В своих драматических произведениях Булгаков всегда выступал как новатор, но при этом он всегда опирается на открытия предшественников. Жанр театральной пародии и ее форма, использованная в «Багровом острове», — «генеральная репетиция» на сцене изображаемого театра в начале XX века не раз применялась драматургами и режиссерами разных направлений. В 1920-х годах в Ленинграде возродился театр «Кривое зеркало», снискавший себе известность подобными пародиями в предоктябрьское десятилетие. Гастрольные спектакли «Кривого зеркала» Булгаков мог видеть в 1918 году в Киеве. Театр приезжал и в Москву. Связь «Багрового острова» с традициями «Кривого зеркала» отметила критика таировского спектакля. Эта тема затронута и в немногих современных статьях о булгаковской пьесе1. Своеобразная композиция «Багрового острова» предопределила и своеобразное развитие конфликта пьесы. А. Нинов, давший прекрасные историко-литературные комментарии к пьесе, пишет: «В сложной структуре «Багрового острова» пьеса Дымогацкого имеет подчиненное значение. Пьеса же самого Булгакова соединяет в себе пародийный опус героя с авторским памфлетом на современные театральные нравы; перед нами двойная конструкция, театр в театре, сложная система кривых зеркал, которые лишь в совокупности, отражаясь одно в другом, создают полное представление о замысле писателя. Двойной план пьесы, изображение «театра в театре» — важнейшая стилевая особенность «Багрового острова»2. Поэтому действие развивается как бы в двух планах: события, происходящие в театре Геннадия Панфиловича, обрамляют события, описанные в пьесе Дымогацкого. И хотя действия 1-е, 2-е и 4-е происходят на необитаемом острове, действие 3-е — в Европе, а в театре Геннадия Панфиловича лишь пролог и эпилог, эти два плана равнозначны. Сюжет в «Багровом острове» разворачиваются стремительно, динамично, потому что тесно переплетаются события, происходящие в театре Геннадия Панфиловича, с событиями в пьесе Дымогацкого, которая имеет свой сюжет. Оба сюжета имеют свою тему, в каждом конфликты развиваются какое-то время независимо друг от друга, а потом тесно переплетаются.
Булгаков обладает поразительной способностью постоянно держать зрителей и читателей в напряжении. И в «Багровом острове» мы встречаемся с героями, судьба которых должна вот-вот решиться. Пьеса Булгакова начинается с описания событий в «провинциальном» театре. В экспозиции очень лаконично и емко обрисована ситуация. Драматург Василий Артурыч Дымогацкий уже три дня не приносит обещанную пьесу. Поэтому директор театра Геннадий Панфилович расстроен и очень раздражен. Он злится, когда помощник режиссера Метелкин докладывает о каких-то бытовых проблемах; срывая злобу, он ругает вслух Дымогацкого и не стесняется в выражениях перед Метелкиным. Ситуация все более накаляется: театральный сезон на грани срыва.
Завязка пьесы, после которой события в театре начинают развиваться более чем стремительно, — приход Дымогацкого, который, наконец, «разрешился от бремени». Директор получает желанную пьесу. Судьба театра висит на волоске: цензор Савва Лукич, от которого зависит разрешение на постановку пьесы, уезжает в Крым. Кульминация пролога — разговор директора с Саввой. Всеми правдами и неправдами директор добивается разрешения на постановку пьесы. Теперь перед ним встает новая проблема: приспособить имеющийся реквизит для нужд новой постановки. Так как театр не знал даже сюжета будущей пьесы, естественно, что ни костюмов, ни специальных декораций нет. Актеры не знают ролей, работать придется под суфлера. Мастерски показана изнанка театральной жизни: отсутствие средств, конфликты между самими актерами, ссоры при распределении ролей, подчиненность директора капризам супруги, склонность к пьянству и дебошам «любимца публики» Варравы Морромехова и т. д. А. Смелянский пишет: «Булгаков проводит ироническую экскурсию по всем кругам театрального ада. <...> Писатель открывает насквозь сцену со всей ее убогой машинерией, показывает зрителю, как устанавливают свет, как настраивается оркестр... Во всем ремесло, хаос, бессмыслица»3. Об этом же говорит А. Таиров: одна из целей «Багрового острова» — показать рутину провинциального театра4. Булгаков в прологе блестяще справляется с этой задачей. С 1 акта начинается действие пьесы Дымогацкого, пишущего под псевдонимом Жюль Верн. Она восходит по сюжету к фельетону Булгакова «Багровый остров» (1924). Пародийная мысль о «товарище Жюле Верне» звучит уже в фельетоне. Пьеса Дымогацкого пародирует агитационные пьесы: персонажи так же четко делятся на положительных и отрицательных, в данном случае «красных» и «белых»; герой противопоставлены по классовому признаку (есть угнетатели и угнетенные). В 1920-е годы очень популярна была, по выражению А. Нинова, «колониально-революционная тематика»5. В пьесе Дымогацкого это основные темы.
Сюжет пьесы Дымогацкого примитивен и схематичен. На острове в океане живут красные эфиопы, которых угнетают белые арапы. Провокатор Кири-Куки выдает царю планы заговора против власти арапов, герои-эфиопы не отрицают этого и бросают в лицо тирану грозные слова: «Тысячи туземцев, задавленный народ, работают на тебя от восхода до заката солнечного бога...»; «Но трепещи, злодей! Уже светит зловещим пламенем молчавший доселе вулкан Муангам»6. Они предпочитают смерть в волнах и прыгают со скалы.
Далее в своей пьесе Дымогацкий затрагивает тему колонизации. К острову причаливает знаменитая яхта «Дункан» с жестокими колонизаторами: лордом Гленарваном, Паганелем и капитаном Гаттерасом — на борту. Полное переосмысление образов из произведений Жюля Верна создает комический эффект. У Жюля Верна лорд Гленарван, Гаттерас и Паганель — великодушные, благородные, добрые люди, истинные джентельмены. У Булгакова же лорд и Паганель только прикрываются благородными намерениями и без зазрения совести обворовывают эфиопов. Жульнический товарообмен описан очень подробно. Европейцы пытаются сохранить видимость справедливого договора: лорд просит короля туземцев Сизи-Бузи I подписать соглашение, внушает ему мысль о ценности фунта стерлингов и платит за десятилетний улов жемчуга «тысячу фунтов стерлингов, пятьсот бочек коньяку, тысячу аршин коленкору, пятьдесят коробок сардинок» (310) и чемодан.
Во втором акте происходит извержение вулкана, во время которого гибнет царь Сизи-Бузи. Проходимец при дворе Кири-Куки добивается, чтобы эфиопы признали его своим повелителем. Перечисляя качества, необходимые идеальному правителю, Кири скромно полагает, что все они ему присущи. А. Нинов пишет: «Политическое возвышение этого «махрового арапа» строится на демагогии и предательстве, а безудержное краснобайство откровенно пародирует речи либеральных болтунов»7. Он на словах проявляет удивительную заботу о судьбах родины, а на самом деле больше всего его беспокоит вопрос, кому достанутся несметные богатства острова. В разговоре с белым полководцем Ликки-Тикки Кири находит очень удачную фразу — «ужас безначалия и анархии» (313) — и умело применяет ее в своем пламенном обращении к туземному народу. Он не сразу соглашается занять место покойного Сизи-Бузи, а заставляет себя упрашивать. Несмотря на то, что все эфиопы знали, что Кири — махровый арап, они охотно поверили в его искренность и тут же окрестили «другом туземного народа». Проходимца разоблачают чудом уцелевшие жертвы провокации — Кай-Кум и Фарра-Тете. Народ поднимает восстание против новой власти. Арапы сбежали с острова, объятого чумой и революцией, и приехали «в гости» к лорду Гленарвану. Там они на своей шкуре ощутили, что значит быть угнетенными: их заставляли работать в каменоломнях. Полководец Ликки-Тикки с арапом Тохонгой не выдерживают такой жизни, раскаиваются и убегают на остров на катере лорда Гленарвана. Возмещая себе моральный ущерб, они прихватывают с собой всю обстановку квартиры лорда Гленарвана вплоть до лампы, шкаф с оружием — для нужд восставших эфиопов, служанку Бетси, которую угнетает леди Гленарван, и попугая. Они оставляют нахальную записку, в которой содержится прямой вызов: «Спасибо за каменоломни... и за бичи... надсмотрщиков... приезжайте на остров, мы вам проломим головы...» (332)
Условность действия пьесы об арапах и эфиопах постоянно подчеркивается авторскими ремарками, указывающими на то, что все происходит в театре: «Дирижер дает знак, в оркестре фанфары. <...> С неба на тросах спускается корабль, на нем лорд, леди, Паганель, Паспарту, Гаттерас и матросы. Все в костюмах с иллюстраций к книжкам Жюля Верна» (308) и т. п. А с конца III акта переплетаются два сюжета, в действие пьесы Дымогацкого врываются события, происходящие в театре. Раздаются крики: «Савва Лукич приехали!»; всех охватила паника. Быстро сервируется стол, Савву Лукича вводят в курс дела, и он непосредственно принимает участие в сценическом действии: «Нет, уж позвольте мне, старику, с вами на корабле... Хочется прокатиться на старости лет» (334). Все вместе едут покорять взбунтовавшихся эфиопов. Но Ликки и Тохонга обеспечили островитян оружием, и эфиопы бесстрашно заявляют европейцам: «Ваши попытки завоевать остров ни к чему не приведут, потому что несметные и сознательные полчища туземцев вам его не отдадут» (340).
Кульминация этого сюжета — борьба за остров, самоубийство лорда Гленарвана, узнавшего об измене жены, и победа красных эфиопов. Развязка тоже оптимистична: туземцы на радостях прощают Кири-Куки, возвращают свое национальное достояние — жемчуг и поют:
«Испытания закончены,
Утихает океан, —
Да живет Багровый остров —
Самый славный средь всех стран!» (342)
Конфликт решен в пользу угнетенных эфиопов, пьеса «идеологическая до мозга костей» (299), все положительные герои говорят лозунгами... В эпилоге ничто не предвещает трагедии. Кульминация «Багрового острова» — запрещение «контрреволюционной пьесы» (344) — неожиданность для всех, особенно для автора, который вдруг неожиданно протестует против такого произвола. Актеры очень сочувствуют ему. Директор Геннадий Панфилович убит, как и Дымогацкий, но в отличие от несчастного автора, очень быстро воскресает. Оказывается, контрреволюционность Савва Лукич увидел в том, что в конце не показана международная революция и солидарность трудящихся. Эта важнейшая поправка внесена Булгаковым в окончательный вариант «Багрового острова»: изменена реплика «сменовеховская пьеса». Савва Лукич выносит приговор еще более убийственный: «контрреволюционная пьеса». «За пять минут» актеры импровизируют «мировую революцию» и «солидарность трудящихся» с помощью все тех же штампов революционной драматургии: «Товарищи! Команда яхты «Дункан», выйдя в море, взбунтовалась против насильников-капиталистов!.. После страшного боя команда сбросила в море Паганеля, леди Гленарван и капитана Гаттераса. <...> Мы братски приветствуем туземцев...» (345) Такому финалу «Савва встает и аплодирует» (346). Заключительный хор поет:
«Вот вывод наш логический —
Не важно — эдак или так...
Финалом (сопрано) победным!!!
(басы) идеологическим!!!
Мы венчаем наш спектакль!!!» (346)
В таком сверхреволюционном виде пьеса к представлению разрешается.
«Сатира Булгакова была направлена одновременно и против пошлой литературщины, перекрашенной в красный или даже багровый цвет, и против широко распространенного приспособленчества, против отношений зависимости и диктата, губительных для искусства»8. Булгаков выбрал форму генеральной репетиции, чтобы показать, как преимущественно ставятся пьесы в современном ему театре и какова их эстетическая ценность. Два тесно переплетающихся сюжета только в совокупности могут дать полное представление об авторском замысле.
Примечания
1. Подробнее об этом см.: Бабичева Ю. Комедия-пародия М. Булгакова «Багровый остров» / Жанры в историко-литературном процессе. — Вологда, 1985. — С. 138—152.
2. Нинов А.А. Послесловие к пьесе М. Булгакова «Багровый остров»... — С. 574.
3. Смелянский А.М. Михаил Булгаков в Художественном театре. — М.: Искусство, 1989. — С. 158.
4. Цит. по: Нинов А.А. Указ. раб. — С. 576.
5. Там же. — С. 574.
6. М.А. Булгаков. Багровый остров / Пьесы 20-х годов. — М.: Искусство, 1990. — С. 164. В дальнейшем ссылки на данный художественный текст даются в работе по этому изданию. Арабская цифра в скобках после цитаты обозначает страницу.
7. Нинов А.А. Послесловие к пьесе М. Булгакова «Багровый остров»... — С. 574.
8. Нинов А.А. Предисловие к пьесе М. Булгакова «Багровый остров» // М.А. Булгаков. Пьесы 20-х годов. — М.: Искусство, 1990. — С. 20.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |