Говорить об индивидуальном стиле М. Булгакова сложно, так как исследователи его творчества почти не касались вопроса о языке и стиле писателя. В основном это поверхностные наблюдения на уровне заметок о художественно-словесной манере. Полагаем, это связано с тем, что в свое время М. Булгаков подвергался многочисленным нападкам издательской цензуры, с одной стороны, и необоснованным гонениям властей, с другой. На это указывают авторы, занимавшиеся исследованием литературной деятельности писателя. Однако до сих пор нет сколько-нибудь научной работы, представляющей глубокий анализ языковой фактуры произведений М. Булгакова. Представляет литературоведческий интерес исследование Б.В. Соколова «Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (М., 1981). Заслуживают внимания работы М.О. Чудаковой, Л.Н. Яновской, Л.К. Паршиной, а также «Дневник Елены Булгаковой», написанный женой писателя.
Безусловно, огромный интерес представляет изданная в 1996 году «Булгаковская энциклопедия» под ред. Б.В. Соколова, которая явилась сводом теоретических сведений (биографических, философских, исторических, литературоведческих), способствующих глубокому пониманию творчества непревзойденного мастера художественного слова. Тем не менее энциклопедия не содержит какой-либо информации касательно языковой мастерской Булгакова — писателя, хотя, по логике вещей, солидный труд, претендующий на звание энциклопедии, должен эти сведения содержать.
В настоящее время появились исследователи, которые затронули некоторые аспекты лингвистической стороны литературной деятельности М. Булгакова. Отметим работы Э.Г. Бабаева, Л.В. Белой, О.А. Подгаеца и др.
Идиостиль М. Булгакова можно определить как фантасмагорический. Под фантасмагоричностью здесь понимается особое авторское видение мира, основанное на индивидуально осмысленной философии существования в объективном мире двух начал: материального (объективно существующего, реального) и мистического (религиозного, мифического, нереального). В языковом выражении фантасмагоричность проявляется в причудливой совокупности различных художественных приемов, смешении стилей, наличии подтекста (под подтекстом подразумевается неявная, скрытая, ассоциативно и коннотативно мотивированная информация текста), параллельного следования пространственно-временных планов, ярусном расположении смысловых блоков.
Программным произведением, в котором полно выражена философская позиция М. Булгакова, является роман «Мастер и Маргарита». Так как это последнее творение писателя, здесь обобщены взгляды автора на современную историю, анархию (признак эпохи), Царство Божие. Глубинные категории: добро и зло, бесконечное — конечное, бог — сатана — сосуществуют, взаимодействуют и перекрещиваются друг с другом, в то же время жизнедействуя независимо друг от друга. Этим обусловлено создание писателем в художественной форме мира реального, объективно существующего, и мира нереального, созданного фантазией автора, не существующего в объективной действительности, но мыслимого в воображении.
Соответственно философской основе задан индивидуальный стиль языка писателя, который предполагает совмещение разных пространственно-временных планов, непременное смешение разных стилистических пластов, многоплановость повествования, основанную на речевом выражении «от автора», «от рассказчика», «от персонажа».
Для наиболее оптимального решения стилистических задач писатель прибегает к использованию различных синтаксических средств (наряду с лексическими). С этой целью он стремится к максимальному употреблению имеющихся в авторском синтаксическом арсенале способов и приемов подачи текста для более адекватного понимания и раскрытия его имплицитного смысла. Явление вставочности в полной мере находит отражение в идиостиле М. Булгакова.
Наблюдения показывают, что использование вставных конструкций является характерной чертой писательского почерка М. Булгакова. В раннем творчестве вставки менее часты, просты по структуре и употребляются преимущественно в рамках сложного, реже простого предложения. Они не задействованы как текстообразующие квалификаторы и носят характер попутных замечании по мере развития действия или события. Выступают либо от имени автора, либо от имени персонажа:
Лаборатория, подумать только! С цейсовским микроскопом, прекрасным запасом красок («Записки юн. вр.», т. 1);
Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала спадать, и кой-кто уже вернулся к своему столику и — сперва украдкой, а потом и в открытую — выпил водочки и закусил («М. М.», т. 5);
Произведя заимствования у этих перечисленных писателей, Мольер написал — хорошими стихами с оригинальными рифмами — комедию под названием «Амфитрион» и сыграл ее впервые 13 января 1668 года («Жизнь гос. де М», т. 4);
Когда небесный гром (ведь и небесному терпению есть предел) убьет всех до единого современных писателей и явится лет через 50 новый настоящий Лев Толстой... («Киев-город», т. 2);
Значит, когда эти баритоны кричат: «Бей разруху!» — я смеюсь. (Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот.) («Соб. сердце», т. 2);
С разрешения начальства он [Петров. — И.С.] образовал жилищностроительное кооперативное бюро в составе Н.Н.Л. (агроном от первого брака его отца) и В.А.С. (жених его сестры — заведующий хоровым кружком культкомиссии) со взносом каждый в 12 червонцев для постройки американского дома термолитова типа... («Зол. корр.», т. 2).
По мере развития творчества усложняется композиция произведений М. Булгакова. Появляются романы с замысловатыми переплетениями сюжетных линий, с дополнительными боковыми линиями высказывания. Усложняется синтаксис, а вместе с ним и сам текст. И уже в позднем творчестве налицо частое употребление вставных конструкции разной структуры. Вставка в поздних произведениях М. Булгакова становится поли функциональной. Ей отводится важная роль — стать средством построения второго яруса повествования, тем самым высказывание усложняется на уровне СФЕ и целого текста.
Известно, что писатели XIX в. (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов и др.) довольно часто прибегали к использованию этих конструкций. Однако, по-нашему убеждению, для художественных текстов русской литературы того времени, в которое писал М. Булгаков, использование вставок не характерно. Это связано отчасти с тем, что начало века прошло под знаком поэзии (вставки в поэзии встречаются гораздо реже, чем в прозе), отчасти с тем, что вставка не представляла интереса как экспрессивное средство, ввиду сложившегося мнения о том, что она является носителем только добавочной информации. Иное звучание придает вставке М. Булгаков.
На наш взгляд, М. Булгаков в своих произведениях целенаправленно употребляет вставки, придавая им огромное значение. Это не только сиюминутные замечания на уровне высказывания, а запрограммированные тексты в тексте, позволяющие автору перемещать план повествования в пространстве и во времени. Употребление этих синтаксических конструкций является для М. Булгакова нормой.
Для доказательства этого тезиса логично будет провести сравнение между писательской манерой М. Булгакова и М. Зощенко. Подобное сравнение объясняется тем, что оба писателя творили в одно время. Тематика произведений в основном совпадает — обличение окружающей действительности посредством сатиры. Пишут авторы приблизительно в одной тональности, но язык и стиль писателей совершенно отличен.
Восприятие мира у М. Булгакова и М. Зощенко разное, и это особенно сказывается в языке. В тех случаях, когда М. Булгаков переходит грани не только обыденного, но как будто бы и реального, в нем особенно ясно сказывается строгий реалист. Бессмыслица современного ему мира, сумасшествие своего рода — постоянный предмет изображения у М. Булгакова. Синтаксис сложен: многочисленные переплетения сюжетных линий, необычный композиционный строй, взаимное переплетение событий объективных и фантастических, фантасмагория и «чертовщина».
М. Зощенко не усложняет композиционный строй своих произведений путем введения новых сюжетных линий. Синтаксис предельно прост, скорее скуп. Сам М. Зощенко в повести «Возвращенная молодость» о своем языке и стиле говорит так: «Наша книга — ...это такое, что ли, научное сочинение, научный труд, изложенный, правда, простым, отчасти бестолковым бытовым языком, доступным в силу знакомых сочетаний самым разнообразным слоям населения, не имеющим ни научной подготовки, ни смелости или желания узнать, что творится за всей поверхностью жизни» («Возвращ. молодость», т. 3).
М. Зощенко крайне редко прибегает к использованию вставных конструкций. Изредка он прерывает рассказ вставными сентенциями от имени 3-го лица или обращениями к читателю, которые, впрочем, семантически не выводят повествование на второй план, например:
Автору несколько странно и чудно говорить об этом происшествии. Автор даже слегка огорчен поступком Ивана Ивановича. Конечно, автор ничуть не жалеет Пепелюхиной собаки, пес с ней, с собакой, автор только огорчается той неясностью и нелепостью поступка... («Возвращ. молодость», т. 3);
Автор не знает, что самое главное, самое, так сказать, великолепное в нашей жизни, из-за чего стоит, вообще говоря, существовать на свете (там же);
Ах, читатель! Ах ты, милый мой покупатель! Да знаешь ли ты это драгоценное чувство любви, этот настоящий любовный трепет и сердечные треволнения? Не кажется ли тебе это самым драгоценным, самым привлекательным в нашей жизни (там же);
Здесь будет все, чего ждет читатель от книги, которую он взял почитать вечерком, чтобы рассеять свои дневные заботы и чтоб окунуться в чужую жизнь, в чужие переживания и в чужие помыслы (там же).
Подобные авторские внесения не являются характерной чертой индивидуального стиля М. Зощенко. В основном, это обширные отступления на текстовом уровне, выражающие эмоциональную оценку событий. Однако эти вставные вкрапления, скорей, представляют собой лирические отступления, которые сопровождают основное повествование, не надстраивая при этом второй ярус.
Арсенал стилистических средств М. Булгакова позволяет использовать вставные конструкции в традиционном понимании, в то время, как М. Зощенко почти полностью их исключает. Лишь одно произведение писателя насыщено вставками. Это «Комментарии и статьи к повести «Возвращенная молодость». Употребление парантез обусловлено спецификой жанра — комментарий, следовательно, назначение вставки — комментировать материал. Здесь они выполняют свою классическую функцию — функцию привнесения дополнительной информации. Это ремарки, сноски, указания на источник информации и т. д. Например:
В безжизненное, неподвижное, почти мертвое тело влили шампанское (как известно, действие алкоголя прежде всего сказывается на мозге); Например (по словам Шевырева) Гоголь каждое утро лечился, обертываясь в мокрую простыню; Его хорошее состояние (сообщает биография) было следствием осторожности. Он никогда не болел (кроме молодых лет) и никогда не нуждался в медицинской помощи; Просто невероятно, — писал Гете, — какое влияние может оказать дух (то есть мозг, психика) на поддержание тела... («Возвращ. молодость», т. 3) и т. д.
Как видно из примеров, вставные конструкции в прозе М. Зощенко функционируют на микроуровне, являясь элементом осложнения предложения. Отличительной чертой употребления вставок становится тот факт, что это, главным образом, вставные единицы альтернативного типа. Они представляют собой сугубо вводные слова и уточняющие обороты, заключенные в скобки исключительно по воле автора. При снятии знаков препинания данные синтаксемы обнаруживают линейную смысловую связь с включающим предложением.
Вставки в синтаксисе М. Булгакова выходят далеко за пределы предложения и проявляют себя как текстообразующие квалификаторы. Они отличаются сложной типологией и содержательной структурой, разнообразием выполняемых функций. Кроме того, их прагматическая заданность опирается на воздействующий потенциал данных конструкций как синтаксического и стилистического средства.
Вставка у М. Булгакова — это закономерность. Она выполняет разнообразные задачи в зависимости от специфики жанра. По нашему мнению, это связано с тем, что М. Булгаков сознательно:
а) вносит сложные синтаксические построения с парантетическими внесениями для параллельного включения в текст максимума информации;
б) с помощью вставки как надповествовательного средства выражения строит второй ярус повествования;
в) сохраняет имплицитную информацию об авторе, т. к. автор в тексте зачастую скрыт, а вставка выражает авторскую позицию имплицитно;
г) представляет информацию о явлениях действительности с дополнительным и информативными добавлениями;
Вставные конструкции в произведениях М. Булгакова выделяются не только на смысловом и синтаксическом фоне базового высказывания, но и на фоне большего контекста, они обладают экспрессивной окрашенностью и эмоциональной наполненностью.
Наблюдения показали, что применительно к вставкам в художественном тексте существуют определенные синтаксические условия, при которых возможно намеренное их употребление, обусловленное авторским замыслом. Учитывая сложную синтаксико-стилистическую структуру авторского повествования в произведениях М.А. Булгакова, основанную на синтезе речевого выражения «от автора» и «от персонажа», главным образом, и облеченную в перекрещивающиеся формы косвенной, прямой и несобственно-прямой речи, синтаксические условия функционирования вставных конструкций действуют в указанных рамках.
Вставка прямой или несобственно-прямой речи, включенная в речь автора.
Тут Степа повернулся от аппарата и в зеркале, помещавшемся в передней, давно не вытираемом ленивой Грушей, отчетливо увидел какого-то странного субъекта — длинного, как жердь, и в пенсне (ах, если б здесь был Иван Николаевич! Он узнал бы этого субъекта сразу!) («М. М.», т. 5).
Вставка от автора, сопровождающая реплику в диалоге.
— Братья во литературе! (Осипший голос его окреп и стал горячей) Слушайте меня все! (там же).
Вставка от автора в повествовании.
Ни в какую Ялту, конечно, Степа Лиходеев не улетал (такая штука не под силу даже Коровьеву) и телеграмм оттуда не посылал («М. М.», т. 5).
4. Вставка прямой или несобственно-прямой речи, включенная в речь персонажа.
Начала одна дама (потом я узнал, что она тоже была разведенной женой). Сказала она так... («Т. р.», т. 4);
После невероятных приключений (хотя, впрочем, почему невероятных? — кто же не переживал невероятных приключений во время гражданской войны?), словом, после этого я оказался в «Пароходстве» (там же).
Вставка от персонажа, сопровождающая реплику в диалоге.
— И тем не менее я этот роману вас беру, — сказал строго Рудольфи (сердце мое сделало перебой), — и заплачу вам (тут он назвал чудовищно маленькую сумму, забыл какую) за лист (там же).
6. Вставка от персонажа в повествовании.
Я в первый и в последний раз в жизни держал в руках векселя, выданные мне. (За вексельною бумагою куда-то бегали, причем я дожидался, сидя на каких-то ящиках, распространявших сильнейший запах сапожной кожи.) Мне очень польстило, что у меня векселя (там же).
Использование вставных конструкций в художественной прозе всегда целенаправленно. Функции вставок в тексте разграничиваются в строгой зависимости от целей. В частности, цель употребления М. Булгаковым парантез сводится в основном к следующему:
1. Вставки являются результатом усложнения авторского повествования, создают стилистическую многоплановость. Это усложнение достигается путем включения при помощи вставки образа автора. Подобное построение выразительно в силу необычной структуры, необычной соотнесенности понятий. Оно позволяет эффективно выделить сведения, которые автор считает важнейшими. Таким образом, парантетические внесения используются с целью выражения в тексте авторского «Я»:
С детства я терпеть не мог стихов (не о Пушкине говорю, Пушкин — не стихи!), и если сочинял, то исключительно сатирические, вызывая отвращение тетки и горе мамы... (Письма, т. 5).
2. Способность парантез переводить смысл высказывания на другой, по сравнению с базовым контекстом, ярус позволяет совмещать в тексте не только разные типы речи, но и разные планы повествования. В тексте могут совмещаться как событийные, так и временные планы. Роман «Белая гвардия» построен именно по принципу ярусного расположения смысловых блоков. Первый ярус — собственно повествование о событиях реальной действительности. Второй, построенный с помощью вставных конструкций, повествует о явлениях категории ирреального, следовательно, вставка служит в целях сюжетно-композиционного построения произведения.
3. Вставные конструкции способны строить параллельный план повествования, соприкасаясь с основной линией повествования не по структурному принципу, а семантически, на основе общности тематических планов. Это позволяет заключать в рамки вставных конструкций как микро-, так и макроэлементы текста в виде объемных лирических отступлений, которые должны восприниматься как отдельная микротема, отличная от содержания основного повествования. Вставка служит в целях семантического объединения частей текста:
И он укрыл меня, и слышал я уже глуше, как шел театральный дождь — и бухала моя фамилия, и турбинская фамилия, и «Шаляпин приезжает, и Качалову ногу отрезали!! «(Качалов, точно, болен, но нельзя же все-таки народным артистам ноги отхватывать! А Шаляпин, кажется, не приезжает, и только зря в Большом телефон оборвали. Языки бы им оборвать!) (Письма, т. 5).
4. Вставные конструкции при различных комбинациях форм речи (прямая, несобственно-прямая, косвенная) позволяют представить явление действительности или образ персонажа в двояком аспекте: с точки зрения автора, с одной стороны, и персонажа — с другой:
Уходов Херувима не два, а один («до чего ты оригинальный!»), и концовка так: Херувим возвращается, мальчишки во дворе поют «Многие лета! Многие лета!» (Письма, т. 5).
Соответственно целям определяются и функции, которые выполняют вставные конструкции в художественных текстах М. Булгакова. Наряду с функциями уточнения, дополнения, комментирования нами выделено семь функций, где информативная, характерологическая, экспрессивно-прагматическая, стилеобразующая, ретроспективно-проспективная — ядерные, а ремарки, лирического отступления — периферийные. Важно отметить, что реализация указанных функций находит отражение в произведениях конкретного автора, а именно М. Булгакова, следовательно, стилистическая манера другого писателя может не допускать реализации этих функций, а потребует выделения других. Информативная и характерологическая функции, которые мы считаем ядерными, следуя принципу поля, совершенно свободно прослеживаются, например, в произведениях М. Зощенко, но те функции, которые мы считаем периферийными, у того же М. Зощенко не обнаружены. Таким образом, ядерные функции присущи практически всем литературным жанрам, а периферийные — сугубо индивидуальны и требуют детального анализа для их выделения. Многие вставки способны выполнять одновременно несколько функций в одном смысловом блоке таким образом, что происходит смешение функций в рамках базового контекста.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |