Отдельное рассмотрение оппозиций времени в романе, на первый взгляд, представляется несколько условным, поскольку уже откомментированные оппозиции пространства неминуемо включают ещё и временной план. Потустороннее мыслится вне времени, бытовое время всегда конкретно, пустотное пространство поглощает время и т. д. По существу здесь и начинается та самая пространственно-временная континуальность, которая будет рассмотрена как особый феномен в следующих главах. Вместе с тем всё то, что мы приводим далее по отношению к передаче времени в романс, по существу тоже оппозитивно, одно рельефно противостоит другому.
Так, оппозиция реального и ирреального, происходящего в пространстве и времени, хорошо передается через отрицание. Перечисление того, чего не было, создаёт эффект парадокса, закрепляет право ирреального на существование, присутствие в реальном. В «Белой Гвардии» этот феномен иллюстрирует следующий фрагмент текста: Ну, так вот что я вам скажу: не было! Не было! Не было этого Симона вовсе на свете. Ни турка, ни гитары под коварным фонарем на Бронной, ни земского союза... ни черта. Просто миф, порождённый на Украине в тумане восемнадцатого года. В «Мастере и Маргарите» можно встретить использование писателем аналогичного приёма: — Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было? / — Ну, конечно не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — тебе это померещилось. / — И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще. / — Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
К моменту написания романа у М. Булгакова уже был накоплен замечательный опыт художественной интерпретации таких временных оппозиций, как время фабульное и нарративное, мемуарное и репортажное в их континуальном переходе и взаимодействии, о чем пишет в своём исследовании Е.М. Виноградова, не используя, однако, термина «континуальный».
«Несовпадение семантики временной сирконстанты, эксплицированное формами прошедшего времени для предикатов фабульного уровня (речевому предикату нарративного уровня конвенционально приписывается значение настоящего времени, совпадающего со временем восприятия текста читателем, при отсутствии знаков временной дистанции между повествователем и реципиентом высказывания), подчёркивает временную дистанцию между событием речи и объектом речи, определяя мемуарный характер повествования. Однако в ряде случаев эта дистанция стирается, прошлое продолжает жить в настоящем, время обретает свойство обратимости, повествование превращается в репортажное: Но вот я в зеркале смотрю и вижу оставленный им (прошедшим годом) след на лице» [Виноградова 2004: 39].
Дивный эффект занимательности «Рассказов врача», к числу которых и принадлежит «Пропавший глаз», строится в том числе и на снятии оппозиций фабульного и нарративного времени, мемуарного и репортажного характера повествования. Исследователи отмечают это. «Внутренняя речь во многих случаях оформляется конструкцией в синтаксическом настоящем времени: Я с презрением швырнул бритву в ящик. Очень, очень мне нужно бриться...» [Виноградова 2004: 39—40].
Лингвистическая традиция последних десятилетий обычно исследует концепты сквозь противопоставление ядра и периферии, между тем для романа М. Булгакова больший вес приобретают оппозиции времени.
Булгаковеды отмечают, что в романе соотносятся разные аспекты художественного времени: СЮЖЕТНОЕ время — временная протяжённость изображенных действий и их отражение в композиции произведения и время ФАБУЛЬНОЕ (их реальная последовательность), АВТОРСКОЕ время и СУБЪЕКТИВНОЕ время персонажей; разные проявления времени (время БЫТОВОЕ и ИСТОРИЧЕСКОЕ, время ЛИЧНОЕ и время СОЦИАЛЬНОЕ).
Анализ временных оппозиций позволяет выделять целый ряд значимых для писателя оппозиций времени и соответственно актантов концептуальной модели «время» в языке романа. Такие проекции выделяют лингвисты, изучающие семантику времени вообще и применительно к художественному тексту. Так, Т.В. Верёвкина в своей работе приводит известную классификацию временных проекций В.Г. Гака: время — занятие, время — человек, время — обладание, время — пора, время — скорость [Верёвкина 2009: 93]. Концептуализация времени допускает рассмотрение таких проекций, но мы воспользуемся более традиционными векторами.
Время как часть суток: «час небывало жаркого заката», «страшный майский вечер», «около десяти часов утра» и т. п.
Такое время преимущественно дискретно. Так, в тексте частотны всевозможные точные указания, обстоятельственные дейктические интенсификаторы со значением времени. Всё это говорит о важности временного отсчёта для Булгакова. В половину одиннадцатого часу того вечера, когда Берлиоз погиб на Патриарших, в Грибоедове наверху была освещена только одна комната...
Следующий аспект темпоральной модели репрезентирован в семантике быстроты, движения. Так время в романе чрезвычайно динамично. На это же указывают многочисленные временные спецификаторы. Думается, что смысловой компонент «время — миг» обозначает жизнь простого смертного человека и релевантен для всех героев романа, кроме Воланда, его свиты, Иешуа, Мастера и Маргариты. И двенадцати секунд не прошло, как после Никитских ворот Иван Николаевич был уже ослеплён огнями на Арбатской площади. Еще несколько секунд, и вот какой-то темный переулок с покосившимися тротуарами... (с. 52).
Время как история. ...Редактор был человеком начитанным и умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия... Ряд исторических личностей посещает бал Воланда. Настоящее и историческое оказываются у М. Булгакова взаимосвязанными. Непосредственно в тексте эта взаимосвязь выражена через взаимопроникновение двух художественных миров: ершалаимского и московского. Несколько исторических личностей вырваны из своих эпох, объединены в общем хронотопе воландовского бала.
Время персонажа, личное время. А потом, когда приходил её час и стрелка показывала полдень... Время и личность у Булгакова оказываются связанными. Вместе с тем время персонажа релевантно времени человеческой жизни, оно мыслится как конечное, безвозвратное. Поэт истратил свою ночь, пока другие пировали, и теперь понимал, что вернуть ее нельзя. Стоило только поднять голову от лампы вверх к небу, чтобы попять, что ночь пропала безвозвратно.
Человек может управлять своим временем, если верит в метафизическое, каждому даётся по его вере (известный библейский афоризм). Совершенно беспомощным перед неумолимым временем оказывается М.А. Берлиоз, отрицающий трансцендентное. Его личное время ограничивается критерием «сегодня», у него нет завтрашнего дня. ...Как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?..
Время рефлексивное, рефлексии времени, восприятие времени персонажем. Временами ей начинало казаться, что часы сломались и стрелки не движутся. Но они двигались, хотя и очень медленно, как будто прилипая, и наконец длинная стрелка упала на двадцать девятую минуту десятого...; Эти десять секунд показались Маргарите чрезвычайно длинными. По-видимому, они истекли уже, и ровно ничего не произошло. Не случайно рефлексивное время представлено преимущественно в восприятии Маргариты. Она — активный во времени герой, ей удаётся изменить не только свою судьбу (своё время), но и судьбу Мастера и его персонажа.
Время имеет начало и конец. — Нет, — ответил Воланд, — зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?; Так стало быть, этим и кончилось? — Этим и кончилось, мой ученик, — отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану и говорит: — Конечно, этим. Всё кончилось и всё кончается. В данных отрывках выражен контраст между временем реальным и рефлексией времени, с одной стороны, и между временем человеческой жизни и временем Воландовым, — с другой. Таким образом, следующий ингредиент концептуальной структуры времени — Воландово время. Для Воланда оказываются нерелевантными антропоморфные критерии измерения времени, привычные единицы членения временного континуума. Даже период «лет в тысячу» представляется ему «смехотворным». Для Воланда время более относительно и измеряется не днями и часами, а, скорее всего, циклами.
Время как цикличность. Цикличность времени, начало и конец как главные элементы циклов художественно интерпретируются в романе «Белая гвардия»: Может, кончится всё это когда-нибудь?; «Восемнадцатому году скоро конец; Всё пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле.
Цикличность времени характеризует действия романа «Мастер и Маргарита». Каждый год, лишь только наступает весеннее праздничное полнолуние, под вечер появляется под липами на Патриарших прудах человек лет тридцати или тридцати с лишним... Семантика цикличности выражается как лексическими единицами со значением повторяемости, так и грамматическими формами прошедшего времени несовершенного вида. Мотивы прощания и пути, актуализированные в конце романа, а также лексемы «пора», «уже» указывают на то, что временные циклы релевантны также и для Воланда, и его свиты, что подтверждается описанием преображений в конце романа.
И, наконец, Воланд тоже летел в своем настоящем обличье. Маргарита не могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что, возможно, что это лунные цепочки, и самый конь — только глыба мрака, и грива этого коня — туча, а шпоры всадника — белые пятна звёзд.
Таким образом, получается, что Воланд пребывал в каком-то нарочито человеческом, не своём обличье, и после истечения определённого временного цикла он возвращает себе свой исходный вид, свою вневременную (гномичную) сущность. То же происходит с представителями его свиты. Думается, образ Воланда тесно связан с ведущей оппозицией времени: время — вечность. Цикличность и вечность взаимосвязаны. «Как утверждал со слов Борхеса Эрфьорд, происшедшее однажды во времени непрестанно повторяется в вечности. Продажные судьи и ныне приговаривают безвинного, но ненавистного им Сократа к смерти; и ныне Иуда предает своего Учителя, получая за свой поцелуй грязные сребреники...» [Донченко 1997: 19].
Ответ, данный Августином на вопрос Что есть время? различными исследователями трактуется неоднозначно. «...Что такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но коль скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик». Одним исследователям в этом высказывании видится «прообраз концепции И. Канта», рассматривавшего время как одну из интуиций сознания, в принципе не определимую понятийно, другим — прообраз призыва М. Хайдеггера изучать время через осмысление перехода собственных представлений о времени от житейских к научным [Гоманьков 2001].
Своим романом М. Булгаков по-своему отвечает на вопрос о природе времени, демонстрируя, насколько оно пластично, субъективно, покорно творческой воле личности, насыщенно и стремительно, «странно» и «примитивно», профанно.
Подведём итоги параграфа. Интересно вот что. Как любой классический текст, роман «Мастер и Маргарита» пластично иллюстрирует практически «все» теории и типы времени (и историческое, и циклическое, и дискретное...), однако если вести речь об оппозициях, то среди всего этого многообразия характеристик времени надо выделить концептуально значимые, текстообразующие: ВЕЧНОЕ — СИЮМИНУТНОЕ, или НЕПРЕХОДЯЩЕЕ — ПРЕХОДЯЩЕЕ, ДИНАМИЧНОЕ — УСЛОВНО СТАТИЧНОЕ, УНИКАЛЬНО — ПОВТОРЯЮЩЕЕСЯ, ЦИКЛИЧНОЕ.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |