2.4. Немые сцены

Следующий важный драматургический прием, использованный Н.В. Гоголем и М.А. Булгаковым — «немая сцена». По мнению В. Гиппиуса, немая сцена у Гоголя выражает идею власти и закона, но своеобразно трактованную: «Реалистически-типизированным образам местных властей... он (Гоголь) противопоставил голую абстрактную идею власти, невольно приводившую к еще большему обобщению, к идее возмездия» [33, с. 194] «Идея возмездия», воплощенная в финальной немой сцене, действительно играет огромную роль как в «Ревизоре» Гоголя, так и во многих пьесах Булгакова, среди которых кроме «Зойкиной квартиры» следует назвать «Дни Турбиных», «Иван Васильевич», «Блаженство», «Адам и Ева» и другие.

Во всех названных произведениях «идея власти», абстрагированная до «идеи возмездия» противопоставлена вполне конкретным реалиям пьес — бытовым, психологическим, общественным, что напоминает замечание П. Вяземского: «В наших комедиях начальство часто занимает место рока (fatum) в древних трагедиях» (П. Вяземский, 1848).

При этом карающая сила у драматургов не имеет религиозного или идеального происхождения — она проникает извне, из другого смыслового пространства, о котором люди Города (Квартиры) только подозревают, но сила, смывающая единой волной всех разом.

Немая сцена выражает всеобщее окаменение, при этом переживания героев, выраженные в застывшей мимике и позе, отражают различную степень потрясения, как отмечает Ю.В. Манн: «она возрастает вместе с «виной» персонажей, то есть их положением на иерархической лестнице» [55, с. 239].

Совершенно справедливо, что «финал не отбрасывает героев к исходным позициям, а, проведя их через цепь потрясений, ввергает в новое душевное состояние. Слишком очевидно, что в финале они окончательно выбиты из колеи привычной жизни, поражены навечно, и длительность немой сцены: «почти полторы минуты», на которых настаивает Гоголь, — символично выражает эту окончательность. О персонажах комедии уже больше нечего сказать; они исчерпали себя в миражной жизни, и в тот момент, когда это становится предельно ясным, над всею застывшей, бездыханной группой падает занавес» [55, с. 241—242].

В «Зойкиной квартире» немых сцен несколько, и каждая из них касается разных персонажей. Первая немая сцена у Булгакова связана с появлением Аметистова в Квартире, здесь неприятная неожиданность, испуг заставляют «окаменеть» Зою. Следующая немая сцена касается персонажей второго плана — Манюшки, Херувима и Газолина: обыск в Квартире, Газолин доносит на Херувима, люди из уголовного розыска выпускают Газолина из шкафа, Манюшка и Херувим, обнаружив пустой шкаф застывают: «Манюшка выпучив глаза, смотрит на Херувима. Херувим на нее. Сцена гаснет. Тьма». Третья немая сцена: неожиданное появление Аллы на подиуме «веселой квартиры» поражает влюбленного в нее Гуся, разбивает иллюзорные надежды коммерческого дельца. И, наконец, финальная сцена рисует неудачную попытку Зои бежать — в дверях ее встречают представители уголовного розыска. Но Булгаков заканчивает свою комедию не «всеобщим окаменением», как это было у Гоголя, а продолжающимися хаотичными действиями своих героев, действиями по инерции, без смысла, как следствия предыдущего истерического состояния. Но «идея власти» как рока наглядно продемонстрирована и в «Зойкиной квартире», разница заключается в том, что «власть» у Булгакова была и первопричиной для разложения общества и она же выступает в роли «меча карающего»: «Обольянинов. Потому что эта власть создала такие условия жизни, при которых порядочному человеку существовать невозможно» [8, с. 121—122].

На наш взгляд, многократное использование в комедии «немой сцены» позволяет решить писателю ряд задач. Во-первых, это интерпретационная задача: в процессе герменевтического понимания Булгаков переживает идеальное содержание текста Гоголя и опредмечивает его в метасмыслы собственного художественного мира. Во-вторых, это социально-психологическая задача: автор увеличивает количество потрясений для своих персонажей, что соответствовало современному мироощущению людей, пытающихся выжить в тоталитарном государстве.