Женщина по имени Любовь

Именно ей, Любови Евгеньевне Белозерской, был посвящен роман «Белая гвардия», по ее рассказам и воспоминаниям написана пьеса «Бег».

Любовь Евгеньевна Белозерская-Белосельская. При упоминании этого имени мне сразу представляется дворец князей Белозерских-Белосельских в Питере. Помните, перед Аничковым мостом — огромный, красный, затейливый? Именно туда вывозили великих княжон, царских дочерей, на их первые балы, где они, надо думать, переживали смятенные чувства Наташи Ростовой. Дворец, где когда-то живала знаменитая, хоть и не близкая, родственница Любови Евгеньевны Зинаида Волконская, урожденная Белозерская-Белосельская — образованнейшая женщина своего просвещенного века — «Северная Карина».

Любочка Белозерская, барышня из хорошего дома, воспитывалась в закрытом петербургском пансионе, знала французский, английский, немецкий. На праздновании 300-летия дома Романовых она была в числе приглашенных на главное торжество и сидела так близко от Государя, что могла любоваться ослепительной белизной его воротничка. Много лет спустя она вспоминала: «Он был такой чистый-чистый, что казалось, пахнет свежестью и зимой, это в душной-то и многолюдной зале».

Любовь Евгеньевна была образованным человеком и, находясь в эмиграции с первым мужем, обратила внимание на фельетоны, которые печатались в берлинском «Накануне». Запомнила и фамилию автора — Булгаков. Позже она писала: «Нельзя было не обратить внимания на необыкновенно свежий язык, мастерский диалог и такой неназойливый юмор». И еще она подметила, очень точно, суть булгаковского стиля.

«В фельетоне "День нашей жизни" он мирно беседует со своей женой. Она говорит: "И почему в Москве такая масса ворон... Вон за границей голуби. В Италии..."

— Голуби тоже сволочь порядочная, — возражает он.

Прямо эпически-гоголевская фраза! Сразу чувствуется, что в жизни что-то не заладилось...»

Булгаков и Белозерская познакомились уже в Москве на литературном вечере в честь возвращения из Берлина на родину группы «сменовеховцев». Он стоял перед ней, «человек лет 30—32-х; волосы светлые, гладко причесанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри глубоко вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо больших возможностей. Это значит — способное выражать самые разнообразные чувства. Я долго мучилась, прежде чем сообразила, на кого же все-таки походил Михаил Булгаков. И вдруг меня осенило — на Шаляпина!» — писала она в своей книге «Воспоминания».

«Одет он был в глухую черную толстовку без пояса, распашонкой. Я не привыкла к такому мужскому силуэту; он показался мне слегка комичным, так же как и лакированные ботинки с ярко-желтым верхом, которые я сразу вслух окрестила "цыплячьими" и посмеялась. Когда мы познакомились ближе, он сказал мне не без горечи:

— Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти ботинки, она бы не смеялась...»

Думается, именно юмор сыграл не последнюю роль в их отношениях.

А потом: «Уже весна, такая желанная в городе! Тепло. Мы втроем — Надя (в теснейшем кругу "Гадик" — двоюродная сестра Белозерской. — М.Ч.), М.А. и я — сидим во дворе под деревом. Он весел, улыбчив, ведет сватовство.

— Гадик, — говорит он. — Вы подумайте только, что ожидает вас в случае благоприятного исхода...

— Лисий салоп? — в тон ему говорит она.

— Ну, насчет салопа мы еще посмотрим... А вот ботики с ушками обеспечены.

— Маловато будет.

— А мы добавим галоши... — Оба смеются. Смеюсь и я. Но выходить замуж мне не хочется». Но они поженились, объяснились как-то на Патриарших прудах и решились. Я видела фотографии Любови Евгеньевны в молодости. Она была очень мила. Особенно на той, что была сделана в Париже. «Моя фотография в костюме из страусовых перьев, снятая у Валери, долго была выставлена на Больших бульварах», — с удовольствием вспоминала она.

С газеты «Накануне» началась слава Михаила Булгакова. Алексей Толстой с интересом присматривался к творчеству начинающего писателя. Он обращался к одному из сотрудников редакции: «Шлите побольше Булгакова!» Булгаков печатался в «Накануне», получал хорошие гонорары, но нарастало чувство беспокойства: «Мои предчувствия относительно людей никогда меня не обманывают. Никогда. Компания исключительной сволочи группируется вокруг "Накануне". Могу себя поздравить, что я в их среде. О, мне очень туго придется впоследствии, когда нужно будет соскребать накопившуюся грязь со своего имени... Железная необходимость вынудила меня печататься в нем. Не будь "Накануне", никогда бы не увидели света ни "Записки на манжетах", ни многое другое, в чем могу правдиво сказать литературное слово...»

Но не все так мрачно было в его жизни...

Открылась первая Всероссийская сельскохозяйственная выставка на территории бывшей свалки — там, где сейчас Центральный парк культуры и отдыха. Редакция «Накануне» заказала Булгакову обстоятельный очерк. Целую неделю Михаил Афанасьевич с редкостной добросовестностью ездил на выставку и проводил на ней по многу часов. Когда изучение завершилось, он принес в редакцию материал. Остроумный, сделанный с превосходной писательской наблюдательностью очерк «Золотистый город». Автор сосредоточил свое внимание на павильонах узбекском и грузинском, на всевозможных соблазнительных напитках и блюдах. Уже через три дня вышел последний номер «Накануне» с очерком Булгакова на самом видном месте. Наступил день выплаты гонорара. Далее, чтобы ничего не пропустить, процитирую очевидца: «Великодушие Калменса (заведующего финансами московской редакции "Накануне". — М.Ч.) не имело границ: он сам предложил Булгакову возместить производственные расходы: трамвай, билеты. Может, что-нибудь еще, Михаил Афанасьевич?

Счет на производственные расходы у Михаила Афанасьевича был уже заготовлен. Но что это был за счет... Всего ошеломительней было то, что весь гомерический счет на шашлык, шурпу, люля-кебаб, на фрукты и вина на двоих.

На Калменса было страшно смотреть... Белый как снег, скаредный наш Семен Николаевич Калменс, задыхаясь, спросил — почему счет за недельное пирование на двух лиц?..

Булгаков невозмутимо ответил:

— А извольте-с видеть, Семен Николаевич. Во-первых, без дамы я в ресторан не хожу. Во-вторых, у меня в фельетоне отмечено, какие блюда даме пришлись по вкусу. Как угодно-с, а произведенные мною производственные расходы покорнейше прошу возместить».

И возместил!..

На Булгакова с того дня вся редакция взирала с восторгом. Булгаков был тогда в зените славы. Жизнь была насыщенная и суматошная, часто ходили в гости, на банкеты, концерты, в театры. Зимой катались по Москве-реке на лыжах.

В доме Михаила Афанасьевича и Любови Евгеньевны жил пес Бутон, названный в честь слуги Мольера, надо думать, щенок появился в период работы писателя над пьесой. Любовь Евгеньевна вспоминала, что она «даже повесила на входной двери под карточкой Михаила Афанасьевича другую карточку, где было написано: "Бутон Булгаков. Звонить два раза". Это ввело в заблуждение пришедшего к нам фининспектора, который спросил М.А.: "Вы с братцем живете?..."»

«Устроились мы уютно, — вспоминала она, — На окнах повесили старинные шерстяные, так называемые "турецкие" шали». Еще в доме жила кошка Мука, порой у нее бывали котята. «Кошку Муку, — вспоминала Любовь Евгеньевна, — Михаил Афанасьевич на руки никогда не брал, был слишком брезглив, но на свой письменный стол допускал, подкладывая под нее бумажку. Исключение делал перед родами: кошка приходила к нему, и он ее массировал». Сохранилось много смешных записок Булгакова, если так можно выразиться, от лица котов. Когда Любови Евгеньевны долго не было, они возмущались:

Такуйю маму
Выбрассит вяму
Уважающийся Кот

P.S. Паппа Лег
Спат его
Ря.

Еще был котенок Флюшка, они с Бутоном «затевали бурные игры и возились, пока не впадали в изнеможение... Эти игры мы называли "сатурналиями". Флюшка... — это прототип веселого кота Бегемота, спутника Воланда.

— Не шалю. Никого не трогаю. Починяю примус...

Я так и вижу все повадки Флюшки!»

Послания котов чередуются с записками самого Михаила Афанасьевича.

«Дорогая кошечка,

На шкаф, на хозяйство, на портниху, на зубного врача, на сладости, на вино, на ковры и автомобиль — 30 рублей.

Кота я вывел на свежий воздух, причем он держался за мою жилетку и рыдал.

Твой любящий.

Я на тебя, Ларион, не сержусь».

Как много в романе «Мастер и Маргарита» взято из обыденной жизни. И это не только проделки шаловливого котенка.

Ах, все неспроста в булгаковском романе!..

Писатель, обозначивший своим именем целую эпоху, загадочный, мистический, насмешливый и глубокий, был вовсе не чужд простого человеческого счастья, очень ценил домашний уют, семейное тепло и убеждал друзей в письмах: «Славьте очаг...»

К сожалению, Люба, Любаша, Любанга, Любовь Евгеньевна за восемь с половиной лет, что они прожили вместе, не сумела или не захотела создать именно такой очаг, какой воспел Булгаков в своем первом романе, посвященном именно ей.