В этих комнатах, как во дворце спящей красавицы, остановилось время. Только спящие красавицы лежат на другом берегу Невы — в усыпальнице семьи Романовых...
Поднимаясь по беломраморным ступеням парадной лестницы Эрмитажа, моя дочь Ксеничка представляла себя прекрасной принцессой. Краем глаза я видела, что она даже пытается юбочку поднять, как это делают «настоящие» принцессы в фильмах. Но на фантазии времени не было, мы торопились, знакомый сотрудник музея обещал показать заповедную часть дворца, куда посетителей не допускают. Мы шли в царские покои, туда, где жила семья последнего российского императора.
В почти неприкосновенном виде сохранились всего пять комнат. Первая, в которую мы вступили, оказалась детской. Здесь играли в недолгие приезды в столицу из Царского Села Оля, Таня, Маша и Настя — веселые озорные девчонки, из которых старательно пытались сделать чопорных принцесс, но, кажется, без особого успеха. То есть принцессами-то они стали, но совсем не заносчивыми и манерными.
В углу комнаты стояла голубая колыбель-раковина, увитая плющом. Последним, кого качали в ней, был младенец Алексей. На маленьком детском диване сидит, как сидел лет девяносто тому назад, большой серый плюшевый мишка — любимец маленького цесаревича. Он пережил своего царственного хозяина на целую жизнь. Ксюша сразу же потянулась к знакомой игрушке. Я вспомнила, что дома, в Ксюшиной детской, сидит такой же, серый и добрый медведь, разве что поменьше... Судьбы вещей так же непредсказуемы, как и рок их хозяев.
На маленьком столике клетка для птиц. Исконная русская традиция — зимой за птичкой ухаживать, а весной выпускать на волю. С полотна во всю стену смотрит на меня милая девочка в белом платьице и таких привычных сегодня гольфах. Кто это из принцесс-сестер, я так и не отгадала. Зато возле двери узнала портрет сестры Николая II, Великой Княгини Ксении Александровны. Художник написал ее прекрасные черты в виде греческой богини. Девичьих опочивален здесь не было, но известно, что Николай Александрович и Александра Федоровна детей не баловали, воспитывали в спартанском духе, «принцессами на горошине» их никак не назовешь. Говорят, спали на железных солдатских койках.
Сразу же за детской — музыкальная гостиная. Вся в сиреневых тонах. Александра Федоровна любила этот цвет, а всем роскошным оранжерейным розам, лилиям, орхидеям предпочитала простые фиалки, потому в сиреневой гостиной всегда стояли эти нежные букеты в широких овальных вазах, словно маленькие клумбочки.
Дети росли среди прекрасных звуков музыки. В центре гостиной — рояль и арфа. Интересно, кто играл на арфе? А еще в музыкальной гостиной играли на удивительном инструменте. На первый взгляд это бюро, но с секретом: в него вмонтирован небольшой органчик, перед которым выдвигается креслице, и еще в самых неожиданных местах множество потайных ящичков. Акустика в комнате великолепная, должно быть, в стены были вмурованы кувшины-голосники, как в храме.
Шелковые занавеси-маркизки скрывали некий сюрприз. Наш провожатый, отодвинув одну из занавесей, показал выцарапанную на оконном стекле надпись на английском языке: «Nicky looking after the hussars. 7 March». («Ники наблюдает за гусарами. 7 марта»). Кто мог сделать эту надпись бриллиантовым перстнем? Скорее всего, Александра Федоровна. Но зачем? По какому поводу?
Поразительно, что взрывные волны войн и революций не выбили это хрупкое стекло, оно выдержало все: от залпа «Авроры» до налетов немецких бомбардировщиков, храня живой след человеческой руки, автограф императрицы...
Библиотека — духовное царство Николая II — подобна деревянной резной шкатулке: ореховая, с точеными балясинками, с бельэтажем, на котором шкафы с книгами подпирают потолок. Таинственно и коварно улыбается из полумрака черно-мраморная голова Мефистофеля. Зная о том, что случилось с хозяином этой библиотеки, этого дворца, этой страны, жутковато видеть этот оскал.
В последних трех комнатах, несомненно, живет дух их последнего обитателя. Николай Александрович читал здесь всегда, стоя у громадного камина. Он выписывал еженедельно по 25 книг и, если все не прочитывал, то очень внимательно просматривал. На многих книгах в этой библиотеке сохранились надписи, сделанные его рукой. Больше всего царь любил читать о далеких экзотических странах и необыкновенных путешествиях...
За библиотекой расположен кабинет, отделанный в строгом готическом стиле, и в то же время он как-то по-домашнему выгорожен шкафами. На тканом персидском ковре — рабочий стол, стул с островерхой спинкой, за ним черный зев камина. У стены — узенькая кровать с такими же, как у стула, островерхими спинками. На таком ложе, пожалуй, можно лишь прилечь, но никак не спать. Средневековый рыцарь в шлеме с опущенным забралом привносит в мирную комнату тревожный диссонанс. Даже фортепиано, примостившееся между книжными шкафами, никак не снижает духа тревоги, поселившегося здесь едва ли не со времен Порт-Артура, Цусимы и краснопресненских баррикад...
Последняя — пятая — комната сохранилась в полной неприкосновенности. Это удивительный восточный уголок: чубучная в турецком стиле. На пестром ковре разложены подушки-валики — все для удобства человека, которому необходимо, сосредоточившись, спокойно подумать, потягивая дымок из длинной трубки златочеканного кальяна...
Все комнаты поразили меня строгой, серьезной духовной атмосферой, присущей августейшей семье. Музыка, книги, живопись, спорт и, конечно же, православная вера — вот на чем воспитывались дети в доме Романовых. Но сколько же злобы, грязных домыслов и наветов было выплеснуто за последние восемьдесят лет на царственную чету? Как методично и целеустремленно работала против них мощнейшая пропагандистская машина, оснащенная всеми техническими средствами века. Их можно было расстрелять и растерзать, но опорочить фамилию раз и навсегда никому не удалось. Торжественное захоронение останков семьи Романовых тому свидетельство.
Разве не с благодарностью вспоминаем мы имя первого Романова — Михаила, объединившего народ против польской интервенции? Или Алексея Михайловича, по приказу которого служилые люди — казаки — достигли в XVII веке Амура и Камчатки, установив границы сегодняшней России? Разве не находим мы добрых слов для Петра Романова, которого современники назвали Великим? Или будем недовольны «дщерью Петровой» Елизаветой, в чье царствование были достигнуты значительные успехи в хозяйстве и культуре страны? И не такие уж бесталанные люди они были, как нам внушали со школьной скамьи. Скажем, Павел I вполне мог бы сделать карьеру ученого-математика. Александр I — государственный муж неординарного ума, это под его державной эгидой были разбиты полчища Наполеона. Это при нем в состав России вошли Армения и Грузия, Азербайджан и Финляндия... А Николай I — царь, при котором Россия достигла высочайшего международного признания. Александр II, прозванный народом Освободителем, — отменивший крепостное право и сраженный рукой политического террориста. Александр III — могучий, как сама Империя.
Кровавый режим, установленный после октябрьского переворота, загубил миллионы невинных русских людей. Первыми этот счет открыла царская чета Романовых и их дети — Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей.
Убийцы отличались воистину мефистофельским глумлением, называя свою жертву «Николай Кровавый». Точнее было бы сказать — Николай Окровавленный.
Здесь, в этих стенах, в домашних покоях, как нигде остро ощущаешь ту историческую трагедию, которая постигла эту семью из семи душ, всех нас и нашу страну.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |