Всю познавательную деятельность человека (когницию) можно рассматривать как формирующую и развивающую умение ориентироваться в мире. Подобная деятельность связана с необходимостью отождествлять и различать объекты. Для обеспечения операций этого рода и возникают концепты, которые помогают человеку познавать мир и отражать особенности познавательной деятельности в языке, а также формировать образ мышления носителей языка. Концепт возникает как результат познавательной деятельности, «результат концептуализации мира, осмысления полученных знаний о мире» [Болдырев 2008: 24]. Как говорит Н.Н. Болдырев, «концептуализация как познавательный процесс преследует две основные цели, которые обуславливают два разных направления исследования её результатов и их разную ориентированность на специфику объекта исследования. Во-первых, это накопление, расширение знаний о мире, его объектах, событиях, свойствах, а также о самом человеке как субъекте и объекте познания за счёт выявления новых концептуальных характеристик как дополнительных единиц знания. Во-вторых, это — выделение единиц нового или известного знания с помощью языковых средств для их последующей передачи адресату (или активации аналогичных знаний в сознании адресата) в процессе вербальной коммуникации» [Болдырев 2008: 25]. Отсюда следует, что концепты — «это единицы концептуального содержания, выделяемые человеком в процессе познания с целью последующей их передачи в языковой форме или дальнейшего накопления» [Болдырев 2008: 24].
Несмотря на то, что термин концепт прочно утвердился в современной науке, у него нет до сих пор единого определения, хотя его исследованию посвящено большое количество работ [Аскольдов 1997; Телия 1987; Кубрякова 1992; Фрумкина 1992; Лихачев 1993; Вежбицкая 1996; Бабушкин 1998; Арутюнова 1999; Степанов 2001; Никитин 2004; Прохоров 2009; Болдырев 2011 и др.]. Каждый исследователь предлагает свою интерпретацию термина концепт. В 1928 г. С.А. Аскольдов-Алексеев в статье «Концепт и слово» впервые в российской филологии назвал концептом ментально-языковую единицу, которая во время мыслительного процесса замещает «неопределённое множество предметов одного и того же рода» [Аскольдов 1997: 269], однако, как заметил С.Г. Воркачёв [Воркачёв 2001: 64], слово концепт в про-терминологической функции стало активно употребляться в российской лингвистической литературе только с начала 90-х годов XX в., лингвокультурологическое наполнение этой лексемы было предложено в статье академика Д.С. Лихачёва «Концептосфера русского языка» [Лихачёв 1997], опиравшегося на взгляды С.А. Аскольдова.
Д.С. Лихачёв, соглашаясь с С.А. Аскольдовым в определении основной функции концепта, полагал, «что концепт существует не для самого слова, а для каждого основного (словарного) значения слова отдельно. <...> Какое из словарных значений слова замещает собой концепт, выясняется обычно из контекста, а иногда даже из общей ситуации. Концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека. <...> Концепт — своего рода алгебраическое выражение, которым человек оперирует в своей письменной речи» [Лихачев 1993: 281]. Процесс формирования концептов связан с тем, что «охватить значение во всей сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его (в зависимости от своего образования, личного опыта, принадлежности к определённой среде, профессии и т. д.)» [Лихачёв 1993: 281].
Таким образом, в исследованиях С.А. Аскольдова и Д.С. Лихачёва процесс образования концептов предстаёт как процесс упрощения различных сторон действительности до минимальных единиц, обусловленных ещё и ограниченностью ресурсов человеческой памяти и сознания. Ю.С. Степанов считает, что «понятие концепт — явление того же порядка, что и значение слова, но рассматриваемое в иной системе связей; значение — в системе логических отношений и форм, исследуемых как в языкознании, так и в логике» [Степанов 2001: 43].
С нашей точки зрения, чтобы лучше разобраться в значении термина концепт, следует обратиться к его этимологии. Так, современное концепт происходит от латинского имени существительного conceptus, -ūs, m, связанного с обозначением в одном слове двух, казалось бы, противоположных природных явлений — воды и огня, связываемых в сознании человека с двумя вселенскими стихиями, дающими жизнь и обеспечивающими существование человека и всего живого на Земле: «наполнение (речных вод)» → «водоём»; «воспламенение»; «зачатие, оплодотворение» → «произрастание» → «плод (зародыш)». Одно из именных синонимичных производных от этого существительного переносит обозначение жизненно необходимых стихий к обозначению мыслительных процессов и их языковых воплощений, также осознаваемых как жизненно значимые атрибуты Homo sapiens, существование которого зависит от успешного познания окружающего мира, позволяющего выжить в неблагоприятных условиях и освоить, приспособить к своим нуждам всё, что дарует ему Природа — «conceptio, -unis, f «резервуар, хранилище» → «зачатие, принятие семени» → «соединение, сумма, совокупность, система» → «словесное выражение» → «формулировка (редакция) юридических актов»» [Дворецкий 1976: 222].
Таким образом, глубинная семантика, внутренняя форма слова концепт связана с обозначением плода, зародыша, начала чего-либо, ставшего изначальной составляющей познаваемой человеком картины мира. Именно в этом значении, по нашему убеждению, термин концепт стал использоваться в лингвокультурологии, которая в изучении проявления, отражения и фиксации культуры в языке и дискурсе непосредственно связана с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвистического комплекса [Будагов 1973, Бабушкин 1996, Аскольдов 1997, Шмелев 1997, Неретина 1999, Вежбицкая 2001, Воркачёв 2001, Маслова 2001, Слышкин 2001, Степанов 2001, Никитин 2004, Пятаева 2005, Прохоров 2009].
В лингвистике XXI в. можно выделить три основных направления понимания концепта, базирующихся на общем положении: концепт — то, что называет содержание понятия, синоним смысла.
Представители первого направления вслед за Ю.С. Степановым при рассмотрении концепта большее внимание уделяют его культурологическому содержанию в силу того, что культура понимается как совокупность концептов и отношений между ними. «Концепт — это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт — это то, посредством чего человек — рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» — сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на неё. <...> Концепты не только мыслятся, они переживаются. Они — предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений. Концепт — основная ячейка культуры в ментальном мире человека. У концепта сложная структура. С одной стороны, к ней принадлежит всё, что принадлежит строению понятия; с другой стороны, в структуру концепта входит всё то, что и делает его фактом культуры — исходная форма (этимология), сжатая до основных признаков содержания; история; современные ассоциации; оценки и т. д.» [Степанов 2001: 43]. Н.Н. Болдырев, не являясь сторонником данного подхода, всё же говорит о культурном концепте, указывая, что он обозначает «знание, маркирующее исключительную принадлежность конкретной культуре» [Болдырев 2011: 3120].
О сложной структуре концепта говорит А. Вежбицкая, указывая на то, что концепт «может быть представлен в виде определённой конфигурации элементарных смыслов, которые являются семантически неразложимыми и универсальными — в том смысле, что они лексически закодированы во всех языках» [Вежбицкая 2001 б): 8]. А. Вежбицкая определяет концепты как ключевые слова, важные и показательные для отдельно взятой культуры, понимая «под концептом объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий культурно-обусловленное представление человека о мире «Действительность» [Вежбицкая 2001 а): 78]. По её мнению, концепт — это «бесценный ключ» [Вежбицкая 2001 б): 8] к постижению культуры того или иного народа, к пониманию их ценностей и идеалов. Он даёт возможность в полной мере осознать, «то, как они (народы) думают о мире и о своей жизни в этом мире» [Вежбицкая 2001 б): 8].
Ю.С. Степанов представляет концепты русской культуры как часть европейской культуры «в момент ответвления от европейского культурного фонда и фона» [Степанов 2001]. Они занимают ядерное положение в коллективном языковом сознании, а потому их исследование становится чрезвычайно актуальной проблемой. В.Н. Телия также считает, что «концепт — это то, что мы знаем об объекте во всей его экзистенции» [Телия 1996: 8]. С точки зрения исследователя, концепт, во-первых, — это продукт человеческой мысли и явление идеальное, следовательно, присущее человеческому сознанию вообще, а не только языковому, во-вторых, — это конструкт, который не воссоздаётся, а «реконструируется» через своё языковое выражение и внеязыковое знание.
Таким образом, с точки зрения представителей этого направления, рассматриваемую единицу национальной языковой картины мира можно обозначить как культурный или лингвокультурный концепт.
Второй, так называемый, семантический подход к пониманию концепта (Н.Д. Арутюнова и её школа [Арутюнова 1987—2000], Т.В. Булыгина [Булыгина, Шмелёв 1997], А.Д. Шмелёв [Шмелёв 2002], Н.Ф. Алиференко [Алефиренко 2002, 2010]) сводится к тому, что семантика языкового знака является средством формирования содержания концепта.
Н.Д. Арутюнова понимает концепт как нечто, относящееся к области практической (обыденной) философии и являющееся результатом взаимодействия культурологических факторов, к которым относятся национальные традиции, фольклор, религия, идеология, жизненный опыт, образы искусства, ощущения и система ценностей. Концепты образуют «своего рода культурный слой, посредничающий между человеком и миром» [Арутюнова 1999: 3]. Данный подход во многом перекликается с этнографическим определением феномена культуры, сформулированным Э.Б. Тейлором: «Культура <...> слагается в своём целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества» [Тейлор 1989: 18]. В рамках данного подхода упор делается на контекстуальную связь формирующегося в индивидуальном или коллективном сознании концепта с уже усвоенными людьми глобальными общественными ценностями данного социума.
А.Д. Шмелёв в книге «Русская языковая модель мира» соотносит понятие концепт с понятием ключевое слово и пишет о том, что ключевые слова должны отражать такие представления людей о мире, которые свойственны всем носителям определённой культуры, и восприниматься ими «как нечто очевидное. Эти представления находят отражение в семантике языковых единиц, так что, овладевая языком и, в частности, значением слов, носитель языка одновременно привыкает к ним, а будучи свойственными (или хотя бы привычными) всем носителям языка, они оказываются определяющими для ряда особенностей культуры, пользующейся этим языком» [Шмелёв 2002: 12].
Итак, с позиций второго направления, концепт можно представить как ключевое слово национальной культуры.
Сторонниками третьего, когнитивного, подхода являются Е.С. Кубрякова [Кубрякова 1994—2009], Р.М. Фрумкина [Фрумкина 1992, 1995], А.П. Бабушкин [Бабушкин 1996], З.Д. Попова, И.А. Стернин [Попова, Стернин 1999—2007], Е.В. Сергеева [Сергеева 1998] и др. Согласно утверждению Д.С. Лихачёва, концепт соотносится со словом в одном из его значений. Концепт возникает непосредственно из значения слова, является результатом столкновения значения слова с личным и народным опытом человека, т. е. концепт является посредником между словом и действительностью. Н.Н. Болдырев говорит о том, что «любые единицы знания, именуемые концептами, есть результат концептуализации мира, осмысления полученных знаний о мире» [Болдырев 2011: 24]. Это есть «те единицы знания, в которых репрезентируются результаты познания» [Болдырев 2011: 24]. Исследователь выделяет среди них тематические и ситуативные (операционные) концепты, указывая на то, что они противопоставлены друг другу. Первые «представляют собой результат количественного и качественного накопления знаний в процессе всей познавательной деятельности человека как социума» [Болдырев 2011: 26], а вторые возникают как «единицы оперативного знания онтологии мира, конкретные смыслы, которые формируются и передаются в процессе общения» [Болдырев 2011: 27].
По мнению Е.С. Кубряковой, концепт — это термин, «служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти ментального лексикона, концептуальной системы мозга (lingua mentalis), всей картины мира, отражённой в человеческой психике» [Кубрякова 1994: 35].
Р.М. Фрумкина [Фрумкина 1996] определяет концепт, имеющий психофизиологическую основу и существующий в психике человека, как вербализованное понятие, отрефлектированное в категориях культуры. Психофизиологической основой концепта является «некий чувственный образ, к которому «прикреплены» знания о мире, составляющие содержание концепта» [Попова, Стернин 2001: 57] Концепт вскрывает «ментальные сущности», то есть те единицы, с помощью которых мы «мыслим о мире», ментальные образования, составляющие категориальную основу языка» [Берестнев 1997: 16] и создающие обобщённый образ слова, объективируя модель сознания [Сергеева 1998: 21]. А.П. Бабушкин видит основную функцию концепта в «ментальной репрезентации» связей между объектами действительности [Бабушкин 1996: 16].
Такой концепт можно обозначить как ментальный. Подобные концепты имеют только когнитивный статус и существуют только в мышлении (вернее, вне его не существуют). Именно они помогают создать простые и сложные ментальные модели и становятся неотъемлемой частью ментальных пространств, о которых писал в своей работе Дж. Лакофф [Лакофф 1987].
Изучению природы концепта в когнитивной лингвистике уделяется большое внимание, что привело к необходимости переосмысления и уточнения ряда смежных понятий и терминов. Прежде всего, это относится к явлениям концепт и понятие, которые в течение долгого времени рассматривались как равнозначные [Булыгина, Шмелёв 1997: 489]. В середине 80-х годов, когда остро встала проблема адекватного перевода термина концепт, широко употребляемого в работах зарубежных авторов, английское concept предлагалось переводить не иначе как понятие. Действительно, в русском языке, в соответствии со своей внутренней формой, слова концепт и понятие имеют во многом совпадающие значения — ср. словарные статьи из современных этимологических, толковых и терминологических словарей:
Понятие — (философ.) форма мышления, отражающая общие и существенные свойства, связи и отношения предметов и явлений; логическая мысль о предметах и явлениях действительности, отображающая их общие и существенные признаки, связи и отношения; представление о чём-л., осведомлённость в чём-л., уровень понимания чего-л., совокупность взглядов на что-л.; мнение о ком-, чём-л., оценка кого-, чего-л. (разг.); способность разобраться в чём-л. (прост.). С XIX в. стало употребляться как калька франц. concept (от лат. гл. concipio, concipere «представлять себе, воображать; соображать, прикидывать; задумывать, замышлять, затевать») [ЭССРЯ 2010: 170].
Концепт — это оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга <...> всей картины мира, отражённой в человеческой психике [Кубрякова 1996: 90].
Concept — концепт, понятие ▲ В лингвистике текста концепты/понятия рассматриваются как часть модели мира текста, включающей, кроме всего прочего, отношения, связывающие эти концепты в пространстве значения [А-РСЛС 2001: 71].
Концепт [лат. conceptus «понятие, мысль, представление»] — содержание понятия. Понятие — 1. Логически оформленная общая мысль о классе предметов, явлений, идея чего-л. Понятие времени. Отражение понятий в словах. 2. (только в ед. ч.) Представление о чём-л., осведомлённость в чём-л.; знание, понимание чего-л. Иметь понятие о предмете. Понятия не имею [СТСРЯ 2004: 288, 575].
Концепт. Концепт представляет собой многомерную концентрированную, целостную единицу мыслительной деятельности человека, отражающую сложившуюся систему человеческой памяти и репрезентируемую лексическими и грамматическими категориями как языка, так и национальной культуры. Представляя собой ментальную единицу, концепт одновременно является системой ценностей, присущей национальному сознанию и культуре данного этноса как носителя «знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества» (Тейлор Э.Б. Первобытная культура. М., 1989. С. 18). См. когнитивная лингвистика [ЭС-СЛТ 2008. T. 1: 88—89].
Однако в последнее время, во многом под влиянием теории и практики когнитивной лингвистики, в российском языкознании эти понятия стали отчётливо различаться. С точки зрения С.С. Неретиной, «...понятие есть объективное идеальное единство различных моментов предмета и связано со знаковыми и значимыми структурами языка, выполняющего функции становления мысли, независимо от общения. Это итог, ступени или моменты познания. Концепт же формируется речью (введением этого термина прежде единое слово жёстко разделилось на язык и речь). Речь осуществляется не в процессе грамматики (грамматика включена в неё как часть), а в пространстве души с её ритмами, энергией, жестикуляцией, интонацией, бесконечными уточнениями, составляющими смысл комментаторства, превращающими язык в косноязычие. Концепт предельно субъектен. Он может мыслиться и переживаться, а значит быть предметом эмоций, симпатий или антипатий» [Неретина 1999: 29]. Если понятие можно представить как совокупность познанных существенных признаков объекта, то концепт есть ментальное национально-специфическое образование, планом содержания которого является вся совокупность языковых средств (лексических, фразеологических, паремиологических).
Как следует из проведённого анализа дефиниций термина концепт в рамках трёх направлений лингвистических исследований, существенной разницы в определениях сущности концепта и непреодолимых разногласий между научными направлениями не существует. Обобщая, можно констатировать, что концепты — это специфические, наиболее важные (ключевые) для данной культуры (национальной картины мира) понятия, максимально приближенные к ментальному миру человека и проявляющиеся в речи — в устном или письменном тексте, предполагающем слушателя или читателя (что особенно важно для нашей работы).
В этой связи необходимо отметить наиболее существенные признаки концепта, отличающие его от понятия:
1) понятие включает существенные и необходимые признаки, концепт, основываясь на таких признаках, включает и несущественные признаки, коннотации, образные и символические составляющие, эмоциональные оттенки;
2) понятие имеет более простую (однослойную) структуру, в которой преобладают содержательные составляющие и отсутствуют некоторые «расширительные» компоненты, представленные в сложной (многослойной) структуре концепта;
3) понятия являются основными, ядерными компонентами универсальной (глобальной) картины мира современных цивилизованных народов, концепты — специфические составляющие национальной языковой картины мира определённого народа или семьи генетически близких народов;
4) число концептов (ключевых понятий национальной языковой картины мира) ограничено, так как не всякое имя является концептом — число понятий бесконечно, как бесконечен процесс познания.
Ещё раз отметим, что между концептами и понятиями нет непреодолимой грани: при определённых условиях понятия могут становиться концептами, т. е. ключевыми словами определённой национальной культуры, передающими специфические черты и ценности этой культуры, сформировавшиеся на протяжении её длительного (векового и тысячелетнего) развития. Любой ментальный концепт может стать культурным концептом в том случае, если он имеет отношение к тем явлениям действительности, которые актуальны и ценны для данной культуры, имеют большое количество языковых единиц для своей фиксации, являются темой пословиц и поговорок, поэтических и прозаических текстов. Культурные концепты обладают способностью формировать, развивать и выражать образ мышления носителей того или иного языка, так как именно «в языке находят своё отражение и одновременно формируются ценности, идеалы и установки людей, то, как они думают о мире и о своей жизни в этом мире, <...> концепты есть «бесценные ключи» (priceless clues) к пониманию аспектов культуры» того или иного народа [Вежбицкая 2001 а): 8]. Некоторые исследователи указывают на тот факт, что концепты связаны с конкретными ситуациями в памяти людей, и эти ситуации подводятся под сценарий, именуемый соответствующим концептом, например, «милосердие — предоставление возможности избежать неприятности, пожертвование, помощь и т. д.» [Жданова, Ревзина 1991: 60—61].
Таким образом, все перечисленные выше определения термина концепт подчёркивают его многослойность и разноаспектность, а также различные способы его формирования и выражения. Сложная многомерная структура концепта, включающая помимо понятийной основы социо-психо-культурную часть, которая не столько мыслится носителем языка, сколько переживается им, объясняет отсутствие в лингвистике единого определения данного термина. Социо-психо-культурную часть концепта составляют ассоциации, эмоции, оценки, национальные образы и коннотации, присущие данной культуре. Концепт окружен эмоциональным, экспрессивным и оценочным ореолом потому, что его формирование в сознании индивида происходит под влиянием как факторов всего социума, так и самого индивида. Следовательно, концепт, как и сознание человека, многомерен, в нём можно выделить как рациональное, так и эмоциональное, как абстрактное, так и конкретное, как универсальное, так и этническое, как общенациональное, так и индивидуально-личностное содержание.
Учитывая мнение упомянутых выше лингвистов и обобщая материал, можно выделить следующие признаки концепта:
1) концепт — это минимальная единица человеческого опыта в его идеальном представлении, вербализирующаяся с помощью слова, а также свободного или связанного словосочетания;
2) концепт — это основная единица обработки, хранения и передачи знаний об окружающем и внутреннем мире;
3) концепт имеет подвижные границы и конкретные функции в речевом произведении;
4) концепт социален, его ассоциативное поле обусловлено существованием человека — носителя языка — в коллективе: от семьи до государства и человечества в целом;
5) концепт — это основная ячейка национальной и мировой культуры, выраженная в языке.
Нельзя не согласиться с А. Вежбицкой в том, что «любой сколь угодно сложный и причудливый концепт, закодированный в той или иной языковой единице какого-либо из естественных языков, может быть представлен в виде определённой конфигурации элементарных смыслов, которые являются семантически неразложимыми и универсальными — в том смысле, что они лексически закодированы во всех языках. <...> Концепт, как «ключевая единица», должен быть словом общеупотребительным, непериферийным, и находиться в центре целого фразеологического семейства» [Вежбицкая 2001 а): 36], раскрывая при этом существенные, нетривиальные стороны культуры.
Концепт имеет достаточно сложную структуру, включающую в себя и лингвистическую, и когнитивную, и культурологическую составляющие и обладающую национальной спецификой. Ю.С. Степанов выделяет три слоя понятийной сферы концепта [Степанов 2001: 44]:
1) основной актуальный признак, известный каждому носителю культуры и значимый для него;
2) дополнительный, или несколько дополнительных пассивных признаков, актуальных для отдельных групп носителей культуры;
3) внутренняя форма концепта, не осознаваемая в повседневной жизни, известная лишь специалистам, но определяющая внешнюю, знаковую форму выражения концептов.
В структуру общеязыкового так называемого лингвокультурного концепта включается художественный концепт, который, являясь единицей индивидуального знания/сознания, отмечен индивидуальной культурной спецификой и направлен к выражению высших духовных ценностей носителя этого сознания. О художественном концепте говорил С.А. Аскольдов, выделивший три основных признака художественного концепта.
Во-первых, если к когнитивному концепту «не примешиваются чувства, желания, вообще иррациональное», то художественный концепт представляет собой «комплекс того и другого, т. е. сочетание понятий, представлений, чувств, эмоций, иногда даже волевых проявлений» [Аскольдов 1997: 274].
Во-вторых, «концепт познания имеет всегда отношение к какой-нибудь множественной предметности — идеальной или реальной. Он всегда «означает» что-то, что находится за его пределами. На первый взгляд, в художественном восприятии дело обстоит совсем иначе. Создание художника, по-видимому, ни на что не указует, ни к чему не относится, что было бы за его пределами. Оно есть последняя цель духовного устремления. Однако с этим нельзя согласиться. Ни создание художника, ни его первый и непосредственный эффект на воспринимающего далеко не исчерпывают ни художественного задания автора, ни того, что он может дать воспринимающему. Автор всегда даёт значительно меньше, чем он хотел бы дать, и воспринимающий только это непосредственно данное ещё не достигает цели. Он непременно должен как-то дополнить данное, чтобы воспринять тот замысел, который был у автора, но не мог быть дан» [Аскольдов 1997: 274].
В-третьих, существенное различие между художественным и когнитивным концептом С.А. Аскольдов видел в «неопределенности возможностей. В концептах знания эти возможности подчинены или требованию соответствия реальной действительности, или законам логики. Связь элементов художественного концепта зиждется на совершенно чуждой логике и реальной прагматике художественной ассоциативности. <...> Именно ассоциативная запредельность придаёт им художественную ценность» [Аскольдов 1997: 275]. Ассоциативная составляющая концепта накладывается на его когнитивную базу, переводя когнитивный концепт в концепт художественный. Таким образом, слово, являясь художественным концептом, благодаря своему прямому и переносным значениям, влечёт целый ряд ассоциаций. Такая способность художественного концепта «оставляет возможность для сотворчества, домысливания, «дофантазирования»», о которых говорил Д.С. Лихачёв [Лихачев 1997: 282].
Интерес к художественному концепту объясняется желанием не только понять и истолковать художественный текст, но и исследовать духовную культуру как отдельной личности, так и целого народа. В этой связи будут уместны слова В.В. Виноградова о том, что изучение языка писателя «ведёт к углублённому пониманию «духа народа», к пониманию общих закономерностей развития русской литературы и русского национального языка» [Виноградов 1959: 5]. Художественный концепт «помогает склонить читателя в сторону того или иного понимания, той или иной оценки разных сторон воспроизводимой действительности, воздействовать на читателя и направить его чувства и симпатии в соответствии с идейной концепцией писателя» [Виноградов 1959: 37]. Как считает Н.В. Пятаева, обращение к художественному концепту сегодня «позволяет лингвистам исследовать не только семантический уровень художественного текста, но и уровень ментальных репрезентаций языковых явлений» [Пятаева 2006: 38].
С.А. Аскольдов указывал и на тот факт, что следует различать понятие художественного концепта и понятие художественного образа, так как связь между ними всё-таки существует: «Художественный концепт не есть образ или если и содержит его, то случайно и частично. Но он, несомненно, тяготеет прежде всего к потенциальным образам и так же направлен на них, как и познавательный концепт направлен на конкретные представления, подходящие под его логический «родовой» объём. В художественном концепте есть тоже своё «родовое», однако, оно совершенно свободно от рамок логического определения. В нём «родовое» есть органический сросток возможных образных формирований, определяемый основной семантикой художественных слов. Иногда цепь этих образов направлена совсем не туда, куда влёк бы обыкновенный смысл слов и их синтаксическая связь» [Аскольдов 1997: 275]. Благодаря этому свойству каждый художественный концепт обладает способностью находить «по части целое. Пусть это целое никогда вполне не развёртывается. Но самое важное, что вы имеете ключ к его раскрытию, потенциально им обладаете <...>. Потенция здесь иногда как бы упирается в невозможность в смысле раскрытия. Ценность этого невозможного особенно ясна в концептах художественно-эмотивных, т. е. заключающих не только потенцию к раскрытию образов, но и разнообразно волнующих чувств и настроений» [Аскольдов 1997: 275—276].
Добавим, что следует различать понятия концепт, художественный образ и символ.
По данным словаря «Эстетика», художественный образ — «специфическая для искусства форма отражения действительности и выражения мыслей и чувств художника, в воображении которого он рождается и воплощается в создаваемом им произведении в той или иной материальной форме (пластической, звуковой, жесто-мимической, словесной) и воспринимается воображением воспринимающего искусство зрителя, читателя или слушателя. Художественный образ, отражая те или иные явления действительности, одновременно несёт в себе целостно-художественное содержание, в котором органически слито эмоциональное и интеллектуальное отношение художника к миру. Это даёт основание учёным говорить об образном языке искусства, необходимом ему для того, чтобы воплощать и передавать людям определённые ценностно-познавательные представления, эстетические идеи и идеалы. Чувственная конкретность и обобщённость органически соединяются в художественном образе. Способом восприятия художественного образа является не одно только созерцание, но и переживание, которое как раз и свидетельствует, что воспринимаемое зрителем, читателем или слушателем произведение имеет отношение к искусству и является художественным произведением» [ЭС 1989: 239—240]. Н.Д. Арутюнова утверждает, что «в понятии образа обозначилась идея формы, мыслимой отвлечённо от субстанции и поэтому воспроизводимой. Отделившись от природно данной ей материи, форма (образ) слилась с принципиально другим «партнёром» — духовной (идеальной) категорией. Понятие формы из области природы перешло в сферу культуры» [Арутюнова 1998: 314].
Символ (греч. Symbolon «опознавательная примета») — «универсальная категория эстетики, соотносимая с категориями художественного образа, с одной стороны, и знака — с другой; это образ, взятый в аспекте своей знаковости, и знак, наделённый неисчерпаемой многозначностью образа. Всякий символ есть образ, в котором всегда присутствует определённый смысл, слитый с образом, но не сводимый к нему. Переходя в символ, образ становится «прозрачным»; смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива, требующая нелёгкого вникания. Смысл символа нельзя дешифровать простым усилием рассудка, в него надо «вжиться». Аналогично отличие символа от простого знака: если для утилитарной знаковой системы многозначность есть лишь помеха, вредящая рациональному функционированию, то символ тем содержательнее, чем более он многозначен: в конечном счёте, содержание подлинного символа через опосредствующие смысловые сцепления всякий раз соотнесено с целостностью человеческого мира. Структура символа направлена на то, чтобы погрузить каждое частное явление в стихию «первоначал» и дать через него целостный образ мира. Смысл символа реально существует только внутри ситуации общения, диалога, вне которой можно наблюдать лишь пустую формулу символа: вникая в символ, мы не просто разбираем и рассматриваем его как объект, но одновременно позволяем его создателю апеллировать к нам и становиться партнёром нашей духовной работы» [ЭС 1989: 311—313].
Художественный образ в литературном произведении — важнейшая языковая сущность, содержащая главную информацию о связи слова с культурой. По традиции под образностью понимается способность языковых единиц создавать наглядно-чувственные представления о предметах и явлениях действительности. Внутренняя форма слова, которую А.А. Потебня назвал «ближайшим этимологическим значением» [Потебня 1993: 74], позволяет понять смысл каждого образа. В.В. Колесов, называя концепт основной единицей ментальности, подчёркивает, что концепт есть чистый смысл, первосмысл, первообраз, константа, архетип, что концепт воплощается в слове через его содержательные формы: образ, понятие, символ [Колесов 2000: 56]. В архетипной модели концепт рассматривается как нечто предельно обобщённое, но чувственно-образное. Он «скрывает в себе самые различные оттенки выражения мысли (в значении mens, mentis), и не только символы, но также образы, понятия, мифы и пр.» [Колесов 2002: 81].
В последнее время встал важный вопрос о количестве концептов определённой национальной культуры. Если А. Вежбицкая фундаментальными для русской культуры считала всего три концепта («Судьба», «Тоска», «Воля»), то Ю.С. Степанов полагает, что их число достигает четырёх-пяти десятков («Свобода», «Правда», «Вера», «Любовь», «Добро — Зло», «Закон», «Семья», «Страх», «Радость» и др.). Наблюдения В.А. Масловой [Маслова 2001: 39] показывают, что число концептов, характерных для русской культуры, превышает несколько сотен. Предметом исследования в лингвистике являются наиболее существенные для построения всей концептуальной системы концепты: те, что организуют само концептуальное пространство национальной или мировой культуры и выступают как главные рубрики его членения. К таким концептам относятся «Время», «Пространство», «Число», «Жизнь», «Смерть», «Свобода», «Воля», «Истина», «Знание» и др.
Как мы уже упоминали выше, в некоторых направлениях современной лингвистики содержание концепта определяется как равноценное «семантике языкового знака» [Апресян 1995: 56; Никитин 2004: 63]. Действительно, концепт содержит в себе «представление о значении данного слова, сформированное и хранимое носителями языка» [Пятаева 2006: 58]. Однако организация этого представления испытывает влияние как самого индивида, так и факторов социума, с которым индивид находится в постоянном взаимодействии. Если концепт создаётся в сознании индивида в процессе социализации личности, то освоение языкового значения слова происходит параллельно с социализацией личности и освоением ею культурного пространства, которое, в свою очередь, становится условием, способствующим появлению концепта. Концептосфера каждого индивида подвижна и изменчива, она может трансформироваться за счёт появления новых концептов и изменения значений уже имеющихся. Концепты в индивидуальном сознании (индивидуальной картине мира) способны стираться со временем и зарождаться заново. «При этом новые концепты могут появляться за счёт обогащения личностного и социального опыта индивида, а также за счёт появления новых концептов в массовом сознании, т. е. в социуме. Всплеск рождения концептов отмечается в обществе в момент реструктурирования, во времена перемен, перехода от одной социокультурной парадигмы к другой [Иванова 2004: 90]. Ярким примером этого является перестроечная реальность в СССР с вошедшими в повседневный обиход концептами «Гласность», «Перестройка», а также дальнейшее социальное строительство новой демократической России: «Новый русский», «Евроремонт» и т. п. Однако и спокойное течение социально-политической жизни не является препятствием рождению новых концептов, хотя, безусловно, бурного всплеска в этом случае уже не наблюдается. Рождению концептов в этом случае способствуют средства массовой информации, культурная среда, политическая жизнь, расширяющиеся и углубляющиеся международные контакты. Таким образом, появление новых слов, новых значений у имеющихся лексических единиц является свидетельством появления новых концептов. В этой связи лингвистической реальности и потребностей ежедневной социальной жизни состоит языковая основа концепта. Концепт, являясь ментальной сущностью, входит в когнитивную базу носителей языка. С другой стороны, концепт является частью культурного фонда данного социума. Подчёркивается, что «одним из компонентов семантики языкового знака является когнитивная память слова, то есть смысловые характеристики языкового знака, связанные с его исконным предназначением и системой духовных ценностей носителей языка» [Апресян 1995: 170]. Таким образом, в концепте отражено то, каким образом общество освоило данную лексическую единицу, как преломило окружающую действительность, какие стороны концепта высветило, какое наполнение внесло в лексическую единицу в соответствии с культурой данного национально-культурного сообщества. В этом смысле «можно сопоставить один и тот же концепт разных национально-культурных образований, различных социальных групп в рамках одного образования, различных индивидов. Результатом можно предположить наличие различий в наполнении концептов, с одной стороны, и в самой номенклатуре концептов, с другой. Так, в русском языковом сознании советского времени концепт «Коммунизм» имел наполнение, отличное от содержания одноименного концепта представителей так называемых капиталистических стран» [Иванова 2004: 92].
Итак, концепты в сознании человека возникают в результате практической и духовной деятельности, опытного постижения мира, социализации и складываются:
1) из непосредственного чувственного опыта (восприятия мира органами чувств) человека;
2) из предметной деятельности человека;
3) из результатов мыслительных операций с уже существующими в сознании индивида концептами;
4) из языкового сознания (концепт может быть сообщён, разъяснён человеку в языковой форме);
5) путём сознательного усвоения языковых единиц (согласно с [Попова, Стернин 1999]);
6) в результате естественного усвоения ценностей национальной культуры в процессе овладения родным языком или сознательного их изучения по мере ознакомления с произведениями национального и мирового искусства.
Культурный аспект концепта, в связи с вышесказанным, является базисным в его понимании как составляющей языковой картины мира. «Вся совокупность концептов, то есть концептуальная картина, соотносится с языковой картиной мира, выраженной посредством лексических единиц. Языковая картина мира представляет собой в когнитивных терминах концептосферу языка. Концепт есть базовая строительная единица концептуальной картины мира, соотнесённой с языковой картиной мира. В плане лингвокультурологии концепт, являющийся инструментом лингвистической когнитологии, представляет собой наиболее «удобную» единицу анализа, ибо по определению концепт предполагает культурный фон, «культурологическую подоплёку», которую бывает не только сложно вычленить из семантической структуры, но и дать именование этому образованию в чисто лингвистических терминах» [Иванова 2004: 30—60].
Наряду с концептами или культурными концептами в качестве единиц исследования и описания национальной языковой картины мира в лингвокультурологии принято выделять логоэпистему, лингвокультурему, ценностные доминанты и прецедентные феномены (ситуации, тексты, высказывания, имена).
Н.Д. Бурвикова и Г.В. Костомаров называют логоэпистемой такие единицы семиотической системы языка, как фразеологизмы, афоризмы, цитаты, имена и др. устойчивые словосочетания/выражения, подчёркивая, что в каждой из логоэпистем скрыт определённый когнитивный смысл, некоторое значение, некоторая информация о закреплённом в общественной памяти следе отражения действительности «в сознании носителей языка в результате постижения (или создания) ими духовных ценностей отечественной и мировой культур» [Бурвикова, Костомаров 2001: 39, 42]. Например, происхождением логоэпистемы «Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!» русская культура обязана тексту романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».
В.В. Воробьев вводит основную единицу лингвокультурологического анализа — лингвокультурему, определяя её как «диалектическое единство лингвистического и экстралингвистического (понятийного и предметного) содержания» [Воробьёв 2008: 44—45]. Она включает в себя как языковое значение, языковое представление, так и внеязыковой культурный смысл, «внеязыковую культурную среду» (ситуацию, реалию), — устойчивую сеть ассоциаций, границы которой зыбки и подвижны [Воробьёв 2008: 48—49], поэтому слово, как языковая единица, становится частью лингвокультуремы. Исследователь утверждает, что лингвокультуремы: «1) имеют коннотативные смыслы и становятся знаками-функциями, 2) могут иметь несколько коннотативных означаемых, 3) могут либо актуализироваться, либо не актуализироваться в сознании воспринимающих, 4) активно «живут» до тех пор, пока активно «живет идеологический контекст», их породивший» [Воробьёв 2008: 53]. Опираясь на тот факт, что источниками лингвокультурем наряду с народным поэтическим творчеством, памятниками истории и общественной мысли могут быть литературные произведения, а также выдающиеся личности, в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» можно выделить следующую лингвокультурему: «О, ёлочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем!» [Булгаков 1989: 29]. В «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой дано следующее толкование значений слова дед: 1. Отец отца или матери. 2. Вообще старик, преимущественно в обращении (разг.) 3. В армии: старослужащий по отношению к молодым солдатам новобранцам (прост.) [Ожегов, Шведова 2010: 156]. В романе слово дед не только обрастает смыслом и отправляет читателя к образу Деда Мороза — «сказочного старика с бородой, олицетворяющего мороз и новогодний праздник (раньше — Рождество)» [Ожегов, Шведова 2010: 156—157], но и к образу защитника, покровителя, помогающего русским людям жить по законам лада и мира, дарующего надежду на то, что всё будет хорошо. Проведенный анализ подтверждает мысль В.В. Воробьёва о том, что «углубление в литературу раскрывает приёмы эстетического использования лингвокультуремы, показ её изобразительных возможностей в русском национальном видении мира» [Воробьёв 2008: 51].
Ценностные доминанты — определённые ориентиры, возникающие в сознании носителя языка и закрепленные в этом языке. По словам В.И. Карасика, «ценности — наиболее фундаментальные характеристики культуры, высшие ориентиры поведения. <...> Ценности лежат в основе оценки, тех предпочтений, которые человек делает, характеризуя предметы, качества, события» [Карасик 2002: 166]. Среди них можно выделить и противопоставить ценности индивидуальные (персональные, авторские), микрогрупповые (например, в семье, между близкими друзьями), макрогрупповые (социальные, ролевые, статусные и др.), этнические и общечеловеческие. По словам исследователя, ценным в сознании отдельного «человека является то, что играет существенную роль в его жизни и поэтому получает многостороннее обозначение в языке» [Карасик 2002: 167], представляя собой ценностные доминанты, совокупность которых образует ценностную картину мира человека. «Ценностная картина мира в языке представляет собой проявление семантического закона, согласно которому наиболее важные предметы и явления жизни народа получают разнообразную и подробную номинацию» [Карасик 2002: 205]. Обратившись к содержанию романа М.А. Булгакова «Белая гвардия», можно выделить ценности, которые объединяют героев этого произведения: любовь, дружба, взаимовыручка, честь и, как говорит в романе один из друзей семьи Турбиных, «вера православная, власть самодержавная!» [Булгаков 1989: 65].
Прецедентный феномен — в широком смысле — текст, цитата, отрывок текста, «значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях; имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников; обращение к ним возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [Караулов 2006: 216]. Согласно мнению В.В. Красных, прецедентный феномен «выполняет роль эталона культуры, функционирует как свернутая метафора, выступает как символ какого-либо феномена или ситуации». Прецедентный феномен может быть как вербальным (текст как продукт речемыслительной деятельности), так и невербальным (произведения живописи, скульптуры, музыкальные произведения и т. п.) [Красных 2003: 171]. Ю.Н. Караулов в работе «Русский язык и языковая личность» указывает, что прецедентными называются тексты, «(1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, (2) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая её предшественников и современников, и, наконец, такие, (3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [Караулов 2006: 216]. К вербальным принято относить прецедентные ситуации, высказывания, имена — «индивидуальное имя, связанное с широко известным текстом (например, Печорин) или с ситуацией (Иван Сусанин). При употреблении данного знака идет отсылка к набору дифференциальных признаков данного прецедентного имени» [Красных 2003: 172]. Среди последних можно выделить такие прецедентные имена, как Шариков, пришедшее в русскую культуру из повести М.А. Булгакова «Собачье сердце», и Кот Бегемот — из романа «Мастер и Маргарита».
Все названные выше единицы исследования и описания национальной языковой картины мира следует отличать от концептов, которые с точки зрения обслуживания коммуникативных потребностей социума и в зависимости от типа сообщества, в котором они функционируют, можно разделить на индивидуальные, микрогрупповые, национальные, цивилизационные и общечеловеческие [Слышкин 2000: 14]. Работая над содержанием романа М.А. Булгакова «Белая гвардия», к индивидуальным концептам можно отнести, например, концепт «Деньги», который присутствует в сознании героя произведения — скаредного инженера Лисовича — наряду с концептом «Мышь». Заметим, что первый концепт для самого писателя никакой значимости в жизни не имеет, а поэтому ценности не представляет, а второй в авторском сознании ассоциируется с пространством, где нет уюта, где живут чужие по духу люди, хотя тоже никакой важности для него самого не имеет. Наличие этих концептов подтверждает мысль о том, что индивидуальные концепты всегда богаче и ярче, чем, например, общечеловеческие. Опираясь на факты биографии М.А. Булгакова и описание жизни его семьи, можно утверждать, что примером микрогруппового концепта является концепт «Работающий за столом отец», который, в свою очередь, будет отличаться от общечеловеческого концепта «Отец». В романе «Белая гвардия» можно выделить различные микрогрупповые концепты. Так, анализируя описание жизни семьи Турбиных, можно выделить концепты «Печь», «Книги», а в повествовании о жизни Города находим концепты «Памятник Владимиру», «Верхний Город», «Нижний Город» и т. д. В качестве примера национального концепта можно привести русский концепт «Лад», который находит своё отражение в романе писателя «Белая гвардия», где он противопоставляется концепту «Разлад». В качестве примера цивилизационного концепта приведем концепт «Культура», а к общечеловеческим отнесём такие, как «Красота», «Дружба», «Вера», «Любовь», которые также можно выделить, анализируя содержание названного текста.
Существующие в виде совокупности потенций, заключённых в словарном запасе языка в целом или его отдельного носителя, концепты образуют концептосферу [Лихачёв 1997: 5]. Она отражает картину мира, реконструируемую в результате анализа языковых средств. В этой связи необходимо отметить, что некоторые лингвисты употребляют один из двух терминов: наивная картина мира [Апресян 1995: 56] или концептосфера [Лихачёв 1993]. Другие указывают на синонимичность данных терминов и отдают предпочтение одному из них, исходя из задач и целей исследования [Слышкин 2000: 13—14]. Действительно, данные термины в своём широком понимании взаимозаменяемы. Вместе с тем представляется, что они привносят разные акценты при проведении лингвокультурологического исследования. Как указывает Е.Е. Стефанский, «из концептов той или иной культуры, словно из мозаики, складывается концептосфера определённого языка, рисующая национальную картину мира» [Стефанский 2008: 237]. Ю.С. Степанов считает, что концепты представляют «в некотором роде «коллективное бессознательное» современного российского общества» [Степанов 2001: 8]. Наше исследование позволяет говорить о сознательном выявлении концептов при помощи ассоциаций, которые, в свою очередь, базируются на «коллективном бессознательном», о котором пишет Ю.С. Степанов.
Итак, одной из важнейших составляющих любой концептуальной картины мира (научной, мировоззренческой, мифопоэтической, религиозной, образной) становится концепт, который являет собой единицу коллективного и индивидуального знания одновременно. Термин концепт (культурный концепт) в нашем исследовании представляет, во-первых, единицу коллективного/индивидуального сознательного/бессознательного знания/сознания, отправляющего к высшим духовным ценностям, имеющую языковое выражение и отмеченную этнокультурной спецификой; во-вторых, базовую когнитивную сущность, позволяющую связать смысл с употреблением слова.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |