мне казалось, что она не, в полной мере отражает образ писателя, и робко сказал ему об этом.

В напряженной работе художника пролетели еще несколько дней. Вскоре выездное заседание Художественного совета вынесло свой вердикт: утвердить модель скульптора А.В. Куща и передать ее в производство для изготовления в бронзе мемориальной доски М.А. Булгакова.

В тот памятный для меня день Анатолий сделал с оригинальной модели гипсовую копию и подарил ее мне на память.

Сжатые сроки диктовали свои условия работы. Это вполне понимала Людмила Алексеевна, которая, не теряя времени, подготовила все необходимые документы для передачи заказа в литейный цех.

Через несколько дней гипсовая модель уже находилась на Сырце, в Художественных мастерских. Однако на производстве сразу же возникли серьезные проблемы с финансированием дорогостоящей работы. Правда, тогда они существенно не задержали литейщиков, так как нашлись люди, которые своевременно пришли на помощь. И работа завертелась в цехах. Однако, обороты этого движения явно никого не устраивали — ведь заканчивался 1981 год.

Производственный процесс, как известно, имеет свои законы, которые невозможно игнорировать даже в угоду возникшему цейтноту. Опытные литейщики, на счету которых был уже не один десяток сложнейших художественных работ, делали все от них зависящее, чтобы этот заказ не застрял в Мастерских. Но как раз в это время опять застопорилось финансирование. Возможно, кому-то очень не хотелось торжественно отмечать день рождения Мастера...

Авторский надзор в производстве предусматривал присутствие на отливке как скульптора, так и архитектора — авторов модели. Несколько раз Анатолий Васильевич и Борис Леонтьевич приглашали меня на Сырец. Однажды и мне довелось участвовать в работе по доводке отливки — вручную запиливать напильником большие буквы на бронзовой доске.

К сожалению, в 1981 году, все наши усилия не принесли желаемого результата.

С календаря слетали последние листки декабря. Все были заняты подготовкой к встрече Нового года. Запасались шампанским, продуктами, покупали подарки, доставали елки... Сотрудников Художественных мастерских также завертел вихрь предновогодних забот и наша работа как-то сама собой практически угасла.

Наступил 1982 год. Первые дни января не внесли заметного энтузиазма в работу. Подходил к своему завершению холодный первый месяц нового года. Но вот где-то в самом конце января из Управления культуры пришла радостная весть — в первой декаде февраля состоится торжественная церемония открытия мемориальной доски! Сообщалось также, что на открытии будут представители Союза писателей Украины, районные и городские власти, театральная и художественная общественность. Назывались даже имена выступающих.

* * *

В то памятное утро, восьмого февраля к дому № 13 по Андреевскому спуску пришло несколько человек, среди них Людмила Алексеевна и автор этих строк. Хотелось своими глазами увидеть, как уже готовую мемориальную доску укрепят на фасаде дома и зафиксировать на фотопленку этот долгожданный миг.

Вначале мы прогуливались вдоль дома, ожидая приезда бригады монтажников, но когда мороз стал крепчать, решили попроситься в дом.

Приютила нас Инна Васильевна — дочь бывшего хозяина этого дома Василия Павловича Листовничего. Она радушно приняла нас по-свойски на просторной кухне, где угостила чаем и домашним печеньем. Мы пили чай и грелись в уютном доме, вспоминая героев романа М. Булгакова «Белая гвардия» — Турбиных, когда в холодное время года всю их дружную семью согревал «голландский изразец... живительный и жаркий». Кстати, та самая легендарная «изразцовая печка в столовой, которая грела и растила» Турбиных, естественно, и Булгаковых, сохранилась и ярко отсвечивала огнями, но теперь уже не в столовой, а на кухне у новых жильцов.

Вдруг постучали в дверь. Инна Васильевна тяжело поднялась со стула, отворила дверь и впустила озябшего мужчину. Вошедший приветствовал присутствующих, и попросил огня для сигареты — его зажигалка отказала на морозе. Хозяйка дала ему спички и предложила пройти к столу, присоединиться к нашему чаепитию. Гость, поблагодарив, от угощения отказался, сообщив, что торопится, — его бригада сейчас уже заканчивает устанавливать на стене дома мемориальную доску писателю Михаилу Булгакову.

Обрадовавшись услышанному, мы сразу поднялись из-за стола и направились к выходу. Прощаясь, Инна Васильевна спросила гостя, как его зовут. И мы услышали в ответ, что его, бригадира монтажников, устанавливавших сегодня мемориальную доску на «Доме Турбиных», зовут Михаилом Афанасьевичем!

* * *

Несколько дней доска на доме была укрыта белым покрывалом — ждали ее торжественного открытия. В назначенный день собралось много приглашенных, среди них мои приятели, родные и друзья. Невзирая на свой почтенный возраст, приехала с Оболони вдова киевского библиофила и коллекционера Троадия Ричардовича Крыжановского, Цецилия Игнатьевна — наследница и продолжательница дела известного Собирателя. Преодолел Спуск, опираясь на палочку, и мой отец Петр Иосифович. Все хотели участвовать в неординарном культурном событии в жизни города.

Подъехал к дому и припарковался во дворе большой автобус с мощными динамиками. Стали ждать появления официальных лиц, которые должны были снять с доски покрывало и торжественно объявить о ее открытии. Уходил день, солнце опускалось все ниже и ниже, а городские чиновники так и не нашли дорогу к этому дому. Некоторые наиболее торопливые гости стали постепенно покидать Андреевский спуск. Укатил автобус с так и не ожившими громкоговорителями. Не дождавшись торжества открытия, уже довольно поздно, разошлась уставшая и обиженная наиболее стойкая публика.

Спустя несколько дней покрывало, похоже, само соскользнуло с доски на тротуар, так и не дождавшись официальной церемонии.

Впрочем, может быть, и не нужно было торжественно открывать мемориальную доску, если ее недавно установил на Доме Михаил Афанасьевич?