Для романа характерна точная локализованность событий, происходящих в рамках художественного пространства. Основные события московских сцен происходят 1-го, 2-го, 3-го и 4-го мая 1929 г., а последний полёт и встреча с Иешуа и Пилатом приходится на пасхальную ночь воскресенья, 5-го мая (Б.В. Соколов). Всевозможные указания в тексте на конкретные периоды и моменты не только имитируют реальное протекание времени, но и выдают напряжённое, психологическое, эмоциональное восприятие времени я-субъектом.
Вернёмся к началу романа. Характер темпоральной организации приведённого предложения представляется достаточно любопытным. Обстоятельство времени «в час заката» уточняет и конкретизирует общее указание — «однажды весною». Это соотношение свидетельствует о стремлении авторского сознания к дробности временных свидетельств. В тексте отмечается высокая частотность передачи мельчайших временных единиц: через три минуты, через секунду, через четверть часа, не более чем через 2 минуты, через десять минут, через минуту, ровно через одну минуту... По словнику: минуту — 31, секунду — 18, минут — 25, секунд — 19.
Через четверть часа Рюхин, в полном одиночестве, сидел, скорчившись над рыбцом, пил рюмку за рюмкой, понимая и признавая, что исправить в его жизни ничего нельзя, а можно только забыть. В этом предложении семантический объём лексемы «час» вряд ли равен её смысловому наполнению в системе языка (60 минут). Подобные примеры находим в тексте и дальше: «в тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать...» Можно перефразировать в тот момент, здесь неважна временная точность. Это позволяет делать выводы о специфическом членении временного потока в романе, когда значимой единицей выступает не астрономический час, а МОМЕНТ НЕОПРЕДЕЛЁННОГО СОДЕРЖАНИЯ, что доказывает относительность временного членения в романе. Временной отсчёт нужен не столько для того, чтобы точно, объективно передать течение реального времени, сколько для того, чтобы создать художественно-эстетический эффект выразительного временного зеркала. Автор отстаивает возможность другого, художественного членения временного потока.
Таким образом, функция подобных языковых единиц даже не в точной передаче времени (художественный дискурс остаётся заведомо условным!) и не в придании, как полагают, образно-эстетических коннотаций описываемому, а в необходимости утверждения РЕАЛИЙ времени через человечески значимые, УЗНАВАЕМЫЕ, ЕЖЕДНЕВНО ЭКСПЛУАТИРУЕМЫЕ носителями языка временные сигналы и отрезки: четверть часа, несколько минут, не прошло и...
Реалиями времени могут становиться и исчезающие предметы быта. Тот же примус, выше фиксируемый как реалия пространства дома, кухни, одновременно является и реалией времени 20—30-х годов прошлого века.
Итак, автор «удивительнейшим образом манипулирует временем: расширяет вместительные возможности, границы реального времени, ускоряет ход событий, что представляет несомненный не только философский, но и художественно-эстетический аспект. Исследование языковых средств реализации категории времени в романе позволяет считать динамику художественного повествования важнейшей стилистической чертой Булгакова (что замечательно явлено и в других текстах «мастера») [Григоренко 2004: 156].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |