В ночь с пятницы на субботу в романе происходит сначала шабаш на реке, куда прилетает Маргарита, превратившаяся в ведьму, а затем великий бал у сатаны. Исследователи достаточно подробно проследили истоки этого замысла, основанного на литературных и фольклорных традициях1. Не полемизируя ни с кем, отметим здесь лишь некоторые конкретные акценты, которые могли повлиять на воплощение этого замысла.
М.О. Чудакова уже отметила, что в выписках писателя из словаря Брокгауза и Ефрона есть пометы, касающиеся слова «шабаш»:
Одно место в статье «Шабаш ведьм» обратило на себя особое внимание писателя — там, где речь идет о вере средневековой католической церкви «в существование формального еретического культа дьявола». По ее представлениям «еретики составляли синагогу дьявола, устраивая в честь его периодические субботы (отсюда субботы, шабаши ведьм). Участниками этих суббот являлись уже не жалкие ведьмы, а представители всех классов и рангов — князья светские и духовные, монахи, священники и т. д.» (т. 77, с. 83). Подчеркнутые здесь слова Булгаковым выписаны, причем это единственная большая выписка из статьи. С достаточной долей уверенности мы можем предполагать, что перед нами. — один из первых моментов зарождения замысла, известного по печатной редакции бала у сатаны <...>2.
Это замечательное наблюдение невозможно не соотнести с тем, что мы теперь знаем об участии М.А. Булгакова в «Никитинских субботниках», а также о его отношении к ним. Русское слово «шабаш» уже и включало значение еврейской субботы, собственно оно происходит от обозначения субботы в иврите и идише: шабаш-шабат (иврит) — шабес (идиш) — суббота3. В архиве Е.Ф. Никитиной сохранились шуточные «скрижали» литературного объединения на картонке, прямо намекающие именно на контекст еврейской субботы: в ней члены кружка обозначаются как те, кто посвящает субботу занятиям вопреки запрету:
Десять заповедей секты «субботников» [«шабес гои»]4.
Это значит, что такого рода шутки были приняты и обыгрывались в кружке, а члены его и называли себя «субботниками», как мы видели выше, именно так Е.Ф. Никитина упоминала в своих послевоенных мемуарах и М.А. Булгакова: он был «преданным субботником». Писатель, как говорилось выше, с неодобрением замечал присутствие евреев в кружке. Напомним, что шабаш в романе начинается именно вечером в пятницу, как и еврейская суббота. Ничего удивительного, что он мог трактовать «Никитинский субботник» как шабаш, ведьмину субботу, тем более, что там временами царили довольно фривольные нравы, о чем вспоминал С.М. Городецкий.
Прямым указанием на связь шабаша и нехорошей квартиры именно с еврейской субботой можно считать и описание семисвечника в этой квартире, оно появляется и в окончательной редакции, и в ранних5. У Е.Ф. Никитиной после 1930 г. заседания происходили уже не по субботам, с 1932 г. они назывались декадниками, т. е. реально это могли быть какие-то другие дни недели. Но существо от этого не менялось, все равно литературный кружок Е.Ф. Никитиной мыслился как субботники.
Шабаш происходит в романе за городом, к югу от Москвы, у реки. Исследователи справедливо комментировали связь Лысой горы не только с Голгофой, т. е. евангельским местом казни, но и с шабашем как местом действия нечистой силы в фольклоре и с шабашем в «Фаусте» Гёте6. Однако и тут можно попытаться найти реальную событийную подоплеку замысла писателя. Дело в том, что празднование новогодних елок в кружке Е.Ф. Никитиной происходило в лесу, компания ехала на запад от центра города, т. е. почти в киевском направлении, в Серебряный бор, где протекает река Москва. По этому поводу сохранились довольно подробные воспоминания самой Е.Ф. Никитиной:
Очень удачно проходили у нас праздники — встреча Нового года. Иногда мы уезжали все за город, несколько раз мы ездили в Серебряный бор. Мы приходили в какое-то условленное место, например, к Триумфальной арке, там нас ждали трое розвальней... Мужчины везли с собою фейерверки, японские шарики, лампочки и много разных игрушек, которые должны были занять свое место в намеченной программе у елки. Мы доезжали до чайной, Антониночка собирала все пожитки, которые были в розвальнях, которые были связаны со столом <...> А мы на розвальнях ехали дальше, в лес. Вытаскивали бумажные фонарики и другие игрушки. Было очень интересно украшать «елку». Почему елка в кавычках? Там были только сосны. Разница была в том, что одна сосна была старой, а другая — молодой. Их наряжали <...> При этом поэты, стоя под елкой, декламировали свои новые стихи. Помню, как выступали пролетарские поэты Кирилов и Герасимов... Читали свои эпиграммы и Пустынин, и Арго, и Ардов. Вокруг смех, веселье <...> Надо было <...> добраться до чайной <...> а потом подойти к столу, где была раскрыта скатерть самобранка, где стояло много вкусных вещей...7.
В редакции романа «Великий канцлер» упоминается такая житейская подробность, как плетенка с провизией на шабаше, вероятно, это прямо связано с такими выездными праздниками субботников8. Напомним, что М.А. Булгаков присутствовал на нескольких новогодних праздниках литобъединения в начале 1920-х годов, как свидетельствуют протоколы заседаний субботников и воспоминания самой Е.Ф. Никитиной. Она пишет в мемуарах и о гадалках на новогодних торжествах субботников:
Вспоминается мне, как некоторые наши женщины выступали в новогоднюю ночь в качестве гадалок. Ими были изготовлены дома так называемые «оракулы», снабженные гадателем. Этот гадатель рассказывал на нескольких страницах, как можно пользоваться этим «оракулом». Нужно было какое-нибудь зернышко или хлебный кусочек, превращенный в шарик, бросить на круглое лицо Соломона, на котором были цифры, и, если зерно или комочек хлеба попадали на определенную цифру, надо было посмотреть в приложенную к этому кругу тетрадку с этой цифрой, и там давалось разъяснение, что это означает <...> Имелся у нас также «сонник»<...>9.
Примечательно, что и в стихотворной пародии В. Арго «Сон Татьяны», для которой, как мы показали в третьей части, Е.Ф. Никитина послужила прототипом, также упоминается пребывание героини в лесу:
И снится дивный сон Татьяне...
Она, как много лет назад В чудесном
Пушкинском романе
В лесу блуждает наугад10.
Образы литературного субботника как шабаша в романе М.А. Булгакова находят подтверждение и в рассуждениях Е.Ф. Никитиной о ведьмах. Она вспоминала свое ростовское детство и рассказывала о тетке Антонине Тихоновне Матюшенко и ее матери (своей бабушке?), которую она и называла ведьмой:
Насколько Антониночка была моим добрым гением <...> настолько ее мать была неприятным и нехорошим человеком. Я тогда была серьезно убеждена, что <...> у нее профессия быть ведьмой, и она каждую ночь улетает. И доказательство было, что около ее кровати стояла метла, такая метла, которой метут не комнаты, а улицу. И все мои догадки подтвердились. Мне показалось даже приятным: все-таки в доме живет настоящая ведьма. Она была очень злая и требовала, чтобы Антониночка отправила меня сразу в приют11.
М.О. Чудакова указывает, что в первой тетради романа 1928—1929 гг. 4-я глава называлась «На вед[ьминой квартире]», в ней шла речь о поэтессе Степаниде Афанасьевне12. Эта тетрадь сохранилась в оборванном виде, только половины листов по вертикали (ил. шмуцтитул IV). Исследовательница предложила вариант реконструкции текста главы и свои комментарии к ней:
Глава рассказывала о «знаменитой поэтессе» Степаниде Афанасьевне, которая «проживала [в большой? благоустро]енной квартире <...> Страдая какими[-то болями в] левой лодыжке [Степанида Афанасьевн]а делила свое [время между ло]жем и телефоном» (л. 55 об.) <...> По-видимому, Степаниде Афанасьевне в этот момент работы готовилась какая-то роль в развитии сюжета — о чем говорит следующая фраза повествователя: «Если б моя воля, в[зял бы я Степаниду да] помелом по морде... Но, увы, нет в этом [надобности — Степанида неизвестно где и вероятнее всего] ее убили» (л. 59); можно предположить, что именно в Степанидиной «ведьминой» квартире рассчитывал автор в момент работы над 4-й главой поселить Воланда <...>13.
Итак, поэтесса — ведьма, повествователь, т. е. образ, за которым скрывается сам М.А. Булгаков, хотел бы ее помелом по морде, а квартира ведьмина, вероятно, предназначенная в качестве резиденции для Воланда. Здесь стоит напомнить, что Е.Ф. Никитина публиковала сборники стихов, т. е. действительно была поэтессой. Само имя Сте-па-ни-да А-фа-нась-ев-на почти созвучно по слогам имени Е.Ф. Никитиной, если отчество ее дать в архаическом варианте и с ударением на третий слог: Ев-док-си-я Фе-о-до-ров-на. В таком случае мы можем предполагать, что одним из прототипов поэтессы Степаниды Афанасьевны была сама Е.Ф. Никитина.
И тут мы непосредственно подступаем к тому, что эта ведьмина квартира ранней редакции была прообразом нехорошей квартиры окончательного варианта романа. Именно там первоначально предполагалось место действия бала сатаны. Е.С. Булгакова сообщала в письме к В.А. Чеботаревой:
Сначала был написан малый бал. Он проходил в спальне Воланда: то есть в комнате Степы Лиходеева. И он мне страшно нравился. Но затем уже ко времени болезни, Михаил Афанасьевич написал большой бал14.
Заметим, что в эпизоде с допросом буфетчика в разных редакциях романа повторяется мотив церковной парчи в нехорошей квартире. В первой тетради 1928—1929 гг. Воланд возлежит на церковной парче, а в других, включая окончательный текст романа, — стол был покрыт парчовой скатертью. Воланд
раскинулся на каком-то возвышении, одетом в золотую парчу, на коей были вышиты кресты, но только кверху ногами; В стороне стоял стол, покрытый церковной парчой и уставленный бутылками; Стол был покрыт церковной парчой. На парчовой скатерти стояло множество бутылок <...>15.
Примечательно, что этот мотив парчи появляется и в 30 главе романа, когда Азазелло приносит кувшин (в ранних редакциях) или бутылку с вином в подвал мастера и вынимает ее
из куска темной гробовой парчи16.
Нехорошая квартира принадлежала ювелирше, персонажу, который не появляется в романе17. Здесь мы можем вспомнить рассказ Е.Ф. Никитиной о ювелирной работе по распарыванию церковных риз и шитья для переплетов книг, издаваемых ее издательством, которой была занята «женская бригада» из кружка субботников. Эти ткани использовались для шуточных подарков, предназначенных для новогодних елок. При этом Е.Ф. Никитина сообщала, что парчу приобретали из распродаваемого церковного имущества, и мотив торговли в храме или продажи церковных предметов неоднократно всплывает в ранних редакциях романа. Впервые об этом говорится в первой тетради 1928—1929 гг., где церковь превращена в аукционную камеру, а торгует в ней сам священник, затем в редакции «Великий канцлер» рассказывается о продаже церковного облачения в «Метрополе»18.
В разных редакциях романа также говорится о некоем особом освещении в комнате, где сидит Воланд, о витражах или цветных стеклах больших окон и церковном свете («странный свет, как будто в церкви»), а также об итальянских окнах19. В квартире Е.Ф. Никитиной на Тверском бульваре были окна типа венецианских, широкие, вписанные в арку, а также витражные стекла, еще недавно такое окно сохранялось на лестнице, ведущей на второй этаж (ил. 48, 49).
Известно, что из нехорошей квартиры исчезали жильцы. Люди из московских квартир Е.Ф. Никитиной действительно исчезали, так, два ее мужа Н.В. Богушевский и А.М. Никитин были арестованы, сын Олег Богушевский покончил с собой в 1931 г.
Здесь можно добавить, что на балу у сатаны появляются алхимики. Примечательно, что в кружке Е.Ф. Никитиной, среди завсегдатаев был по крайней мере один писатель, связанный с алхимией: Б. Зубакин, оккультист и алхимик, бывший участник Lux astralis, в 1937 г. он был арестован и в 1938 г. расстрелян20.
В окончательной редакции имя ювелирши — Анна Францевна де Фужере21. Это значит, что ее инициалы А.Ф. Реальное имя Е.Ф. Никитиной по документам — Евдокия, которое она сама преобразовала в Евдоксия, напоминаем, что С.М. Городецкий называл ее Авдотьей, вероятно, такое обращение было известно и в кружке. Итак, если следовать С.М. Городецкому, ее звали Авдотья Федоровна Никитина, тем самым мы получаем те же инициалы, что и у ювелирши в романе М.А. Булгакова. В полной рукописной редакции романа встречаются некоторые характеристики Анны Францевны: говорится, что она очень деловая дама и упоминается ее полное плечо, что вполне согласуется с характером и внешностью Е.Ф. Никитиной22.
Примечательно также, что в полной рукописной и окончательной редакциях романа бывшая супруга Степы Лиходеева, покинувшая нехорошую квартиру, обнаружена на Божедомке23. Причем М.А. Булгаков указывает этот топоним даже в самой первой тетради романа 1928—1929 гг.24 Напомним, что владельцу дома на Тверском бульваре, И.Н. Римскому-Корсакову, принадлежал и другой дом именно на Божедомке.
Мы можем предположить, что квартира Е.Ф. Никитиной на Тверском бульваре была одним из прототипов нехорошей квартиры в романе М.А. Булгакова, а первоначальный вариант с ведьминой квартирой также опирался на реальные впечатления писателя от жилища Е.Ф. Никитиной. Малый бал и сцена при свечах после великого бала сатаны, вероятно, были ориентированы именно на ее квартиру в доме на Тверском бульваре (ил. 50). Мы никоим образом не полемизируем с принятой трактовкой нехорошей квартиры в связи с домом на Садовой, где располагались две квартиры № 50 и № 34, в которых жил сам писатель, а также другими возможными прототипами25. Вместе с тем исследователи справедливо отмечали, что описание М.А. Булгаковым нехорошей квартиры не совпадает с реальной планировкой квартир № 50 и 34 на Садовой26. Тем самым очевидно, что в замысле писателя присутствовали еще какие-то истоки. Как и в других случаях, М.А. Булгаков мог использовать и соединять несколько источников в своих литературных образах. Примечательно, что в редакции «Князь тьмы» в эпизоде погони Ивана Бездомного за Воландом они оказываются в Газетном переулке, т. е. М.А. Булгаков задействовал и предшествующий адрес Е.Ф. Никитиной27.
Конец нехорошей квартиры с захватом ее вооруженными чекистами мог отразить и конец «Никитинских субботников», окончательный разгром объединения летом 1933 г., а вместе с пожаром в Доме Герцена — катастрофу всей писательской Москвы, конец хоть отчасти независимой литературной жизни. Воланд и его свита, невидимками вылетающие из окон нехорошей квартиры, — спасение от возможных в этой ситуации репрессий.
Здесь интересно также проследить связь нехорошей квартиры в романе с нумерологией. Речь идет о числе «пять», его символике и ее пародировании М.А. Булгаковым. Номер нехорошей квартиры — 50, она находится на 5-м этаже, в квартире 5 комнат, ювелирше лет 50, стоимость ее аренды 500 рублей в день и проч.28
Номер дома на Тверском бульваре до сих пор — 24, номер квартиры был 8, в сумме получается 32, и в результате сложения всех цифр — 5. Субботники Никитиной превратились в декадники, т. е. снова в название запрятана удвоенная цифра 5. И наконец, сама Е.Ф. Никитина пересказывает свой разговор с А.В. Луначарским по поводу расширения аудитории для писателей ее литературного кружка и создания издательства:
Должна быть аудитория в 5000 человек... <...> 10 000 человек <...> Создавайте группы по пяти человек, чтобы нечетное число, рассадите их в разных местах и скажите, чтобы они записывали свои впечатления о собраниях <...> И как же сделать, чтобы была аудитория в 5000 человек. Как же мы это сделаем?29
Вероятно, именно этот диалог пародирует М.А. Булгаков в вариантах редакции романа «Вечер страшной субботы», где сообщается, что в Москве проживало 5003 или 5004 писателя, а всего по России их было 501130.
Коровьев на балу у сатаны произносит монолог о пятом измерении:
Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов. Скажу вам более, уважаемая госпожа, до черт знает каких пределов! Я, впрочем, — продолжал болтать Коровьев, — знавал людей, не имевших никакого представления не только о пятом измерении, но вообще ни о чем не имевших никакого представления и тем не менее проделывавших совершеннейшие чудеса в смысле расширения своего помещения31.
И далее он рассказывает о квартирных махинациях с бесконечным приумножением жилплощади, которые должны были увенчаться приобретением опять-таки пятикомнатной квартиры. Вполне вероятно, что и в этом монологе М.А. Булгаков отчасти пародировал ловкость Е.Ф. Никитиной, получившей квартиру на Тверском бульваре. Так или иначе, нумерология, связанная с числом «5», явно соотносилась писателем с «Никитинскими субботниками».
Число «5» интерпретировалось М.А. Булгаковым как дьявольское, а в контексте Советской России прямо связывалось с красной властью, символ которой — пятиконечная звезда. Число 5 повторяется и в других главах разных редакций романа: само действие происходит в мае (пятый месяц), 14 нисана в сумме дает 5, Пилат — 5-й прокуратор32, толпа в 5 тысяч собралась у лифостротона в Ершалаиме, два гигантских пятисвечия венчают ершалаимский храм, Воланд говорит, что доказательств бытия Божия существует ровно пять33. Писательница сочинила пять колхозных романов («Великий канцлер»)34. Степа Лиходеев пять раз женился («Великий канцлер»)35. Экземпляров романа было напечатано пять36. В квартире Маргариты пять комнат37. Бескудников живет один в пяти комнатах38. У Латунского пять окон39. Горят лампы в десяти кабинетах «в одном из московских учреждений», пять лет знает арестованного кота в Армавире его хозяйка старушка-вдова. Уже в фельетоне «Сорок сороков» фигурирует 5-й этаж40, в повести «Тайному другу» Рудольфи отдает герою 5 червонцев, молчит 5 минут, в «Белой гвардии» звезды и планеты пятиконечные, Венера, Марс, Вифлеемская звезда, звезда на груди красноармейца и проч.
Все это прямо выражало нумерологию советской действительности, в которой, кроме пятиконечной звезды, появилась пятидневка вместо недели, «Литературная газета», подчинявшаяся Б.Е. Этингофу, в 1930 г. была переведена с еженедельного режима на пятидневку41, шла первая пятилетка.
Пентаграмма противопоставлялась кресту, эта идея была выражена многими мыслителями и писателями 1920—1930-х годов, не только М.А. Булгаковым, но и Б. Пильняком, В. Розановым и проч.42 Ярко формулируется сопоставление пентаграммы как дьявольского символа и креста как христианского у М.М. Пришвина:
<...> У нас все ваше — либеральное, прогрессивное и рациональное только без лицемерия либералов — все в пентаграмме. Покажите же, за что вы хотите гореть, мы, может быть, вас удовлетворим. — Крест. — Пожалуйста, несите крест, у нас Голгофа для всех открыта. <...> <На полях:> Они говорят, болтают и врут потому, что сделали кое-что: Октябрь не шутка. Вам же нечего сказать на эту болтовню, потому что вам надлежит кое-что сделать (может быть, из себя крест поднять!)43.
Тем самым эта идея витала в среде старой православной интеллигенции послереволюционной эпохи. М.М. Пришвин и М.А. Булгаков были хорошо знакомы, встречались на тех же «Никитинских субботниках».
Примечания
1. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 365—366.
2. Чудакова М.О. Архив... С. 72—73. О «еврейском» контексте в романе М.А. Булгакова см. также: Золотоносов М. «Сатана в нестерпимом блеске». О некоторых новых контекстах изучения «Мастера и Маргариты» // Литературное обозрение. 1991. № 5. С. 100—107.
3. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. 3-е изд., стереотипное. СПб.: Изд. «Азбука»: Изд. центр «Терра», 1996. Т. 4. С. 391: «<...> Шабаш "суббота у евреев" <...> Через польск. Szabas из еврейско-нем. Schabbes "суббота" от др. еврейск. šabbāɵ — то же».
4. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 425, б. д. Рукопись, картон.
5. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 171, 172, 828.
6. Гаспаров Б.М. Новый завет... С. 83—123.
7. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 78. Верно: Кириллов.
8. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 169.
9. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 85—86.
10. Вечерняя Москва. 1928. 22 декабря, № 297. С. 3; НИОР РГБ, ф. 562, оп. 27, д. 2, л. 6.
11. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 22, л. 1.
12. Чудакова М.О. Архив... С. 68; Она же. Из первой редакции «Мастера и Маргариты». Фрагменты реконструкции // Литературное обозрение. 1991. № 5. С. 18—23.
13. Чудакова М.О. Архив... С. 68.
14. Чеботарева В.А. Прототип булгаковской Маргариты. Письма Е.С. Булгаковой в Баку // Чеботарева В.А. Рукописи не горят. С. 139; Соколов Б. Булгаков. Энциклопедия... С. 221.
15. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 29, 514, 793. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 333.
16. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 634, 636, 913—914.
17. Там же. С. 698.
18. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 32—33, 109, 247.
19. Там же. С. 29, 322, 514, 792.
20. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 102, 106.
21. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 698.
22. Там же. С. 414—415.
23. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 415, 699.
24. Чудакова М.О. Из первой редакции... С. 18—19.
25. Соколов Б.В. Булгаков. Энциклопедия... С. 333—335; 549—551.
26. Паршин Л. Чертовщина... С. 129—132.
27. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 308.
28. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 257—258.
29. Фельдман Д.М. Салон-предприятие... С. 192. «Из рассказов об издательстве».
30. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 65, 950.
31. Там же. С. 826. «Нечистая сила и сама склонна подчеркивать свое сходство с москвичами — вспомним иронический рассказ Коровьева о пятом измерении». Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 60.
32. Гаспаров Б.М. Из наблюдений... С. 28—82.
33. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 651.
34. Там же. С. 958.
35. Там же. С. 106.
36. Там же. С. 747.
37. Там же. С. 522, 803.
38. Там же. С. 686.
39. Там же. С. 816.
40. «И, сидя у себя в пятом этаже, в комнате, заваленной букинистическими книгами <...>». Булгаков М. Собрание... Т. 1. С. 282.
41. «Протокол № 10 Заседания Исполбюро ФОСП от 21 июля 1930 г. 3. Слушали: Доклад тов. Ольховского о деятельности "Литературной газеты". В ближайшее время предполагается переход газеты с семидневки на пятидневку <...>». ОР ИМЛИ, ф. 51, оп. 1, д. 14, л. 1.
42. «Безымянный жилец исчезает из "нехорошей квартиры" ювелирши в выходной день. Ниже автор добавляет: "помнится, это был понедельник". Неряшество Булгакова? В данном случае вовсе нет. Очередной парадокс советской жизни, порожденной идеологической демагогией: с началом 1-й пятилетки (1929 г.) городская жизнь была переведена сперва на пятидневную неделю ("пятидневка"), потом на шестидневную ("шестидневка")». Лесскис Г., Атарова К. Путеводитель... С. 284. «При помощи красной пентаграммы, проводя магическую ось Москва — Берлин (эта "германская" ассоциация не раз всплывает в булгаковских откровенных или замаскированных дьяволиадах, где дьявол или квазидьявол, как, впрочем, у многих русских писателей, почти всегда связан с иностранным, чаще — немецким), предсказывает будущее России. Семен Матвеев Зилотов — персонаж с "дваждыапостольским" именем в "Голом годе" Б. Пильняка. И как знамение поднимается пятигранная серебряная звезда над головой ангела бездны в "Апокалипсисе нашего времени" В. Розанова (показательно, что в последнем произведении пятиконечная звезда фигурирует еще до того, как она стала официальной эмблемой Красной Армии)». Смирнов Ю.М. Поэтика и политика: О некоторых аллюзиях в произведениях М. Булгакова // Булгаковский сборник. Вып. 3. Таллинн: Изд. Таллиннского ун-та, 1998. С. 9.
43. Пришвин М.М. Дневники. 1930—1931. Книга седьмая / Подгот. текста Л.А. Рязановой, Я.З. Гришиной; коммент. Я.З. Гришиной; указат. имен Т.Н. Бедняковой. СПб.: Росток, 2006. С. 101—102.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |