5. М.А. Булгаков и Е.Ф. Никитина

Документальных сведений о посещении М.А. Булгаковым «Никитинских субботников» немного¹. В дневнике писателя есть хорошо известная уничтожающе желчная ремарка об этом литературном объединении. Под 28.12.24 отмечено:

Вечером у Никитиной читал свою повесть «Роковые яйца». Когда шел туда, ребяческое желание отличиться и блеснуть, а оттуда — сложное чувство. Что это? Фельетон? Или дерзость? А может быть серьезное? Тогда не выпеченное. Во всяком случае, там сидело человек 30, и ни один из них не только не писатель, но и вообще не понимает, что такое русская литература <...> Эти «Никитинские субботники» — затхлая, советская, рабская рвань, с густой примесью евреев².

По протоколам «Никитинских субботников» ясно, М.А. Булгаков обсуждал свои ранние произведения на заседаниях объединения с 1922 по 1925 г. М.О. Чудакова включила в «Жизнеописание...» сведения о заседаниях субботников, где проходили обсуждения Булгакова: «Записки на манжетах» 30.12.22 и 14.01.23; «Роковые яйца» 27.12.24 (что подтверждает дневниковую запись писателя), на это заседание Булгаков пришел вместе с Л.Е. Белозерской; «Собачье сердце» 07.03.25 и 21.03.25, а также его расписки в явочных листах салона в тот же период³. Он был и на заседаниях 22.12.23 и 12.04.24⁴. На обсуждение «Собачьего сердца» 07.03.25 Булгаков вновь пришел с Л.Е. Белозерской, и оно, судя по протоколу, было весьма благожелательным. В числе выступавших были М.Я. Шнейдер, Ю.Н. Потехин, И.Н. Розанов. Исследовательница приводит и текст карточки на Булгакова для «Путеводителя по современной литературе», составленной И.Н. Розановым, в которой он сравнивает сатиру писателя со Свифтом:

Булгаков, Мих. Афанас. Совр. беллетрист, обладающий ярким сатирическим дарованием. В «Записках на манжетах» юмористически изобразил жизнь рус. литераторов в голодные годы. Из других повестей выдаются «Белая гвардия», «Роковые яйца» и «Собачье сердце». В двух последних прибегает к фантастике в духе Свифта⁵.

Хорошо известны также публикации агентурных сводок ГПУ, где содержится подробный рассказ о том же чтении «Собачьего сердца» в марте 1925 г. Информатор с возмущением сообщает:

№ 110. Был 7/III-25 г. на очередном литературном «субботнике» у Е.Ф. Никитиной (Газетный, 3, кв. 7, т. 2-14-16). Читал Булгаков свою новую повесть <...> Вся вещь написана во враждебных, дышащих бесконечным презрением в Советскому строю тонах <...> Все это слушается под сопровождение злорадного смеха никитинской аудитории. Кто-то не выдерживает и со злостью восклицает: «Утопия» <...> Оглушительный хохот всей аудитории <...> Булгаков определенно ненавидит и презирает весь Совстрой, отрицает все его достижения. Кроме того, книга пестрит порнографией, облеченной в деловой, якобы научный вид <...> Есть верный, строгий и зоркий страж у Соввласти, это Главлит, и если мое мнение не расходится с его, то эта книга света не увидит. Но разрешите отметить то обстоятельство, что эта книга (1 ее часть) уже прочитана аудитории в 48 человек, из которых 90% — писатели сами. Поэтому ее роль, ее главное дело уже сделано, даже в том случае, если она и не будет пропущена Главлитом: она уже заразила писательские умы слушателей и обострит их перья. А то, что она не будет напечатана (если «не будет»), это-то и будет роскошным им, этим писателям, уроком на будущее время, уроком, как не нужно писать для того, чтобы пропустила цензура, т. е. как опубликовать свои убеждения и пропаганду, но так, чтобы это увидело свет <...> Мое личное мнение: такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях «Всер. Союза Поэтов». 9/III-25 г. № 122. Вторая и последняя часть повести <...> вызвала сильное негодование двух бывших там писателей-коммунистов и всеобщий восторг всех остальных <...> белогвардейской загранице <...> остается только завидовать исключительным условиям для контрреволюционных авторов у нас⁶.

Материалы о субботнике, посвященном «Собачьему сердцу», можно дополнить новым документом. Один из постоянных членов кружка и поклонник Е.Ф. Никитиной, писатель Н.Н. Русов, 25.03.25 по свежим впечатлениям от обсуждения писал ей о Булгакове как о крупнейшем сатирике современности. Подобно И.Н. Розанову, он сравнивал его со Свифтом:

Мне кажется, творчество Мих. Булгакова оценивается близоруко. Конечно, у него во всех вещах точная и колючая сатира на то, что нас окружает в СовРоссии. Но у него не то, что в былое время давал Салтыков-Щедрин, у которого (кроме Головлевых) сатира местная, мелкая, которая затрагивает явления преходящие, избывные, отчего сейчас его сочинения имеют интерес исторический: кончилась помещичья Россия, и сатира Салтыкова потеряла свое актуальное значение. А наш Мих. Булгаков, я думаю, сродни Свифту или Раблэ, которые обжигали кислотой своей желчи род человеческий, людское стадо. Булгаковская трагикомическая история с роковыми яйцами возможна и в Америке, и во Франции, где угодно и в какие времена хотите...⁷

Тем самым, наряду с критическими суждениями по отношению к М.А. Булгакову, посетители заседаний субботников высказывались о нем и весьма почтительно⁸. Известна опубликованная карикатура Кукрыниксов 1928 г., на которой М.А. Булгаков и Е.И. Замятин изображены как цирковые артисты (Булгаков жонглирует), а Свидерский расстилает перед ними ковровую дорожку (ил. 38). Надпись над рисунком гласит:

В Главреперткоме. Из газет: передают, что т. Свидерский выразил мнение, что пьесы Булгакова и Замятина будут лучшими в настоящем сезоне⁹.

Возможно, эта карикатура также связана с «Никитинскими субботниками». Е.Ф. Никитина сообщает в своих воспоминаниях:

<...> Припоминаю, был один вечер, посвященный дню моего рождения. Когда-то в давнее время, москвичи-старожилы помнят, [был] цирк братьев Никитиных. И вот состоялось решение на предварительном заседании пропустить всех писателей, членов Никитинских субботников, сквозь строй актерского мастерства цирка. Кукрыниксы где-то написали портреты писателей — работников цирка. Не у меня на квартире были созданы и словесные сопровождения, какие-то иллюстрации Кукрыниксов. Дело было поставлено так. В одной части стола посадили меня, рядом стоял пюпитр, на этот пюпитр художники воздвигали очередной рисунок, иногда нужно было поддерживать его рукой, говорили что-либо, а в это время какой-нибудь из сатириков читал текст к этому рисунку <...> «Цирк Никитиной! Ежесубботнее представление... участвуют...»¹⁰.

Таким образом, Кукрыниксы создали для салона Е.Ф. Никитиной целую серию «цирковых» карикатур на писателей, рисунок с жонглирующим М.А. Булгаковым и мог к ней относиться.

Автор еще одной агентурной сводки ГПУ, Решетов, 10.11.28 сообщает, что

о «Никит. субб.» Булгаков высказал уверенность, что они — агентура ГПУ¹¹.

Здесь необходимо сделать пояснение. В это время за всеми литературными объединениями велось наблюдение, и во все литературные группы внедрялись осведомители¹². М.А. Булгакова несколько раз (не менее трех) вызывали в ГПУ по поводу таких собраний. На допросе 22 сентября 1926 г. он отчитывался о своих чтениях повести «Собачье сердце» в разных кружках:

В Никитинских субботниках было человек сорок, в «Зеленой лампе» человек 15 и в кружке поэтов человек 20¹³.

Об этом, в частности, пишет и П.Н. Зайцев, комментируя ситуацию с организованным им самим кружком:

Зашел разговор о кружке, его задачах, целях, регламенте... Чуть ли не Булгаковым было произнесено «орден», т. е. что кружок наш должен принять форму своеобразного литературного ордена. Сгоряча в первую минуту все как будто отнеслись к этому проекту даже несколько восторженно. Но уже через другую минуту у каждого из нас порознь и, может быть, у всех одновременно возникла опасливая мысль, а нет ли в нашей среде «длинного языка». Дело было вполне безобидное. Предложение об ордене имело смысл скорее шуточный, декоративный. Но как знать!.. В нем все почувствовали какой-то опасный душок и уклончик... И на следующем собрании вопроса об ордене вовсе не поднимали. И все-таки на одном из собраний Булгаков сделал краткое сообщение о его вызове и своем визите и разговоре по поводу нашего кружка. Кружок уже привлек к себе внимание... А мы еще говорили об ордене!.. Мы все играли с огнем, а больше всех я, и дело было не в том, чтобы как-то проверять или прощупывать каждого из членов... <...> Но самое главное было то, что уже уходили безвозвратно в прошлое такие кружки. Вся политическая обстановка предостерегала от таких кружков. Уж лучше «Стойло Пегаса» или стойбище «Никитинских субботников» Е.Ф. Никитиной, совершенно открытое для всех, прямо улица, чем такой вот все-таки не для всех открытый и доступный кружок... А проверяй, не проверяй его членов, все равно и в нем окажутся длинные уши и длинный язык... Хотя, может быть, в нем ни слушать-то, ни сообщать о нем нечего...¹⁴

М.О. Чудакова также отмечает, что к концу 1920-х годов маленькие литературные кружки под давлением ГПУ распадались, а более крупные, т. е. именно «Никитинские субботники», продолжали существовать, но только при условии надзора со стороны органов¹⁵. Однако, как мы видели, и кружок Е.Ф. Никитиной сохранялся недолго, несмотря на все ее усилия. П.Н. Зайцев совершенно прав, что общая политическая ситуация не позволяла продолжать традицию таких независимых групп и собраний.

Е.С. Булгакова записала со слов писателя обсуждение пьесы Ф.Ф. Раскольникова на «Никитских субботниках» и назвала запись «Рассказ Миши о чтении "Робеспьера"»¹⁶.

Раскольников, Федор Федорович, бывший в то время (примерно, год 1929-й) начальником Главреперткома, написал пьесу «Робеспьер». Он предложил Никитиной, что прочтет ее на одном из Никитинских субботников¹⁷.

М.О. Чудакова опубликовала также фрагменты протокола этого обсуждения, которое состоялось 16.11.29 на юбилейном заседании, посвященном пятнадцатилетию субботников¹⁸. Приведем обсуждение пьесы по машинописному протоколу с подписями Е.Ф. Никитиной и секретаря субботников М.Я. Козырева полностью:

Протокол 480-го исполнительного собрания ЛО «Никитинские субботники» (празднования 15-летия «Никитинских субботников», обсуждение пьесы Ф. Раскольникова <...>) 16 ноября 1929 г. <...>

Ф.Ф. Раскольников прочел трагедию «Робеспьер».

Высказывались:

Л.С. Лозовский — Пьеса представляет большое событие — это первое приближение к настоящему большому театральному полотну. Наибольшая трудность — передача духа эпохи преодолена автором. Сцена в конвенте сделана неподражаемо. Единственный дефект — некоторое падение интереса в двух последних картинах. Что касается личных драм — то, несмотря на теплоту, с которой автор изображает женщин, эти личные драмы показаны маленькими и ничтожными по сравнению с политическими событиями и не затемняют основного смысла трагедии.

С.В. Шувалов — Достоинства этой пьесы: 1) попытка и некоторое разрешение соединить с социальным, 2) живые фигуры, 3) выдержанный и соответствующий теме и персонажам язык. Неясно только, кто же поддерживает Робеспьера, если от него все отшатнулись. Откуда у него взялись силы для борьбы — не показаны социальные группы, поддерживающие Робеспьера. Фигура Барраса не кажется удавшейся автору. В языке некоторый излишек декламации и пафоса.

С.М. Городецкий — Главная трудность поставленной автором задачи — не написать исторической пьесы — и главное, что удалось, — это сделать пьесу глубоко современной, несмотря на исторический сюжет и исторические фигуры. Вся вещь сделана в условном плане, стиль ее ораторский. И это не недостаток — если бы автор взял натуралистические тона, вещь не дошла бы до слушателя. Кроме некоторых моментов, декламационный стиль чрезвычайно целен. Следует отметить, что иногда автор сбивается на стихи — надо или всю вещь написать стихами или разбить стихотворные строки. Экспозиция несколько растянута — особенно второй акт. Может быть, его надо разбить на два акта.

М.А. Булгаков — Совершенно не согласен с Л.С. Лозовским и другими ораторами. С драматической и театральной стороны пьеса не удалась, действующие лица ничем не связаны, нет никакой интриги. Это беллетристическое произведение. Фигуры — неживые. Женские роли относятся к той категории, которую в театрах называют «голубыми ролями», действия нет.

Н.Г. Виноградов — Есть два типа драматургов — драматурги типа Шекспира и типа Расина. Здесь приближение к типу Расина — больше рассказ о действии, чем показ действия: это вполне театрально и законно. Пьеса еще находится в процессе работы — ряд дефектов, которые в ней есть, вполне поддаются исправлению.

М.Д. Марич — В пьесе дана только внешняя трагичность — ни глубины, ни анализа положения Робеспьера в ней нет.

С.И. Малашкин — Сцена с рабочими производит громадное впечатление. Пьеса ценна тем, что она связана с современностью. Это большое произведение, напоминающее «Юлия Цезаря» Шекспира.

В.М. Волькенштейн — Технически пьеса не вполне сделана. Лучше всего удался первый акт, во втором — недоработан финал. Фигуры в общем свинчены, но не до конца. Интрига очень четкая — жулики одолевают большого человека. Если вещь доработать, то она будет вполне осуществима сценически. Неправильно называть эту пьесу трагедией — это скорее мелодрама или хроника, в этом направлении ее и надо доработать. Связь с современностью очень зыбкая.

Валентин Михайлович Бебутов — Впечатление от пьесы и от отзывов о ней — хаотическое. Если Ф.Ф. упрекают в чрезмерной риторике и пафосе, то в его языке есть в то же время срывы к простой речи, звучащие по-Аххровски. Женские образы действительно несколько «голубые». Экспозиция включает так много материала эпохи французской революции, что задыхаешься. Надо несколько просветлить первые акты, иначе восприятие будет очень затруднено.

Алек-ндр Як. Таиров — Работа Ф.Ф. еще не закончена. Робеспьер не показан ни в глубину, ни в ширину. Это скорее «Падение Робеспьера». Это не трагедия, а скорее хроника, в которой события изложены в хронологической последовательности. Еще лучше — это что-то вроде хроникальной оратории — по сюжету — хроника, по стилю — оратория. В концепции пьесы места для женских ролей нет — их нужно сократить. Язык выбран правильно, но еще не доработан, и иногда не звучит.

Фед. Ник. Каверин — Лучшие места в роли Робеспьера не даны автором. Фокусники во втором акте вовсе не нужны. Затем неизвестно почему все нужные автору люди собираются на бульваре. Надо чтобы автор больше полюбил театр, захотел, чтобы актеру было, что играть в пьесе. Пьесу можно сократить до размеров трехактной.

Мих. Вл. Морозов — Непонятно, почему погибает Робеспьер, и откуда его сила. Так как не дана увязка Робеспьера с революцией, не получилось и трагедии¹⁹.

Как видим, обсуждение начиналось с реплик либо хвалебных, либо содержавших осторожные замечания. Резко критическое и дерзкое высказывание Булгакова переломило ход заседания, и выступавшие после него в основном критиковали высокопоставленного автора. Это вполне соответствует рассказу Е.С. Булгаковой. Однако текст напечатанного на машинке и, несомненно, отредактированного протокола существенно отличается от ее театрализованной и гротескной записи, сделанной по памяти и по рассказам М.А. Булгакова, она не могла буквально воспроизводить ход обсуждения. Протокол, записанный М.Я. Козыревым, также мог не вполне отражать реплики ораторов, конспективно сокращать их и дипломатично сглаживать как резкость критики, так и откровенную сервильность. В частности, в передаче Е.С. Булгаковой приводится весьма пространное выступление М.А. Булгакова, в то время как в протоколе его реплика резкая, но крайне лаконичная. Протокол субботника 1929 г. можно дополнить и другими материалами. Сохранились сделанные на заседании две шутливые записки В.М. Бебутова, поддержавшего М.А. Булгакова:

Я думаю, что, в конце концов, бедному Раскольникову посоветуют сделать одноактный драматический этюд; Не назвать ли пьесу вместо оратории — романс?²⁰

Выступление Булгакова на этом обсуждении стало предметом дальнейших шуток посетителей субботников. В Самоновейшем соннике А.М. Арго в качестве толкования сна предлагается:

Булгакова увидеть с Раскольниковым — приятно разговаривать²¹.

Несмотря на жесткость своих оценок субботников и трезвое понимание того, что там бывали агенты ГПУ, М.А. Булгаков посещал их, а также бывал в доме Е.Ф. Никитиной и впоследствии, в том числе и в начале 1930-х годов. В стихотворении С. 3. Федорченко «Мои пожелания на 1929-й новый год» содержится и четверостишие, обращенное к М.А. Булгакову, тем самым он либо приходил на празднование, либо его присутствие как завсегдатая субботников предполагалось. Пожелание, хотя и шутливое, но оно прямо связано с весьма серьезной ситуацией гонений на него именно в это время:

Я пожелаю Булгакову, в прежней удачной манере
«Бегом» в ушах Реперткома целыми «Днями» звучать,
И на посту бессменного штатного контрреволюционера,
Свой превосходный оклад долго и впредь получать²².

Еще одна из карикатур на М.А. Булгакова, выполненная Кукрыниксами на субботнике, датируется 1929 г.²³ Е.Ф. Никитина вспоминает (см. ниже), что Булгаков приходил к ней, когда был снят «Багровый остров» в Камерном театре, т. е. в 1929 г. Напомним: М.О. Чудакова приводит свидетельство Е.Ф. Никитиной о встрече М.А. Булгакова с Б.Е. Этингофом на одном из заседаний кружка²⁴. По протоколам не удается определить ее точную дату, как уже говорилось, это могло произойти не раньше конца 1930 г., когда Б.Е. Этингоф познакомился с Е.Ф. Никитиной. В начале лета 1931 г. он женился на ней, и Булгаков бывал у них. В явочном листе субботника 17.11.32 нет росписи М.А. Булгакова, но, возможно, он участвовал в шуточной записи этого листа²⁵. Вместе с тем роспись писателя, скорее, редкость в явочных листах объединения. Возможно, он намеренно перестал расписываться, зная об осведомителях, присутствовавших на заседаниях.

Е.Ф. Никитина в послевоенные годы, и особенно в старости, неоднократно рассказывала о М.А. Булгакове как о завсегдатае субботников. В 1950-е годы она устраивала заседания, посвященные М.А. Булгакову, в Гудауте, где у нее была дача. Как уже говорилось выше, Э.Л. и Р.И. Бобровы вспоминали в августе 2007 г., что в 1950-х годах Е.Ф. Никитина организовала на своей даче в Гудауте литературные вечера, подобные московским субботникам. М.С. Айнбиндер также недавно вспоминала летние субботники, которые Е.Ф. Никитина устраивала на южной даче:

При мне было два вечера, вроде субботников, в Гудауте. Один из них был посвящен «Собачьему сердцу» — Евдоксия его рассказала, эпизод за эпизодом, страшно увлекательно. Потом мне поначалу даже не так нравился настоящий текст М.А. Это было сольное и блестящее выступление Евдоксии. Что-то она рассказывала, как сам М.А. его читал, но что именно, не помню.

23.11.64 Е.Ф. Никитиной было направлено письмо от Комиссии по литературному наследству Булгакова, подписанное К. Симоновым:

Многоуважаемая Евдоксия Федоровна! Комиссия по литературному наследству М.А. Булгакова обращается к Вам с просьбой принять участие в сборнике воспоминаний о Михаиле Афанасьевиче БУЛГАКОВЕ. Вы были лично знакомы с ним, поэтому все, что сохранилось в Вашей памяти (или в документах) — даже отдельные штрихи, характеризующие этого выдающегося писателя и драматурга, — представляют собой ценность и помогут восстановить его разносторонний облик. Ваше согласие просим подтвердить письменно по адресу: Секретариат Правления Союза писателей СССР, улица Воровского, 52, С.А. Ляндресу. С ним можно связаться также по телефонам: Д 2-11-31 и АВ 0-78-16 — домашний. Комиссия очень надеется на Ваше согласие и заранее благодарит Вас. С добрыми пожеланиями. Председатель Комиссии Константин Симонов²⁶.

Тем не менее воспоминания Е.Ф. Никитиной не были опубликованы. В сборник, вышедший только в 1988 г., уже после смерти и Е.Ф. Никитиной, и Е.С. Булгаковой, которая была его составителем вместе с С.А. Ляндресом, такого текста нет. Это примечательно, поскольку с Е.С. Булгаковой Е.Ф. Никитина также была хорошо и давно знакома, судя по их переписке. Возможно, именно у Елены Сергеевны были какие-то мотивы отвергнуть эти воспоминания. Приведем несколько писем Е.С. Булгаковой к Е.Ф. Никитиной 1960-х годов. Письмо от 08.01.62:

Дорогая Евдоксия Федоровна <...> Часто вспоминаем с Фаиной Георгиевной Вас, Ваше гостеприимство и интересные рассказы <...>²⁷

Письмо 1964 г.:

Дорогая Евдоксия Федоровна, очень тронута Вашим вниманием и обещаю, как вернусь из санатория, непременно найти что-нибудь в архиве Михаила Афанасьевича — что было бы интересно Вам иметь в вашем Музее. К сожалению, я все последние месяцы пролежала больная и не могла быть на таком замечательном празднике у Вас. Ваша энергия меня восхищает²⁸.

Письмо от 05.04.65:

Дорогая Евдоксия Федоровна, поздравляю Вас от всей души с наградой — заслуженной — как не оценить Вашей необыкновенной энергии, Вашей полной самоотдачи делу литературы. Очень хочу думать, что Вы были на вечере Михаила Афанасьевича в ЦДЛ 26 марта, я послала вам приглашение. Это был для меня незабываемый вечер. Говорили вслух то, что до сих пор я слышала только в разговорах у меня дома. Обнимаю Вас. Ваша Елена Булгакова. Такая фотография у Вас есть? Мне хочется, чтобы в этом письме было его лицо²⁹.

Из этих писем ясно, что Е.С. Булгакова передала что-то из булгаковского наследия в салон Е.Ф. Никитиной. Известно, что большую часть материалов М.А. Булгакова его последняя жена передавала в архивы небезвозмездно. Можно допустить, что между ней и Е.Ф. Никитиной происходил какой-то обмен архивными ценностями.

В 1960-е годы Е.Ф. Никитина провела несколько субботников, посвященных М.А. Булгакову, в Москве в помещении на Вспольном переулке. Приведем данные по архивным материалам. 24.04.65 на 696 заседании субботников был вечер, посвященный «драматургу М.А. Булгакову», на котором присутствовали сестры писателя, Н.А. Булгакова и В.А. Булгакова-Давыдова с мужем. Н.А. Булгакова зачитывала его автобиографию, написанную 20.03.37, и затем в конце первого отделения и во втором отделении Ю. Ларионов, Г.Г. Голубенцов и Ю. Яковлев читали неопубликованные произведения Булгакова³⁰.

К.М. Стаховский оставил записи по докладу Е.Ф. Никитиной «Неопубликованный Булгаков» 13.04.66:

М.А. Булгаков был «преданный субботник», его называли «неотступным субботником». После своего доклада отдавал свою рукопись Ев. Ф-не со словами «Прошу володеть».

Дальше сообщается, что субботник под номером 706—707 предполагается посвятить творчеству Мих. Афан. Булгакова³¹. Кроме того, Е.Ф. Никитина принимала участие в нескольких вечерах памяти М.А. Булгакова в других московских учреждениях. В январе 1966 г. она выступала в МГУ, а после заседания Н.А. Булгакова и актер Ю. Ларионов зашли к ней (ил. 36, 37)³². В том же году на вечере в Литературном музее по поводу 75-летия М.А. Булгакова Е.Ф. Никитина рассказывала:

Булгаков часто выступал у нас <...> с устными новеллами, с сообщениями о новых замыслах пьес, о работе в Художественном театре в качестве автора, режиссера и актера <...> В музее «Никитинские субботники» сохранилось несколько неопубликованных произведений, которые автор в свое время читал у нас³³.

09.11.68 во втором отделении субботника была проведена генеральная репетиция чтения романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» артистом Ю. Ларионовым³⁴.

10.01.69 Никитина прочла на субботнике обширную лекцию, которая озаглавлена: «Лекция Евдоксии Федоровны Никитиной о М. Булгакове». Это и были ее неопубликованные воспоминания о писателе, представленные в устной форме. Лекция сохранилась в почти неправленой машинописной копии, вероятно, сделанной по конспекту секретаря, поэтому текст литературно не обработан и в нем есть пропуски и неточности. Е.Ф. Никитина по ходу рассказа зачитывала автобиографию М.А. Булгакова, воспоминания К.Г. Паустовского и С.А. Ермолинского и проч. Заканчивается лекция, как и на субботнике в Гудауте, подробным пересказом «Собачьего сердца». Нет смысла приводить здесь изложение известных биографических сведений о писателе и пересказ его произведений. Опускаем также рассказ о владикавказском прошлом, о нем речь шла в первой части. Приведем те фрагменты, которые представляются наиболее правдоподобными и которые обогащают наши представления о пребывании М.А. Булгакова на субботниках и его деятельности в Москве 1920-х — начала 1930-х годов Е.Ф. Никитина рассказывала:

Должна сказать вам, друзья, что иногда бывает очень трудно говорить о таком писателе, жизнь которого проходила непосредственно рядом, который был очень близок. Казалось бы, наоборот, столько данных, возможностей. Память бережно и щедро хранит все, но это память. А что надо рассказать, и сколько для этого нужно дней, часов? Для того, чтобы рассказать о М. Булгакове так, как он этого заслуживает, и сколько может подсказать моя память, мне нужно 10 лет, каждый день, скажем, двухчасовая беседа. Это был человек совершенно изумительный, неповторимый: умный, серьезный, остроумный, озорной — все сочеталось в одном человеке. Он умел так подойти к вам, так разоблачить вас... Расскажет вашу родословную — неизвестно, откуда он ее знает; расскажет о ваших замечательных друзьях, напр., о таком-то писателе — как он это мог узнать, не знаю. Внешность не может это подсказать. Человек заливается краской, отходит от него и думает: и откуда он это знает? Он ищет преступника, того, кто это ему сказал. Преступника найти трудно. Этот человек ничего не забывал, все запоминал, записывал и усваивал, что попадало в поле его зрения, и все это жило с ним. Этот человек необычайно бережно подходил к каждому вашему увлечению. Вы увлекаетесь музыкой — он назначает вам свидание в такой-то час, так как вы просили его об этом, и начинает рассказывать то, что вас безмерно интересует. Не могу, не умею рассказать вам, как это происходило, но происходило именно так³⁵.

Было очень интересно его участие в елках. К этому он относился очень занятно, по-серьезному. Вы, наверное, испытывали сами, что юмористический рассказ производит особенно сильное действие, когда чтец или рассказчик не улыбается³⁶.

Без него не происходила ни одна Никитинская елка. Из года в год, когда мы встречали Новый год в последнюю субботу декабря, у нас бывает елка, как полагается с ароматными иголками. Собиралось целое созвездие талантливых людей: Архангельский, Ардов, Пустынин, Арго, Рыклин и др. Попасть на зубок елочной комиссии было не очень-то приятно. Страшного ничего не было, но каждый получал такой подарок, который не забудешь очень долго. Наряду с этим бывали веселые вещи, не страшные, но такая ударность, острота всегда исходила от Булгакова. Когда он говорил, что согласен быть членом елочной комиссии, которая всегда заседала два раза перед елкой, надо было немного трепетать, чтобы не попасть к нему на зубок. Расскажу вам два-три примера: вот стоит бельевая корзина, в которую складывались все подарки — с позволения сказать подарки: бриллиантов, золота и серебра там не было, но лежали очень острые вещи, которые надо было по очереди вынимать <...> Сидит взволнованный А.В. Луначарский. Он волновался как ребенок, как девушка, о том, какой он получит подарок — вдруг что-нибудь озорное. От подарка отказаться нельзя, надо его принять. Встает во весь свой мощный рост, как денди лондонский одет, Леонид Петрович Гроссман <...> Он подходит к Анатолию Васильевичу и говорит: «Позвольте вам преподнести». — Остается только позволить. — Он держит на золотой тесемочке крест и золотую звезду и читает (вернее, произносит) текст, в котором говорится: «За замечательное мастерство, за изумительное парирование всяких настроений, которые шли от Введенского и проч. "Никитинские субботники" преподносят ему ордена для постоянного ношения, снятые с ризы: крест и звезду». Откуда они были у нас? В то время мы покупали ризы и переплетали в них книги, в том числе и книжки того же Анатолия Васильевича. Переплетчик соглашался переплетать в них, но говорил, что это такое мелкое шитво, что мы сами должны распарывать его. А то он потеряет много времени и ничего не заработает. Мы, женская бригада, сидели и пороли ризы, а в это время кто-нибудь из товарищей-писателей читал нам свои произведения, еще неопубликованные. Накапливался большой клубок золотых позументов и тесемочек. Елочная комиссия говорила: «Ничего не выкидывайте, все пригодится». Анатолий Васильевич сидел все время с крестом и звездой, а когда уходил, мы спросили: «Анатолий Васильевич, это заправдашний подарок или надо отдать его обратно?». Он сказал: «Нет, нет, это настоящий подарок». И уехал. Кто же автор всего этого? Автором был именно он, замечательный человек, М. Булгаков³⁷.

В других мемуарах Е.Ф. Никитина пересказывает тот же эпизод без упоминания М.А. Булгакова:

Помню еще, как был преподнесен очень интересный подарок А.В. Луначарскому. В то время нарком часто выступал в состязании о Введенском, священнослужителем, культурном, очень грамотным человеком. У Введенского был прекрасно подвешен язык. Он хорошо говорил и прекрасно аргументировал свою защиту бога и религии. Но в лице Луначарского он нашел достойного противника. Тот прекрасно помнил все догмы христианские и на все посягания Введенского очень легко и красочно возражал. Ему не очень легко давалась эта победа, но, как правило, все эти дискуссии кончались его победой. Эти дискуссии «Есть ли бог» очень часто устраивались в Москве, в Политехническом музее и привлекали множество людей, желающих послушать спор двух таких интересных людей. И вот мы решили преподнести Анатолию Васильевичу орден. Какой? Но сначала я расскажу происхождение этого ордена. Дело в том, что книги всегда для меня были самым главным в жизни, но были книги, к которым я относилась с особенной нежностью, и для таких книг я покупала одежду: кожу, дермантин, парчу. В 20-е годы парча не была дефицитной, потому что в то время многие церкви разоружались, и можно было свободно купить парчу. Я купила две ризы. Одна была малинового цвета с золотом, а вторая — синего с серебром. Нужно было снимать золото, кресты, а потом отдать переплетчикам, чтобы они переплели книги в эту парчовую ткань. Они это сделали, а остатки — звезды, кресты я положила в корзину. И когда елочная комиссия увидела их, то было решено взять один крест и звезду и преподнести их Луначарскому с соответствующей надписью. Так и было сделано. Анатолию Васильевичу был преподнесен крест и звезда, надетые на ленту, «для нагрудного ношения». И весь вечер Луначарский сидел с этой звездой и крестом, снятыми с ризы. Я как сейчас помню улыбку Луначарского, веселую, жизнерадостную, помню его готовность пойти на любую шутку, помню наркома, покорно нагнувшего голову для одеяния «ордена» <...>³⁸.

В заметке Г. Хацянова о «Никитинских субботниках» рассказывается, что крест был преподнесен А.В. Луначарскому не Л.П. Гроссманом, а пародистом А. Архангельским:

Вот история креста, вырезанного из распоротой ризы. Пародист Архангельский преподнес этот крест <...> Луначарскому за его победы на диспутах с церковником Введенским <...> Так разил Луначарский! И вот, увенчанный в шутку «крестом», он, веселый, сидит на субботнике <...> Довольный, нарком увез «трофей» домой³⁹.

Возвращаемся к лекции Е.Ф. Никитиной, ее рассказу о М.А. Булгакове:

Дальше: о нем можно много говорить не как о писателе, а как о человеке, который всегда, в любой аудитории, ему близкой, мог доставить радость, внести свое слово, уменье, замечательный дар. Вот что еще придумал Булгаков. У нас был один критик, не буду называть его фамилии, так как он жив. Он был остроумен, но невероятная злюка. Я за всю жизнь, пока мы с ним сталкивались, ни разу не слышала ни о ком положительного слова, отзыва. Всегда что-нибудь либо страшно плохое, либо просто плохое, либо не настолько хорошее, чтобы присутствовать в этом зале и выступать. Когда у нас бывают вечера, когда члены читают свои произведения — когда при этом бывал этот критик, я всегда думала: пропащее дело, этот человек не выступит, так как он даст такой отзыв, что будет плохо. И вот этот критик получает коробочку, ее держит рука Булгакова. Булгаков произносит длинную речь, все слова очень хорошие, но чувствуется сатира. «Ваши заслуги велики. За это большое мастерство, за большой труд по подбору той словесности, которую вы привлекаете, когда выступаете здесь, мы считаем необходимым, чтобы облегчить наш труд, преподнести вам эту штучку». — А штучка была зажигалка. Было сделано соответствующее оформление, критику не очень поздоровилось. А сам подарок был вполне полезный⁴⁰.

В других воспоминаниях Е.Ф. Никитина называет критика — это был В.П. Федоров. Там же она поясняет ситуацию: зажигалка была в форме браунинга, чтобы он мог использовать ее как грозное оружие своей критики и убивать наповал каждого автора⁴¹. На вечере в Литературном музее в 1966 г. Е.Ф. Никитина также говорила-о новогодних подарках, приготовленных М.А. Булгаковым:

Я до сих пор помню интересные и примечательно придуманные Михаилом Афанасьевичем в остросатирическом плане «елочные подарки» Луначарскому, Вересаеву, Горькому, Леонову, Новикову-Прибою и др.⁴²

Дальше Е.Ф. Никитина рассказывает в своей лекции:

Иногда товарищи спрашивают: а Булгакову вы придумали подарок? Я знала, что кто-то готовит для него какую-то язву. Но все было тщательно предусмотрено, и ничего особенно злого в его адрес не произошло, тем более, что, по существу, его очень любили⁴³.

Здесь можно отметить, что, во-первых, М.А. Булгаков достоверно присутствовал на нескольких новогодних субботниках. По протоколам заседаний ясно, что обсуждение «Записок на манжетах» происходило в тот день, когда праздновали елку 14.01.23, и это отмечено в протоколе. Чтения сочинений Булгакова и его визиты датируются днями в канун Нового года в 1922, 1923 и 1924 гг.⁴⁴ Во-вторых, действительно сохранились списки шуточных новогодних подарков «Никитинских субботников» 1920-х годов, где трижды упоминаются дары для Булгакова, возможно, они и относятся к этим трем годам соответственно:

1. «Белая гвардия в Зойкиной квартире», 2. «серп — крестьянскому писателю от благодарных земледельцев» и 3. еще один серп⁴⁵.

М.О. Чудакова упоминает еще один шуточный подарок для М.А. Булгакова, приготовленный для него на субботнике в рождественский сочельник, хотя писатель в тот раз и не пришел (?): «Булгаков, человек без манжет»⁴⁶. Как уже говорилось, С.З. Федорченко приготовила ему стихотворный подарок на 1929 новый год.

У Е.Ф. Никитиной дальше читаем:

Он был безмерно откровенен и так же безмерно замкнут. Вырвать у него слова, которые рассказывали бы его жизнь, его автобиографию — это было не так легко, как можно думать. Он говорил: «что же я буду рассказывать вам свою автобиографию? Было бы большой распущенностью хотя бы на три минуты останавливать внимание на моей персоне»⁴⁷.

Здесь уместно привести воспоминания С.А. Ермолинского о М.А. Булгакове, который также свидетельствовал о замкнутости писателя:

Он был общителен, но скрытен. Он был гораздо более скрытен, чем это могло показаться при повседневном и, казалось бы, самом дружеском общении⁴⁸.

Вновь возвращаемся к лекции Е.Ф. Никитиной:

Но я с гордостью должна сказать, что у меня есть его автобиография, полученная под шумок <...> О ненависти к редакторам — следовательно, нельзя было широко публиковать такую автобиографию. Газета «Гудок» часто слушает у меня лекции, и я сказала им: «Друзья, вы должны что-нибудь передать нам из напечатанных у вас статей М. Булгакова — либо подлинники, либо хотя бы для перепечатки». Они дали его портреты и статьи. От «Гудка» поступила целая папка <...> Что он делал на наших субботах? Здесь он читал свои произведения, как это делали и другие. Как драматург, он ставил у нас пьесы, которые он считал подходящими для этого. Это был театр одного актера. Он исполнял и женские, и мужские роли — и делал это так, что надо было это видеть и слышать: менялся тембр голоса, звучание. Нечто вроде плаща или капота он иногда набрасывал через правое плечо, иногда это была юбка с поясом, получались какие-то цацы. То это была настоящая одежда, был настоящий герой театра одного актера, и удавалось это ему замечательно. Замысел новой пьесы был необычайно интересен. Мы знали, что его пьесы нет, а пока мы слышали его вдохновенный рассказ. Иногда, рассказывая о замысле пьесы, он вставал и говорил: «Позвольте мне дать лепку героя» — и происходила скульптурная работа: его герои начинали оживать. Бывали случаи, когда он читал автобиографические произведения, но никогда не говорил, что это автобиография. Однако близкие люди часто догадывались и предлагали вопросы. Он делал серьезное лицо и говорил все, что угодно, но на этот вопрос не отвечал⁴⁹.

Замечание Е.Ф. Никитиной подтверждается протоколом обсуждения «Записок на манжетах»: М.А. Булгаков отстранялся от автобиографической основы текста:

Михаил Афанасьевич в своем предварительном слове указывает, что в этих записках, состоящих из трех частей, изображена голодная жизнь поэта где-то на юге. Писатель приехал в Москву с определенным намерением составить себе литературную карьеру. Главы из 3-ей части Михаил Афанасьевич и читает⁵⁰.

В лекции рассказ продолжается:

Когда он читал «Записки юного врача» и «Записки врача» (свои ранние произведения), это был праздник. Он так рассказывал о палате, где лежат больные, о специфических болезнях, настоящих и выдуманных! Некоторые больные были нервнобольными и боялись смерти. Он дополнительно рассказывал, что случалось с больными: приходил черт и хотел утащить, собаки хотели загрызть — самое невероятное мифотворчество. Слушатели вносили предложения, он слушал и делал записи. Эти записки и составили «Записки юного врача». Он рассказывал самые невероятные мифотворческие новеллы о своих больных. Когда он читал, он всегда мог создать у слушателя то настроение, которого он желал. Если хотел, у слушателей начинали светиться лица, они смеялись. Надо было слушать, не терять времени, но нельзя было удержаться от хохота — такие картины он создавал <...> Часто Булгаков делал нам приятные подарки. Он говорил со своими товарищами по театру и сообщал им, что ему нужно сегодня целый ряд билетов. Как, целый ряд — 47 мест? Скромное, можно сказать, желание! Его знали, и знали, что, если он просит, это нужно. У крестьян есть хорошее слово: «А как он ее ЖАЛЕЛ...» (в смысле любить). То же было с Булгаковым. Его «жалели», так как его положение было очень трудное. Он не каждый день мог поесть, обедал не каждый день. Вместе с тем — талантливость, близкая к гениальности. И если он говорил, что нужен ряд, ему давали его. Это было для Никитинских субботников, и шли всей компанией. А это были именно те дни, когда билеты вообще не выдаются. Ему говорили: «Ведь "Никитинские субботники" будут все расписывать, что было», — но все же билеты давали. Таким образом, мы смотрели все пьесы, которые сегодня были, а завтра их снимали. Все это оттого, что у него была большая щедрость души и сердца. Он знал, что это нам интересно, и делал это. В «субботниках» был неписаный закон: все произведения писателя, с которыми он выступает, он, этот писатель, должен передавать к нам в архив. А так как Булгаков был человеком дисциплинированным, он от каждого своего выступления обязательно оставлял то, что считал нужным. Если это была драма, то он оставлял 1) текст и 2) отдельные зарисовки мизансцен. Он был неплохой рисовальщик, показывал, как это будет. Он рассказывал очень обнаженно, не смущаясь и не стесняясь, о своих провалах, о ругне. Есть особенно интересная запись, когда он говорит с большой нежностью: «4 года, скоро пять, я собираю вырезки из газет, адресованные мне, моей драматургии. Должен сказать, что за все эти годы были только две хорошие, положительные рецензии, остальные были ужасные, уничтожающие». Легко сказать, но надо понять, что переживал человек, получавший одну за другой тяжкие обвинительные рецензии <...> Все, что он читал у нас, чем был горд и богат, — этим он делился с нами, и у нас это хранится <...> Я постепенно сдавала эти вещи в печать от лица «субботников», с тем, чтобы из дому рукописи не выходили. Здесь перепечатывали на машинке, и потом рукопись шла в типографию <...> Если бы кто-нибудь из товарищей захотел заняться творчеством Булгакова и что-нибудь написать, он может здесь работать. Здесь есть 12 кофров произведений Булгакова, из них 8 еще не опубликованных <...> У нас был очень любопытный инцидент. Булгаков сказал нам, что он назавтра устроит нам билеты, чтобы посмотреть «Багровый остров». Он ведь всегда щедро давал нам целый ряд, а не то, что 1—2 билета, которые пришлось бы разыграть в лотерею. Иногда выкраивали и второй ряд, так как все знали, что мы идем. Таиров относился к нам очень хорошо, был членом объединения, закрывал глаза на все, и мы получали два ряда <...> О пьесе, которая должна была идти, он много говорил и давал нам лепку героя. Мы пришли, сидели очень долго, ждали начала; гадали, кто будет участвовать — ...а пьеса не состоялась. Это был невероятный случай. Все было подготовлено: билетеры, электрические огни, — а пьеса не была показана. Нам было грустно. Но Камерный театр был напротив нас, на одном и том же бульваре. Дом Герцена по Тверскому бульвару д. 25, а наш был д. 24 — напротив. Дом Герцена рядом с Камерным театром. Мы ушли с огорчением домой. Люди, занимавшие два ряда в театре, пришли к нам. Вскоре пришел и Булгаков, и это был один из самых интересных вечеров нашей дружбы. Он рассказывал о том, что не удавалось, что ему предлагали менять. Он не был щедр на изменения; хотя часто нечего было есть, он переделками не занимался. Это была единственная пьеса, которой мы не видели. Он отказался внести изменения, так как ему предложили это сделать в последний момент перед просмотром. «Надо немножко только здесь изменить», и он этого не захотел⁵¹.

Вероятно, именно с эпопеей с постановкой «Багрового острова» в Камерном театре связаны строки из шуточного стихотворения В. (А.М.) Арго «Сон Татьяны (пародия для новогодия)», опубликованного 22 декабря 1928 г. (ил. 39):

И дальше грезится Татьяне
Виденье сквозь полночный мрак:
Трусит верхом на таракане
Гробово-островный Булгак⁵².

Возвращаясь к лекции Е.Ф. Никитиной, следует отметить, что она сообщает о своих планах проведения серии субботников, посвященных М.А. Булгакову, и подводит итоги:

В один из вечеров Юрий Ларионов будет читать у нас «Зойкину квартиру» по подлинному тексту, который я ему передала, а Мансурова будет давать все сведения и рассказывать все, что ей покажется интересным и ценным о постановке «Зойкиной квартиры» в театре им. Вахтангова⁵³.

Еще жива сестра Булгакова Надежда Афанасьевна. Надо вам побывать на вечере, когда Ю. Ларионов будет читать из Булгакова. У него огромная память, он многое читает наизусть. «Зойкина квартира», где много действующих лиц, труднее поддается прочтению. Будут три вечера, которые будет вести Ю. Ларионов. Один — «Зойкина квартира» с Мансуровой, второй — булгаковские рассказы, «Записки юного врача». Вступительное слово скажет Надежда Афанасьевна Булгакова. Ей исполнилось на прошлой неделе 75 лет, но она многое делает и охотно встретится у нас на вечере с Юрием Ларионовым и всеми нами. Так будет постепенно издаваться большой писатель нашей страны, который очень много сделал, еще больше хотел сделать и, если не удалось до конца совершить все, то в силу серьезных и трудных условий жизни и его озорного отношения к редакторам. В результате изучения откроется большая человеческая жизнь и талант, который может считаться гениальным явлением наших дней⁵⁴.

Е.Ф. Никитина, несомненно, тенденциозна, достоверность многих деталей вызывает сомнения, ее воспоминания носят отчасти легендарный характер. Содержание лекции иногда противоречит другим ее воспоминаниям. Не следует полностью доверять ее мемуарам. Так, известно, что в издательстве «Никитинские субботники» из произведений М.А. Булгакова ничего не было опубликовано, кроме его автобиографии, количество упоминаемых кофров с произведениями писателя в ее собрании не соответствует скромному объему рукописей, который оставался после ее смерти и который передан Литературному музею. Постоянное присутствие М.А. Булгакова на субботниках не подтверждается ни записями в его дневнике, ни явочными листами заседаний, где автограф писателя встречается редко. Возможно, Е.Ф. Никитина преувеличивает, называя М.А. Булгакова «преданным» и «неотступным субботником» либо это относилось только к периоду начала 1920-х годов.

Однако многие факты, как мы видели, подтверждаются и другими документами. Как уже говорилось, М.А. Булгаков бывал у нее и в 1920-х, и в 1930-х годах и принимал участие в мероприятиях объединения. Судя по воспоминаниям Е.Ф. Никитиной, писатель действительно читал многие из своих произведений на субботниках, участвовал в новогодних празднествах, приглашал членов кружка на представления своих пьес. В лекции Е.Ф. Никитиной говорится, что он читал у них и «Записки юного врача», и «Необыкновенные приключения доктора», и пьесы. Она упоминает подлинник «Зойкиной квартиры», который сама передала Ю. Ларионову. У Е.Ф. Никитиной была машинописная копия «Мастера и Маргариты» с пометками Н.А. Булгаковой-Земской.

А.А. Ширяева предполагала, что она была получена от Е.С. Булгаковой. Однако, по мнению Е.Ю. Колышевой, этот экземпляр не имеет отношения к копиям, переданным в НИОР РГБ Е.С. Булгаковой. Тем самым Е.Ф. Никитина могла получить его от самого писателя. Возможно, постепенно удастся провести архивное исследование и выяснить, какими еще рукописями М.А. Булгакова Е.Ф. Никитина действительно изначально владела.

Примечания

1. См.: Этингоф О.Е. М.А. Булгаков и Е.Ф. Никитина. Новые материалы // М.А. Булгаков и булгаковедение в научном и образовательном пространстве: Сб. науч. статей 1 / Ответ. ред. В.А. Коханова. М.: МГПУ; Ярославль: Ремдер, 2011. С. 113—131.

2. Булгаковы М. и Е. Дневник... С. 51.

3. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 168, л. 1—2; д. 98, л. 1—1 об., 2; д. 100, л. 1—1 об.; д. 180, л. 1—2; д. 178, л. 1—2; Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 241—244, 317—318.

4. Там же. С. 278, 287.

5. Там же. С. 318.

6. Болтромеюк В. «Лубянские» страницы жизни Михаила Булгакова // Тайные страницы истории: Сборник. М.: ЗАО «ЛГ Информэйшн Труп»: ООО «Издательство АСТ», 2000. С. 216—219.

7. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 611, л. 13.

8. Именно в этот период, по воспоминаниям В. Катаева, его воспринимали лишь как фельетониста: «Он был для нас фельетонистом, — повторял Катаев, — и когда узнали, что он пишет роман, — это воспринималось как какое-то чудачество... Его дело было сатирические фельетоны... Помню, как он читал нам"Белую гвардию", — это не произвело впечатления... Мне это казалось на уровне Потапенки <...> Вообще это казалось вторичным, традиционным». Чудакова М.О. О мемуарах и мемуаристах (Вместо послесловия) // Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 494.

9. НИОР РГБ, ф. 562, к. 27, ед. 3, л. 2; На литературном посту. 1928. Октябрь—ноябрь. № 20—21. С. 137; Весь Булгаков в воспоминаниях и фотографиях. Киев: Мистецтво, 2006. С. 135. Ф. 74.

10. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 77.

11. Болтромеюк В. «Лубянские» страницы... С. 232.

12. Чудакова М.О. Осведомители... С. 385—387.

13. Файман Г.С. Перед премьерой // Независимая газета. 1993. 17 ноября. С. 5; Чудакова М.О. Осведомители... С. 385.

14. Зайцев П.Н. Воспоминания. С. 274, 276. Близкий, но не идентичный вариант воспоминаний П.Н. Зайцева приводит М.О. Чудакова: Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 288—289.

15. Чудакова М.О. Осведомители... С. 387.

16. Булгакова Е. Дневник... С. 304—306.

17. Там же. С. 304.

18. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 428—430.

19. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 309, л. 1—3 об. Краткая информация об этом субботнике содержится и в другом документе: ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 383, л. 37.

20. РГАЛИ, ф. 341, оп. 1, д. 253, л. 4, 6.

21. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 412, л. 1. Самоновейший сонник с описанием возможных сновидений и что они означают в смысле сопоставления их с различными литературными предметами.

22. РГАЛИ, ф. 1611, оп. 1, ед. 30, л. 6.

23. Весь Булгаков... С. 131. Ф. 95.

24. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 279. Кроме того, в анонимной заметке, написанной на основе воспоминаний Е.Ф. Никитиной, говорится, что именно в 1930 г. М.А. Булгакову были посвящены две субботы подряд и М.А. Булгаков читал «Собачье сердце» и «Записки на манжетах». Наверняка это ошибка, поскольку, по протоколам, эти чтения были гораздо раньше. Однако, по-видимому, ошибка неслучайная, поскольку как раз в 1930 г. Б.Е. Этингоф появляется у Е.Ф. Никитиной, и соответственно М.А. Булгаков бывает у них (ил. шмуцтитул IV). Кукрыниксы на «субботниках» // Смена. 1963. Декабрь. № 23. С. 26.

25. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 357, л. 2.

26. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 909, л. 1.

27. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 171, л. 1.

28. Там же, Л.З.

29. ГЛМ, ф. 127, оп. 2, д. 20, л. 2, 3 об.

30. ГЛМ, ф. 357, оп. 2, д. 59, л. 1—4 об.

31. ГЛМ, ф. 135, оп. 4, д. 119, л. 3, 5. В архиве Е.Ф. Никитиной сохранились и высказывания посетителей ее салона этого периода о М.А. Булгакове, как хвалебные, так и по-советски критические. Письмо от И.С. Мельникова 13.05.63: «А каково "Собачье сердце"?! <...> В нем глубоко выражено единство жизни и работы сердца человека и собаки. Это потрясающе! <...>». ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 479, л. 1. Дневниковая запись неустановленного лица 1963 г.: «Писателя Булгакова тоже объявляют жертвой Сталина. А ведь его рассказ "Красный луч" ("Роковые яйца") — это злобная сатира на революцию. Разве ее можно было пропустить? Его "Дни Турбинных" разрешили ставить на сцену. Я читала о том, как Сталин сам разговаривал с ним по телефону, ободрял. Но <...> "вали все в кучу, никогда не разберутся"<...>». ГЛМ, ф. 135, оп. 4, д. 148, л. 14.

32. РГАЛИ, ф. 341, оп. 4, ед. 7, л. 1 об.

33. Русские новости = Les Nouvelles Russes. Париж, 1966. 1 июля, № 1098; НИОР РГБ, ф. 562, к. 53, ед. 1, л. 10.

34. ГЛМ, ф. 357, оп. 2, д. 79, л. 5.

35. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 1.

36. Там же, л. 6.

37. ГЛМ, ф. 135, оп. 2. д. 17, л. 1—3.

38. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 82—83.

39. Гудок. 1964. 6 апреля; РГАЛИ, ф. 341, оп. 1, д. 4, л. 2.

40. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 3.

41. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 80.

42. Русские новости. 1966. 1 июля, № 1098; НИОР РГБ, ф. 562, к. 53, ед. 1, л. 10.

43. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 3.

44. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 98, л. 1—2; д. 100, л. 1 об.; д. 168, л. 2; Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 278.

45. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 411, л. 1, 3 об., 7 об.

46. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 242.

47. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 3.

48. Ермолинский С. О времени... С. 86.

49. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 3—4, 6.

50. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 98, л. 1—2; Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 241.

51. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 6—9.

52. НИОР РГБ, ф. 562, оп. 27, д. 2, л. 6. Вечерняя Москва. 1928. 22 декабря, № 297. С. 3.

53. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 4.

54. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 17, л. 13.