Язык художественного произведения использует лексику, обладающую такими качествами, как эмоциональность и экспрессивность. Термины же, в соответствии с предъявляемым к ним требованиям, должны быть стилистически нейтральными. И, несмотря на это, терминология различных отраслей производства использовалась и используется и в стилистических функциях.
Вопрос об эмоциональности терминов является сложным. Характерной чертой, отличающей термин от слов общеупотребительной лексики, является его эмоционально-экспрессивная нейтральность. Этого мнения придерживается большинство ученых-лингвистов (Виноградов В.В. 1961, Реформатский А.А. 1961 и др.).
Так, А.А. Реформатский утверждал, что «термин принципиально лежит вне экспрессии <...> Термин точен и холоден, и сфера экспрессии для термина в пределах терминологии внеположена» (Реформатский А.А. 1961, 52), По его мнению, «можно и должно говорить о стилистической нейтральности терминов как таковых» (Там же, 53), то же у ряда других авторов. «От термина требуется лишь точность содержания. Как таковой термин лишен эмоционально-экспрессивных функций, и стилистические возможности его употребления лежат за пределами терминологии» (Толикина Е.Н. 1969, 190).
А.И. Моисеев также считает, что термины совершенно свободны от каких-либо эмоционально-экспрессивных напластований. Эмоционально-экспрессивная нейтральность составляет непременное свойство любого термина и является всеобщей особенностью всякой терминологии (Моисеев А.И. 1970, 137). Но в то же время он отмечает, что в «несобственных» условиях и контекстах употребления термины приобретают эмоционально-стилистические качества (Там же).
Некоторые ученые утверждают, что свойство нейтральности лишь желаемо. Так Р.Г. Пиотровский писал: «...Вряд ли можно говорить о полной стилистической нейтральности термина как научного, так и профессионального» (Пиотровский Р.Г. 1952, 33). И далее: «Нельзя говорить о полной стилистической нейтральности термина. Теряя бытовую выразительность, термин приобретает новое качество — «техническую» окраску — своеобразный отпечаток привычного специального контекста» (Там же, 36)
По мнению В.Н. Прохоровой, эмоциональная окраска термина сохраняется, если термин образуется от эмоциональных слов активного словарного запаса. В доказательство своего положения автор приводит примеры, на ее взгляд, с отрицательной эмоциональностью: старение (динамита), брюхо (пласта), морда (рыболовная снасть). Приводятся также примеры с положительной эмоциональной окраской, сохранившейся от исходного слова или словосочетания: агнец чистый (название растения), молодость (известный напиток) (Прохорова В.Н. 1970, 155—156).
Н.И. Мостовой выражает свое мнение об эмоционально-экспрессивной окраске термина в более категоричной форме: «Неизвестно, по какой причине эмоциональные оттенки приписываются лишь общеупотребительным словам и отрицаются у термина. Слова общеупотребительной лексики с приданными им терминологическими значениями, несомненно, могут нести в себе оттенки той экспрессивно-эмоциональной окрашенности, какими слово обладало до придания ему терминологического значения» (Мостовой Н.И. 1971, 7).
Однако данная точка зрения представляется спорной. Как справедливо отмечает А.А. Реформатский, «такие слова-термины, как валик, сапожок, кулачок, язычок, мушка, дужка и т. п. (заключающие в себе уменьшительные суффиксы, помогающие в общем языке создать экспрессивное слово), «отграничены» от уменьшительно-ласкательной экспрессии и от своих неуменьшительных (так как нет терминов сапог, кулак, язык, муха, дуга, а вал — валик не образуют той пары, которая есть в нос — носик, шар — шарик, сад — садик, кот — котик и т. п.)» (Реформатский А.А. 2003, 117—118).
На наш взгляд, подобные термины, взятые вне контекста, возможно и несут какую-то экспрессию для человека, не знакомого с данной терминологической системой, но при использовании слов в качестве специальных обозначений экспрессивная окраска обычно стирается. Первичная стилистическая характеристика слова, от которого образован термин посредством метафоры, нивелируется, и оно приобретает нейтральную окраску. Носители терминологии не ощущают коннотативных значений термина и не соотносят его с предметом общелитературного языка, а воспринимают его как знак, символ определенной терминосистемы, закрепленный за определенным понятием.
Таким образом, отсутствие эмоциональности «заслуга» не термина, а экстралингвистического фактора, а именно той сферы, где термин функционирует, то есть научной, профессиональной. Присутствие эмоций и экспрессии неуместно здесь, от них человек абстрагируется в научной и профессиональной деятельности.
Но в реальной языковой действительности термины «могут выражать отношение говорящего к предмету речи и быть экспрессивными» (Прохорова В.Н. Указ. соч., 153—154).
«Любое языковое явление при специфических функционально-творческих условиях может стать поэтическим», — писал В.В. Виноградов (Виноградов В.В. 1963, 139). Это положение распространимо и на термины. Приемы создания экспрессии и эмоциональности в словах-терминах и терминологических словосочетаниях достаточно различны.
Основной способ создания эмоционально-экспрессивной окраски терминов — морфологический. В наших примерах морфологические преобразования представлены исключительно употреблением уменьшительно-ласкательных суффиксов. Как правило, в такой преобразованной форме термины функционируют в художественных текстах в речи персонажей-медиков в пределах достаточно пространного контекста, выражая настроение говорящего; Борменталь с хрустом сломал стеклянную ампулку, насосал из нее в шприц и коварно кольнул Шарика где-то у сердца (Собачье сердце, II, 157); В самом деле: куда, к черту, годится человек, если малейшая невралгийка может выбить его совершенно из седла (Морфий, I, 159); Поправим, поправим. Позвольте-ка пульсик (Блаженство, III, 398); — Живот... Голубчик родной, — тоскливо забормотал гражданин, — вот рецептик... По пять капель, ох, опию (Целитель, II, 509). Слова ампулка, невралгийка, пульсик и рецептик в приведенных контекстах обозначают не только «герметически запаянный стеклянный сосуд для сохранения в стерильном состоянии лекарственных препаратов» (БСЭ), «поражение периферических нервов, характеризующееся приступами болей в зоне иннервации какого-либо нерва» (БСЭ), «синхронное с сокращением сердца периодическое расширение кровеносных сосудов» (БСЭ) и «письменное обращение врача, содержащее распоряжение аптеке о приготовлении и отпуске лекарств» (БСЭ), но и имеют ярко выраженный уменьшительный и ласкательно-иронический оттенок, вносимый в слово как контекстом, так и специальным средством — суффиксами -к и -ик.
В данных примерах уменьшительные образования соотносятся со своим производящим термином, а само уменьшение по своей сути не затрагивает реального содержания специального слова, которое сохраняет свое номинативное значение, и по своей семантической соотнесенности тождественно ему. Вместе с тем, данные термины в уменьшительно-ласкательной форме расширяют функциональные границы, являясь средством характеристики речи героя и одновременно стилистическим средством усиления экспрессии.
Термины могут стать экспрессивными и в том случае, когда они выступают в сочетании с указательными, определительными или отрицательными местоимениями:
— У вас такой порок сердца, — говорила Микстурина <...>, — что вас бы в Москву, в клинику следовало свезти, там бы вас студенты на части разорвали» (Паршивый тип, II, 610); — Вообразите, доктор! Он все десять порошков хинину съел сразу! В полночь (Тьма египетская, II, 120): — Я никаким сифилисом не болел!! — закричал председатель и стал совершенно такой, как клюква (Праздник с сифилисом, II, 535).
Кроме того, эмоционально-экспрессивная окраска может выражаться с помощью интонации и эмоциональных междометий, передающих чувства говорящего и употребляемых в речи в одном ряду с термином: Вот так гипофиз! (Клякса) (Собачье сердце, II, 166); Берите у меня диплом, недостоин я его, дорогие коллеги, посылайте меня на Сахалин. Фу, неврастения! (Пропавший глаз, I, 126).
Помимо интонации, на появление эмоционально-экспрессивной окраски у термина может оказать влияние эмоциональный настрой описываемой ситуации или художественный образ, возникающий в контексте благодаря специальным образным средствам. Например: — Семьсот лихорадок и сибирская язва!! — вскричал М. Ардан <...>, — пусть меня повесят, если эти остолопы не помирились!! (Багровый остров, II, 425); А, чтоб тебя лихорадка бросала с кровати на кровать, чтобы ты мог понимать... (Багровый остров, III, 165). Здесь Булгаков по аналогии с известными ругательствами создает свои собственные, используя при этом термины.
Эмоционально-экспрессивная окрашенность терминов может быть вызвана и сочетанием научно-технических терминов в пределах микроконтекста с лексическими единицами разговорного стиля: Такой кабак мы сделали с этим гипофизом, что хоть вон беги из квартиры! (Собачье сердце, II, 165). «Вот тебе и кумыс! Они говорят, что это ошибка. Никакого туберкулеза у вас нет» (Летучий голландец, II, 589).
Важную роль в усилении эмоционально-экспрессивного эффекта, производимого терминами может играть использование его в тексте в качестве лексического повтора — повторения одного и того же слова или фразы: Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия. Морфия! (Морфий, I, 166); — Доктор, но ведь это не тиф. Не тиф? Я думала, это просто инфлюэнца? (Записки на манжетах, I, 474); или в составе параллельных конструкций, параллелизм усиливает эмоциональное воздействие высказывания за счет его ритмико-мелодической выразительности: Ах, я убедился в том, что здесь сифилис тем и был страшен, что он не был страшен (ЗЮВ. Звездная сыпь, I, 144).
Итак, в ходе анализа установлено, что в художественных произведениях термин, неэмоциональный по своей лингвистической сущности, приобретает экспрессивность и образность. Приведенные примеры хорошо иллюстрируют емкость авторского слова, способность писателя находить нужное, единственное выражение и максимально «заряжать» его новой семантикой и экспрессивной «энергией». Термин в художественных текстах М.А. Булгакова проявляет себя как эстетически значимая единица.
Выводы по главе:
Изучение функционирования специальной терминологии в произведениях М.А. Булгакова показало, что термины не только не нарушают эстетики художественных произведений, но и значительно повышают их познавательную ценность, выполняя тем самым информативную функцию.
Обращение Булгакова к терминологической лексике определяется в первую очередь своеобразием содержания его сочинений, а также его профессией врача. Рисуя истории жизни своих персонажей-специалистов той или иной области, описывая места действия, где трудятся его герои, их орудия труда, трудовые действия, писатель вынужден прибегать к специальным словам. Специальная лексика усиливает познавательную роль сочинений Булгакова, т. к. она позволяет писателю наиболее точно воспроизводить через слово профессиональную жизнь его героев.
В языке писателя термины используются в своей основной номинативной функции, но при этом несут на себе своеобразную стилистическую нагрузку, создавая определенный «научный» колорит произведений. Особенно важное значение специальная лексика имеет в описательной авторской речи. Она необходима здесь автору, так как, знакомя читателя с трудовой обстановкой, окружающей героев, он должен называть нужные ему предметы и явления производства.
В подавляющем большинстве писатель использует общепонятные термины, не затрудняющие восприятие произведений читателями. В то же время узкоспециальные термины, вкрапленные в текст художественного повествования, придают произведениям особый колорит.
В художественном произведении, где коммуникативная функция языка осложняется художественно-изобразительной, специальные объяснения терминов крайне нежелательны, так как способствуют разрушению художественной ткани повествования, Булгаков четко соблюдает данный принцип, раскрытие содержания узкоспециальных и малопонятных терминов не носит характера научного толкования, термины органично «вживляются» в тексты его произведений.
Анализ приемов употребления терминологии Булгаковым свидетельствует о мастерстве писателя. В результате умелого подбора терминов данной профессии создаются реалистически верные картины, соответствие месту, времени и изображаемой среде. Вместе с тем, писатель нигде не сбивается на натуралистическое описание действительности.
Специальная лексика не только обслуживает особую область человеческой деятельности, но может являться средством речевой и портретной характеристики героев, благодаря ей перед читателем предстает не вообще человек, а лицо определенной среды, непосредственно связанной с его профессиональной деятельностью. М.А. Булгакову присуща острая и тонкая наблюдательность с выделением характерного, типичного; писатель умеет подмечать детали и выражать наблюдаемое терминами. Кроме того, писатель вводит в текст пласты разговорной профессиональной лексики. Сохраняя ее специфику и выразительность.
В языке Булгакова терминология выступает как элемент художественности и образности, она свободно входит в авторскую речь и подчиняется всем особенностям художественного творчества. В новой стилистической среде назначение терминологических слов изменяется: их экспрессивно-изобразительный вес резко возрастает, они могут, как любое слово общелитературного языка, стать средством создания образа, приобрести новые смысловые или эмоционально-экспрессивные оттенки, которых не бывает в их значениях при употреблении в научном стиле речи. Творчество М. Булгакова, анализ языка его произведений показывает, что система средств языковой выразительности и изобразительности расширяется благодаря включению в нее терминов. Это является свидетельством того, что терминология служит важным источником пополнения образных средств языка художественных произведений.
Часто образная функция терминологии в булгаковских текстах сопровождается одновременной оценкой описываемого, которая бывает разнообразной по своей предметной направленности и экспрессии.
В художественном тексте у термина могут появиться оттеночные варианты смысла, эмоциональные и стилистические наслоения, ему свойственны все те многоликие образно-эстетические смысловые повороты, которые обычное слово может получить в художественном тексте.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |