Уже первый исследователь текстов пьесы «Иван Васильевич» Я.С. Лурье, установивший практически все основные исторические источники и литературные цитаты в пьесе, отметил существование исторических анахронизмов в пьесе о путешествии в эпоху Ивана Грозного. Так, действующим лицом у Булгакова становится «Патриарх», между тем патриаршество на Руси еще не было установлено. Другим действующим лицом оказывается царица Марфа Васильевна Собакина, хотя на самом деле Марфа Собакина умерла в 1671 г.1 Эти анахронизмы можно было бы принять за вольность драматурга. Однако история создания других исторических сочинений Булгакова свидетельствует, что как историк он был не просто добросовестен, но скрупулезно следовал историческим фактам. Исторически достоверен мир «Дней Турбиных», по историческим деталям в «Беге» можно изучать путь отступления армии Врангеля в Крыму. Практически каждая смысловая фраза пьесы «Александр Пушкин» основана на том или ином свидетельстве из книги В. Вересаева «Пушкин в жизни» и других источников. Действующие лица пьесы «Батум» являются реальными героями событий, их имена лишь слегка изменены при окончательной доработке текста. Нарушение достоверности и последовательности исторических событий у Булгакова явление редкое и всегда связано либо с законами построения драматического действия, когда события спрессовываются в обозримом времени и пространстве, либо с замыслом, авторским истолкованием событий.
Как уже отмечалось, фигура Иоанна Грозного впервые появляется в рукописях Булгакова весной 1929 года: Иванушка в облике нищего встречает его выходящим из храма Василия Блаженного в Москве. Их встреча напоминает сцену с Юродивым из «Бориса Годунова» А.С. Пушкина. Но если пушкинский Юродивый произносит: «Нельзя молиться за царя-ирода...» Иванушка отвечает: «Помолюсь ужо за тебя, царь Иванушка...»
Историческая концепция, легшая в основу событий романа о Христе и Дьяволе, где исторические события тесно связаны с нравственным миром христианской вселенной, понятиями греха и раскаяния, сохраняется и в пьесе о путешествии во времени. Христианская идея возмездия, пронизывающая все творчество Булгакова, воплотилась и в гротескном мире «Ивана Васильевича». Реальная встреча Ивана IV с Салосом (юродивым) Николой произошла после зверского разорения опричным войском Новгорода во время Великого поста в феврале 1570 года, при вступлении царя во Псков. Звон колоколов псковских церквей остановили Иоанна, сказавшего: «...да престанут убийства!»
Звон колоколов из оперы Н.А. Римского-Корсакова «Псковитянка», звучащий в начале 2-й редакции текста пьесы, выявляет подспудную тему комедии о путешествии в условно-исторические времена: конец бессмысленного террора в России.
Драматург выбирает для визита жителей Советской России в Древнюю Русь 1580 год — самый тяжелый период Ливонской войны, когда царь-тиран, словно в оцепенении после казней, сдавал полякам и шведам один город за другим. В этом же году Иван IV женился на Магии Нагой, смерть сына которой прервала династию Рюриковичей.
Год спустя царь, в исступлении гнева, убил ударом посоха в голову старшего сына царевича Ивана. В этом выборе места и времени действия сказалась историческая интуиция Булгакова, предчувствовавшего и предсказавшего неизбежность возмездия за жертвы большого террора столкновение тоталитарных режимов Востока и Запада и невероятные потери, которые понесет Россия. Сарказм Булгакова заключался в том что само безумие Иоанна, превратившее его в жестокого деспота, и губителя подданных и родных, тирана, «кипящего яростью» (выражение Н.М. Карамзина), связано с кратковременным общением в «демонами», «ведьмами» и «бесами» — обычными гражданами республики трудящихся. На слова Шпака: «Мы на вас коллективную жалобу подадим!» Иоанн отвечает: «Да что в вас, в самом деле, бесы вселились? (Вынимает нож.)»
Булгаков сравнивает Москву тридцатых годов с искусственным миром — опричниной, искусственным царством, выдуманным Иоанном для оправдания террора. При этом древнерусские сцены трактуют события отнюдь не в пользу людей XX века. В этом смысле представляется точной высказанная Я.С. Лурье мысль о том, что в событиях пьесы «Иван Васильевич» заключена оценка Булгаковым тоталитарного режима: в тоталитарном обществе «короля играет окружение», поэтому даже такое ничтожное существо как Иван Васильевич Бунша с успехом заменяет лицо на троне.
В новой пьесе Булгаков остается верным одной из основных тем своего творчества тридцатых годов — исследованию деформаций, которые накладывают на психологию человека условия существования в тоталитарном обществе. Временные сдвиги и перелеты во времени, столкновения людей разных эпох выявляют дикость и бессмысленность предрассудков, пронизывающих обыденную жизнь жителей республики трудящихся и одно из свойств людей, существующих в условиях тоталитарного режима — привычку к смерти. Диалоги Милославского с дьяком Федором о его брате, «повешенном на воротах» и толмаче-немчине, которого «в кипятке сварили» приоткрывает одну из самых темных сторон человеческого сознания тридцатых годов.
К 1580 году опричнина на Руси была уже восемь лет как упразднена. Булгаков не только демонстрирует последствия террора — печальные потери русских земель в Ливонской войне, но и его разрушительные последствия для человеческого познания. При этом разница между царем Иваном и людьми XX века для Булгакова кардинальная: люди XX века убеждены, что поступают совершенно правильно, вырабатывая коммунистическое человечество из человеческого материала предыдущей эпохи. Иван Грозный, в отличие от них, наделен острым сознанием совершенного им греха, оно пронизывает каждую реплику царя, воспринимающего встречу с «демонами» как возмездие за грехи. Возможно, в тонкой иронии автора, сопутствующей приключениям Иоанна, сказались следы осмысления фигур современных ему властителей России.
Совершенно очевидно, что историческая неточность или исторических анахронизм у Булгакова всегда является способом оценки современных явлений, своеобразным эзоповым языком драматурга, одного из самых талантливых последователей Н.В. Гоголя и М.Е. Салтыкова-Щедрина. Так Жорж Милославский с необыкновенной легкостью сдает «интуристу», шведскому послу, город Кемь. Кемь не играла существенного значения в событиях Ливонской войны. В 1580 шведы «воевали», а в 1581 году взяли Нарву, крупный русский торговый город. Вместо Нарвы речь в пьесе идет о Кеми — городе, где находился пересыльный пункт Соловецких лагерей. Отдавая Кемскую волость, Милославский сопровождает свой поступок репликами, вполне истолковывающими ход его мыслей: «Да пущай забирают на здоровье!... Да кому это надо?... Забирайте, забирайте, царь согласен. Гут.»
Ограбление шведского посла, а затем Патриарха, вызывало у зрителей Советской России невольные ассоциации с экспроприацией ценностей, в том числе церковных ценностей и судьбой патриарха Сергия и русских архиереев, многие из которых закончили жизнь в Соловецких лагерях. Сцена бунта опричников, требовавших предъявить царя с криками: «Царя подменили!» — вызывает ассоциации с реальными событиями 1917 года. В июне 1917 года в Царское Село, где находился арестованный царь, прибыл представитель левых эсеров Мстиславский с требованием предъявить арестованного императора. Царь был Мстиславскому предъявлен. Возможно, в выборе имени героя пьесы вора по кличке «Солист» сыграли роль не только роман М.Н. Загоскина и известное место из «Ревизора» Н.В. Гоголя, но и название пьесы современного Булгакову драматурга Н. Мстиславского, автора пьесы «На крови».
Пересечение исторических параллелей, литературных ассоциаций событий древней и современной истории создают комедийную стихию пьесы и в то же время открывают подлинные мысли автора о событиях в России. Искажение человеческой природы, отсутствие сознания греха делает фигуры современников Булгакова подлинными марионетками с набором идеологических цитат. В их окружении Иоанн кажется единственным живым, реальным существом. Взгляд из эпохи «большого террора», вероятно, и изменил трактовку сцены с Юродивым в романе Булгакова по сравнению с трагедией Пушкина: «Помолюсь ужо за тебя, царь Иванушка...» — говорит полубезумному Иоанну нищий. Уже само сознание греха, осуждение убийства делает царя Ивана выше тиранов XX века. В новой пьесе о путешествии во времени роль исторически обреченного, неподвижного времени, Аида, играет Москва тридцатых годов. В этом кардинальное отличие трактовки прошлого Булгаковым и современной ему драматургией, например в фантастической пьесе Вс. Иванова «Вдохновение».
Примечания
1. Лурье Я.С. Иван Грозный и древнерусская литература в творчестве Михаила Булгакова. С. 316.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |