После сожжения рукописей и разговора со Сталиным 18 апреля 1930 года в жизни Булгакова произошли изменения. В мае он был принят режиссером-ассистентом во МХАТ. Весь 1930 год Булгаков работал над инсценировкой по роману Н.В. Гоголя «Мертвые души».
В 1931 году он написал пьесу «Адам и Ева» и инсценировку по роману Л.Н. Толстого «Война и мир» для МХАТ и БДТ в Ленинграде. Весной 1932 года начались репетиции «Кабала святош», и в это же время Булгаков получил заказ на роман-биографию Мольера от издательства «Жургаз». Рукопись романа была сдана в издательство через год — 5 марта 1933 г., а через месяц стало известно, что издательство отказывается от публикации романа по цензурным соображениям.
Вот тогда, после очередной неудачи, Булгаков принимается за старый сюжет. 16 мая 1933 года он заключил договор на пьесу с Ленинградским мюзик-холлом. 19 мая драматург писал из Москвы в Ленинград своему другу П.С. Попову: «Распространился слух, что ты уезжаешь в отпуск... А я? Ветер шевелит зелень возле кожной клиники, сердце замирает при мысли о реках, мостах, морях. Цыганский стон в душе. Но это пройдет. Все лето, я уже догадываюсь, буду сидеть на Пироговской и писать комедию (для Ленинграда). Будет жара, стук, пыль, нарзан...» (V, 489).
26 мая 1933 года Булгаков действительно начал работу над пьесой. В Архиве писателя в РГБ сохранился лист набросков к «Блаженству», на котором рукой Е.С. Булгаковой карандашом приписано:
«Первые заметки для пьесы «Блаженство». Начинает лист вполне определенная запись: «Комедия в 3-х актах». Далее Булгаков записывает варианты названия пьесы и имени главной героини:
«Елисейские поля: Елизиум, Золотой век. Аврора, Диана, Венера, Луна».
Далее следует набросок сцены в будущем. Имена персонажей еще не определены: Вор впоследствии получит имя Милославского, Жених — Фердинанда Саввича.
«Вор. Идет.
Жених. Здравствуйте.
Вор. Бонжур. (Пауза.) Что скажете, отец? (Пауза.) Может, что новенькое есть?
Жених. У меня сегодня пропал портсигар.
Вор. Запирать надо вещи. (Смотрит в окно.) Аэроплан полетел. Наверно, в Индию. Летают, летают целый день. (Раздраженно.) А то вот не запирают вещей, людей в грех вводите. А их потом по МУРам затаскают.
Жених. Ничего не понимаю.
Вор. Где вам понять! Нет, он не в Индию, он из Индии. Да, скучновато.
Дрянной пассаж. Я не агент, ты не вор. Халтурный человечишко.»1
С самых первых строк наброска Булгаков вкладывает в название пьесы явно иронический смысл. Он рисует в новой пьесе общество, противоречащее его собственным представлениям об идеале и Золотом веке. Отчасти это юмористическое переосмысления «Елизиума» могло быть связано с самим жанром задуманной для мюзик-холла пьесы — комедия. Булгаков был не первым из тех, кто использовал машину времени из мрачного романа Уэллса: его предшественники на этом пути демонстрировали на сценах мюзик-холлов «Чудеса XXI века» и «Чудеса XXX века». Для мюзик-холлов писали многие друзья Булгакова, известные драматурги, в том числе В. Катаев, Н. Эрдман, В. Масс, И. Ильф, Е. Петров. Путешествие в будущее с присовокуплением концертных номеров было известным приемом, создающим на сцене необычный, красочный и праздничный антураж.
Необходимость музыкальных и танцевальных номеров, яркая зрелищность мюзик-холла диктовали особые черты будущей пьесы: крепкий стремительный сюжет, характерные маски персонажей, частую смену декораций, предельную ясность текста. Но при всей любви Булгакова к легкому жанру (одним из его любимых актеров был Г. Ярон), способ однозначной подачи событий и отсутствие психологизма были чужды драматургу. К тому же тема задуманной пьесы волновала его слишком глубоко. В рукописи, появившейся позднее, действительно в двух местах были намечены дуэты: дуэт Авроры и Рейна и дуэт Радаманова и Марии Павловны. Однако текст этих двух дуэтов так и не был написан: начав работать, Булгаков стал писать комедию для драматического театра.
После появления наброска 26 мая 1933 года, пьеса о будущем вновь была отложена: во МХАТ начались репетиции «Бега». Булгаков участвовал в репетициях, искал музыку для спектакля, написал по просьбе театра варианты некоторых сцен и новый финал «Бега» — с самоубийством Хлудова. Работа над спектаклем продолжалась до 30 ноября 1933 года, когда стало известно, что «Бег» окончательно запрещен. Через несколько дней после очередной катастрофы Булгаков возвращается к пьесе о будущем.
8 декабря 1933 года в первой из трех бумажных тетрадей, где написана 1-я редакция пьесы «Блаженство», появляется окончательное название: «Блаженство». Затем на с. 1 Булгаков пишет наброски сцен с Милославским и на с. 2 — варианты имен действующих лиц:
«Фамилия Радаманфов (Радаманов)
Бондерор
Крейн
Рейн
Евгений Иванович
Милославский Жорж
Саввич (Жених)
Мария Павловна
Кличка для вора — ...»2
Через несколько дней, 16 декабря в этой же тетради появляется новая запись, которая выглядит как эпиграф к пьесе о будущем:
«...вдруг тот самый нос, который разъезжал в чине статского советника и наделал столько шуму в городе, очутился, как ни в чем не бывало, вновь на своем месте...» Гоголь — Нос.»
Сразу вслед за фрагментом из финала «Носа» начинается текст пьесы словами жены изобретателя Евгения Бондерора Марии Павловны: «Запишись в партию, халтурщик!»
Текст 1-й редакции расположен последовательно в трех тетрадях: в первой тетради — акты I и II (с. 1—72), во второй тетради — акт III (с. 73—125), в третьей тетради — акт IV (с. 127—153). В финале пьесы после слова «Конец» стоит дата окончания рукописи — «28.III.34. Москва»3.
6 марта 1934 года, в разгар работы над пьесой П.С. Попов писал Булгакову из Ясной Поляны: «2222-й год меня очень интересует. Я очень люблю и ценю чисто научное прозрение в будущее. Что Мольер?»4 По-видимому, этому письму Попова предшествовало письмо Булгакова, в котором рассказывалось о новой пьесе. Однако обнаружить его нам не удалось. 14 марта Булгаков отвечал Попову из Москвы: «Я, кроме всего, занимаюсь с вокалистами мхатовскими к концерту и время от времени мажу, сценка за сценкой, комедию. Кого я этим тешу? Зачем? Никто мне этого не объяснит.» (V, 502). Положение драматурга в эти дни по-прежнему было безрадостным. Из всех его пьес шли лишь «Дни Турбиных» на сцене МХАТ, возобновленные по приказу Сталина в 1932 году. 28 марта 1934 года, в четвертую годовщину письма, отправленного Правительству СССР, убийством идеолога Блаженства Фердинанда Саввича Булгаков закончил пьесу «Блаженство».
Эту первую рукописную редакцию, написанную без учета цензуры, драматург явно рассматривал как черновик. В тексте нет еще некоторых эпизодов. Например, последняя сцена I акта, в которой машина времени уносит героев в будущее: вероятно, драматургу еще не совсем ясно было устройство машины времени и то, как будет выглядеть перенесение во времени на сцене. Нет в I акте и сцены разговора изобретателя с соседкой, вместо нее с краткой репликой появляется «Женская голова», спрашивающая жену Рейна. Между тем стилистически эта неподцензурная рукопись была наиболее цельной и завершенной. В изображении Блаженства подчеркнуты черты общества полувоенного типа, с четко прорисованной иерархической структурой и жесткой субординацией отношений между персонажами. Радаманов, а вместе с ним и Саввич — безраздельные властители Блаженства. Лексика героев и сцены первомайской демонстрации не оставляют сомнений, что образцом драматургу послужила Советская Россия эпохи великого перелома. При этом Рейн, внезапно оказавшийся в 2222 году, в этой рукописи имеет очевидное сходство с автором пьесы и выражает его взгляды на устройство коммунистического общества. Булгаков даже поселяет Рейна в том доме на Большой Садовой, где жил он сам в первые годы своего пребывания в Москве и где впоследствии окажется «нехорошая квартира» в доме 302-бис в романе «Мастер и Маргарита». Бунша, звоня в милицию, почти точно называет первый адрес Булгакова:
«Двенадцатое отделение. Говорит секретарь домкома Кирва. Садовая десять. У нас в квартире тринадцать физик Рейн сделал машину»5.
Приехав в Москву, Булгаков жил в доме 10 по Большой Садовой в комнате своего зятя А. Земского6. Именно из этой комнаты его выселял домовый комитет (здесь кроется источник фразы в «Блаженстве» «Ваш Луковкин — палач» и описание компании Швондера в «Собачьем сердце»). Булгаков поселяет персонажей своих фантастических пьес по собственным адресам и адресам своих знакомых. Ефросимов в «Адаме и Еве» получает адрес Е.И. Замятина на улице Жуковского. Комната Адама и Евы, в которую можно залезть через окно со двора — точное описание одной из комнат квартиры Булгакова на первом этаже в доме № 35-а по Большой Пироговской в Москве. Дав Рейну собственный адрес на Садовой, драматург изменяет лишь номер квартиры: сам Булгаков и Татьяна Николаевна Лаппа жили в квартирах 50, а затем 34 дома № 10 по Большой Садовой. В окончательном тексте утверждается вымышленный адрес Рейна в Банном переулке в Москве.
В первой рукописной редакции присутствует персонаж, который исчезает в других редакциях пьесы. Это жена изобретателя Мария Павловна, о которой Саввич, говоря о вырождении человеческого рода в XX веке, замечает: «У нее асимметричное лицо!» Эта фраза заставляет вспомнить один из театральных снов Максудова в «Записках покойника (Театральном романе)»: «...сизый дым, женщина с асимметричным лицом, какой-то фрачник, отравленный дымом, и подкрадывающийся к нему с финским отточенным ножом человек с лимонным лицом и раскосыми глазами» (IV, 519). Авторское воспоминание о «Зойкиной квартире» дает основание предположить, что путешествие людей XX века в мир коммунистического совершенства в какой-то мере отражает судьбу героев булгаковских пьес двадцатых годов. Институт гармонии признает путешественников из двадцатого века неполноценными и вредными для идеального общества Блаженства. Неполноценными и вредными для социализма были признаны рапповской критикой и живые характеры булгаковских пьес, прототипами которых были реальные люди его времени. С самого начала работы над пьесой в нее вошла театральная игра, обусловившая оригинальность и внутренне полемичность булгаковского текста. В имени Председателя Совета Народных Комиссаров прочитывается имя царя Радаманфа из оды Пиндара «Остров Блаженных»7. В имени директора Института Гармонии соединились имена романтического любовника Фердинанда из «Коварства и любви» Ф. Шиллера8 и нигилиста Саввы из пьесы Л.И. Андреева «Савва»9. Вор и убийца получает имя боярского рода Милославских, а бывший князь изъясняется языком газетных передовиц и растерянно сообщает: «...теряю темпы»10, явно используя название одной из самых репертуарных пьес конца двадцатых — начала тридцатых годов — «Темпа» Н. Погодина. Столкновение в ткани пьесы традиционных культурных символов и черт русской сатирической драматургии с приметами советских пьес того времени создает особый сценический мир. Потерпевший театральную катастрофу драматург смотрит на современность сквозь «магический кристалл» театральности. Условность театральной игры, обилие театральных цитат в «Блаженстве» дает тот же эффект, что перевернутый бинокль Бегемота: современность предстает в иных масштабах, современники — в новых соотношениях, раскрывая невидимую обычно суть происходящего.
Первая же сцена рукописи прямо связана с реальными событиями тридцатых годов и отражает отношение к ним автора. Главный герой в первых сценах назван Евгений (иногда — Александр) Иванович11 Бондерор (в окончательном тексте Евгений Николаевич Рейн):
«Мария Павловна. Когда я выходила за тебя замуж, я думала, что ты живой человек. Но я жестоко ошиблась. В течение нескольких лет ты разбил все мои надежды. Кругом создавалась жизнь. И я думала, что ты войдешь в нее.
Евгений. Вот эта жизнь?
Мария Павловна. Ах, не издевайся. Ты — мелкий человек.
Евгений. Я не понимаю, в конце концов, разве я держу тебя? Кто, собственно, мешает тебе вступить в эту живую жизнь? Вступи в партию. Ходи с портфелем. Поезжай на Беломорско-Балтийский канал. И прочее.
Мария Павловна. Наглец! Из-за тебя я обнищала. Идиотская машина, ненависть к окружающим, ни гроша денег, растеряны знакомства... над всем издевается... Куда я пойду? Ты должен был пойти!
Евгений. Если бы у меня был револьвер, ей-богу, я б тебя застрелил.
Мария Павловна. А я жалею, что ты не арестован. Если бы тебя послали на север и не кормили бы, ты быстро переродился бы.
Евгений. А ты пойди донеси. Дура!
Мария Павловна. Нищий духом! Наглец!»12
Во время объяснения с мужем Мария Павловна хочет сказать ему всю правду. Правда ее облечена в лексику времени, несущуюся из громкоговорителей, принятую на идеологическом фронте и перешедшую из газет в быт. Она была глубоко чужда Булгакову и тому русскому языку, на котором он говорил и писал. Характерно, что в сценах Блаженства употребление высокой лексики в обыденной речи свойственно Саввичу. В «Адаме и Еве» — это стиль Дарагана.
В подоплеке первой сцены пьесы лежит реальный эпизод. Сестра Булгакова Надежда Афанасьевна Земская сообщила ему, что один из родственников ее мужа сказал:
«Послать бы Булгакова на три месяца на Днепрострой, да не кормить, тогда бы он переродился.
Миша:
— Есть еще способ — кормить селедками и не давать пить»13. Писатель точно указал один из самых распространенных методов воспитания в лагерях ГУЛАГа14.
После ссоры супругов Мария Павловна уходит из дома. Затем, вернувшись, случайно попадает в поле действие машины времени и вслед за своим мужем, Милославским и Буншей переносится в Блаженство. В первоначальном замысле пьесы этот образ играл существенную роль. В Блаженстве у Марии Павловны завязывается роман с Радамановым. Действие пьесы концентрируется вокруг двух влюбленных пар: Аврора — Рейн и Радаманов — Мария Павловна. Их дуэты и наметил Булгаков в первоначальной рукописи. Жене изобретателя принадлежат чрезвычайно важные реплики, характеризующие людей, живших в России тридцатых годов XX века:
«Мария. ...Меня поражает выражение лиц здешних людей. В них безмятежность.
Радаманов. Разве у тогдашних людей были другие лица?
Мария. Ах, что вы спрашиваете? Они отличаются от ваших так резко...
Ужасные глаза. Представьте в каждых глазах или недоверие, или страх, или лукавство, или злобу и никогда смех.»15
В финале пьесы Мария Павловна единственная из всех путешественников во времени остается в Блаженстве. Во 2-й и 3-й редакциях пьесы этот образ отсутствует, исчезают сцена ссоры супругов в начале акта I и диалоги Радаманова с Марией Павловной, в частности, разговор, характеризующий скрытые черты внешнего великолепия Блаженства:
«Мария. ...Я только сейчас сообразила, как высоко мы над землей.
Ведь, наверное, если броситься вниз, то что будет?
Радаманов. Вы умрете, не долетев до нижней галереи. (Пауза.) Так говорят врачи. Я сам не падал. (Пауза.)»16
Внешний вид искусственного рая характеризует терраса на огромной высоте над землей и обилие мраморных колонн. «Прощайте, мраморные колонны!» — кричит Аврора, улетая в XX век17. В 1-й редакции Бунша, чтобы подслушать происходящее на Совете Народных Комиссаров, залезает на колонну (впоследствии этот эпизод исчезает). Возможно, на создание облика Блаженства в пьесе повлиял внешний вид украшенного многочисленными колоннами дворца марсианского правителя в фильме Я. Протазанова «Аэлита», одном из самых популярных фильмов двадцатых годов, имевшем грандиозную рекламу.
Сцены в будущем Булгаков начал писать с третьего акта, начатого в новой тетради, куда вошли сцены скуки людей XX вена в Блаженстве, в частности, эпизод с неудачным полетом в Индию, намеченный еще в наброске к пьесе 26 мая 1934 года, и разговор Радаманова с Женихом (Саввичем) об измене невесты. Лишь в этом акте Аврора вначале названа Астреей. Рядом с заголовком «Акт III» Булгаков поставил знак вопроса, так как структура пьесы была еще не до конца определена.
В первой тетради рукопись сначала была написана до сцены второго испытания машины времени и появления царей. Прежде Иоанна Грозного в комнате изобретателя появлялся другой царь — Николай I.
Размышления Булгакова о собственной писательской судьбе при написании пьесы о нищем и гонимом гении, своеобразно преломились в эпизоде с Николаем:
«Николай I (выходит).
Бунша. Не надо нам царей.
Бунша (у телефона). В доме № 151 в Жакте 900 появился император. Считаю долгом потребовать милицию, потому что я за это отвечаю.
Секретарь Бунша — Окаян — Корецкий. Нет, не князь я, не князь, сын кучера. Корецкий. Слушаю.
Бондерор (вырывая трубку). Сию минуту!.. Кретин!..
Бунша. Караул!! Меня контрреволюционер душит!
Николай I. Что это за шут гороховый? Что это за наряд?
Бондерор. Это пиджак.
Николай I. Пиджак?»18
В 1833 году, ровно за сто лет до событий булгаковской пьесы, Николай I пожаловал великому Пушкину низшее придворное звание камер-юнкера. Всякий раз, как Пушкин появлялся на придворных балах во фраке, это вызывало гнев императора. Мундир — знак принадлежности к государственной иерархии и законопослушания. Штатская одежда Пушкина, как и пиджак Бондерора, явная примета оппозиционности официальной власти, отказ послужить. Однако Булгаков зачеркнул сцену с Николаем I и поверх нее написал «Явление Иоанна Грозного» в том виде, в каком эпизод вошел во все тексты «Блаженства» и позднее в пьесу «Иван Васильевич»: Иоанн диктует дьяку послание игумену Козме в Кирилло-Белозерский монастырь. (В этом явлении Бунша назван Кирвой).
Эпизод с царями не занимает, на первый взгляд, важного места в структуре «Блаженства». Но это не так. С таким же успехом изобретатель мог бы попасть во времена Тиберия или Генриха IV. Суть этих эпизодов в том, чтобы заложить в сознании зрителя вектор именно русской истории, к которой имеют непосредственное отношение события в Блаженстве: Советская республика трудящихся — шаг на пути к тоталитарному раю Блаженных земель. В этом смысле фигура Николая I, главы российской бюрократической машины, не совсем устраивала Булгакова. Он обращается к допетровскому времени, к образу одного из последних Рюриковичей. Самобытная фигура Иоанна, одного из творцов русского государства, как нельзя лучше контрастировала с внеисторичным и вненациональным миром Блаженства. Скачок во времени от русской старины к Блаженству наглядно объяснял идею самого Булгакова: путь к искусственным, чуждым идеалам ведет к забвению собственной истории и гибели России. Этим замыслом объясняются и старинные княжеские имена спутников Рейна — Милославский и Бунша. Сарказм Булгакова заключается, в частности, в том, что само безумие Иоанна, сделавшее его жестоким деспотом и губителем своих подданных вызвано кратковременным общением с «демонами» — обитателями республики трудящихся.
В финале 1-й редакции во время бегства людей XX века происходит убийство Фердинанда Саввича:
«Саввич. Ах, вот что! Остановите машину!
Рейн. Назад! Или я вас убью!
Саввич. Нет! Аврора! Я тебя не выпущу! (Бросается к аппарату, кричит: «Тревога!») (Рейну.) Негодяй!
Рейн. Милославский!
Милославский ударяет ножом Саввича, тот падает.
Рейн. Что ж ты наделал? »19
В следующих редакциях пьесы этот эпизод исчезает.
Работу над 2-й редакцией «Блаженства» Булгаков начал сразу вслед за окончанием черновика. Текст ее написан рукой Булгакова в черной коленкоровой тетради (с. 1—146). На первой странице значится: «Михаил Булгаков. Блаженство. Пьеса. Москва. 1933—1934».
На второй странице дан полный список действующих лиц. Два персонажа — Ольга Николаевна Рейн и Боярин впоследствии вычеркнуты:
«Действуют:
Евгений Львович Рейн.
(Ольга Николаевна Рейн).
Соседка.
Юрий Милославский, по прозвищу Солист.
Бунша-Корецкий, секретарь домоуправления.
Иоанн Грозный.
(Боярин.)
Опричник.
Стрелецкий голова.
Михельсон, гражданин.
Милиция.
Гость.
Граббе, профессор медицины.
Радаманов.
Аврора.
Саввич.
Анна.
Действие происходит в разное время.»20
В тексте 2-й редакции, написанном подряд, разметка на акты не сделана. Синим карандашом Булгаков обозначил семь картин пьесы. Картина I соответствует I акту 1-й редакции, в котором события происходят в XX веке, начинается ремаркой: «Общая передняя с телефоном...» (с. 3—26). Картина II соответствует II акту 1-й редакции и включает сцены возвращения Авроры, ее встречи с отцом и Саввичем и прилет людей XX века, начинается ремаркой: «Та часть Москвы Великой...» (с. 27—48). Далее картины не соответствуют актам первоначальной рукописи. Картина III — «Ночь майского карнавала» (с. 50—76). Картина IV начинается ремаркой: «Рейн в рабочей одежде у своего аппарата...» Следует объяснение Рейна с Авророй (с. 82—110). Картина V проходит в той же декорации, Рейн вновь у своего аппарата, следует объяснение его с Радамановым о возможностях изобретения и о том, кому оно должно принадлежать (с. 111—126). Картина VI рисует финальные сцены в Блаженстве, начинается ремаркой:
«На той же площадке. Утро. Анна с Жоржем...» (с. 127—141). Картина VII рисует возвращение героев в XX век: «Комната Рейна. Заплаканный и растерзанный Михельсон и милиция. Пишут протокол.» (с. 142—146)21. На с. 145 обозначена «Сцена между Авророй и милицией». На с. 149—159 автор делает наброски к картине II, значительно сокращая ее, здесь Радаманов — «в домашней одежде». На с. 159—160 сделаны выписки об Иоанне Грозном.
По всему тексту пьесы есть несколько подчеркиваний красным карандашом. Подчеркнута первая ремарка со светящимся кольцом вокруг машины времени в картине I; реплика Авроры, обращенная к Саввичу: «Мне скучно, бес» (с. 37); фраза Рейна «Иоанн Грозный остался в Москве» в картине III (с. 69); обозначение ненаписанной сцены между Авророй и милицией (с. 145) и, среди выписок об Иоанне Грозном выражение «прыщ смертный...», вошедшее затем в текст Иоанна в пьесе «Иван Васильевич». На наш взгляд эти подчеркивания относятся к началу переработки Булгаковым пьесы «Блаженство» в пьесу «Иван Васильевич» и появились позднее весны 1934 года.
В конце рукописи пьесы в черной коленкоровой тетради стоит дата: «11 апреля 1934 г. Москва».
Все три редакции пьесы сохраняют единые структурные сочленения. Главные герои встречаются в комнате Рейна (Бондерора в 1-й редакции), когда он пробует действие своей машины времени. От первого ее включения исчезает стена в квартиру Михельсона и в комнате появляется Милославский. Второе включение машины срабатывает во времени и на сцене оказывается Иоанн Грозный, диктующий дьяку. Наконец, третье включение машины происходит в суматохе, без участия V Рейна, и герои попадают в 2222 год. В сценах будущего во всех редакциях действуют одни и те же герои: Радаманов, Саввич, Аврора Радаманова, секретарь Анна и доктор Граббе. Внезапно вспыхивает любовь Авроры к Рейну и она отказывает своему жениху Саввичу. Далее, усилиями директора Института гармонии, у людей XX века начинаются неприятности: у Рейна отбирают аппарат, Милославского и Буншу объявляют больными, всех их решено изолировать. Герои решают бежать обратно, в чем им помогают Аврора и Анна. Милославский, наконец, возвращает Рейну «золотой ключик» и друзья переносятся в Банный переулок, где встречаются с милицией, составляющей протокол. Всех их забирают в отделение.
Во время работы над 1-й редакцией пьесы Булгаков не был связан никакими обязательствами: договор с Ленинградским мюзик-холлом на «эксцентрическую синтетическую трехактную пьесу», заключенный в мае 1933 года, 16 июля того же года был расторгнут22. Однако к моменту начала работы над 2-й редакцией текста Булгаков уже имел новый договор: 23 марта 1934 года он заключил договор на комедию в трех актах с московским Театром сатиры. Срок сдачи пьесы предполагался 15 мая 1934 года23.
Наличие договора объясняет изменения, произошедшие с текстом «Блаженства» в начале апреля: драматург не просто дорабатывал текст пьеса явно прошла первый этап автоцензуры.
Прежде всего из пьесы исчезла жена изобретателя Мария Павловна, а вместе с ней первая сцена ссоры супругов с разговором о доносе и Беломоро-Балтийском канале, и линия любовных отношений Радаманова и женщины XX века, отчего сильно сократился III акт (картины III, IV и V 2-й редакции). Это «изгнание» Марии Павловны из пьесы, явно по цензурным соображениям, напоминает муки Максудова в «Театральном романе»: «...стоило наметить что-нибудь к изгнанию, как все с трудом построенное здание начинало сыпаться, и мне снилось, что падают карнизы и обваливаются балконы, и были эти сны вещие. Тогда я изгнал одно действующее лицо вон, отчего одна картина как-то скособочилась, потом совсем вылетела...» (IV, 455).
Исчезает из текста пьесы обширный диалог двух властителей «Блаженства» о совершенствовании биологической природы человека в совершенном обществе будущего — эти идеи сильно занимали умы современников Булгакова. Не случайно необычайные биологические эксперименты лежат в основе двух фантастических повестей Булгакова «Роковые яйца» и «Собачье сердце». Его заменяет любовная сцена Авроры и Рейна (картина IV).
Наконец, Булгаков исключает из пьесы убийство Фердинанда Саввича Милославским. Во 2-й редакции в финале, в сцене бегства, Рейн лишь грозит Саввичу и Радаманову револьвером.
Эти три основные купюры разрывают полностью связь текста пьесы с современностью. Во второй редакции гораздо более тщательно прописаны диалоги героев. Однако события пьесы приобретают явно абстрактный характер. В 1-й редакции поведение людей XX века в будущем было явно обусловлено их положением в прошлом — в этом смысле «Блаженство» композиционно совпадает со структурой пьесы «Клоп». Исключение во 2-й редакции сцены Рейна с женой, Рейна с Милославским, сокращение сцены Рейна с Буншей приводит к тому, что в будущее попадают персонажи гораздо менее подробно очерченные, и это снижает зрительский интерес к событиям в Блаженстве. Явно блекнет с исчезновением Марии Павловны образ Радаманова. Практически его роль сокращается очень значительно: исчезают диалоги Председателя Совета Народных Комиссаров с Саввичем и Марией Павловной, которые составляли половину III акта 1-й редакции. Их заменяют во 2-й редакции сцена Авроры и Рейна (картина IV), мало что добавляющая к событиям пьесы; герои решают вместе совершать путешествия во времени. Исчезают и сцена тоски Радаманова в начале II акта, и сцена первомайской демонстрации, где он выступает как подлинный глава общества Блаженных Земель. В 1-й редакции Радаманов вместе с Рейном, Авророй и Марией Павловной оказывался, в сущности, противником Саввича. Во 2-й редакции конфликт между ними в значительной степени стерт. Действие в Блаженстве сосредотачивается вокруг отношений Авроры с Рейном и Саввичем, которые, по сути, ясны с самого начала II акта. Традиционная комедийная конструкция, основанная на двух любовных дуэтах с добавлением похождений Арлекина и Панталоне (Милославский и Бунша), рушится с исчезновением линии Радаманов — Мария Павловна. В то же время важная в 1-й редакции линия отношений главы Блаженства с гением Рейном, тот конфликт чувства и долга, личных прав и государственных обязанностей, который затрагивал важнейшие проблемы времени, теряет свой драматизм. В первоначальной рукописи вопрос о значении и возможности использования машины времени, в сущности, решали оба героя — и глава правительства, и изобретатель. Рейн добровольно приходил к согласию с интересами общества, и лишь фанатизм Саввича, угрожавший его жизни, заставлял Рейна нарушить слово и бежать. Саввич, своеобразный архиепископ Шаррон Блаженства, доводил идею совершенствования общества до абсурда — до абсурда, до необходимости изоляции и насильственного «лечения» и «перевоспитания» несовершенных. Исключение монологов Саввича, его оценки людей XX века во 2-й редакции приводит к тому, что все поведение директора института Гармонии легко объясняется мстительностью неудачливого жениха и это, несомненно, обедняет содержание сцен в «Блаженстве».
Значительны и более мелкие изменения, сделанные в тексте драматургом24. Поначалу присутствие жены изобретателя предполагалось. В списке действующих лиц она названа Ольгой Николаевной Рейн. В начале картины I для нее написана реплика: «Ольга. Включись в живую жизнь, халтурщик!» (Вместо реплики Марии Павловны «Запишись в партию, халтурщик!»). На слова жены Рейн отвечает: «Что с тобой? Ты ругаешься?» Затем этот диалог вычеркнут, и пьеса начинается длинным разговором Рейна с соседкой, которая стучится в дверь со словами «Товарищ Рейн» и узнает, что его жена «Ушла к любовнику». В речи Бунши появляются актуальные фразы: «Заклинаю вас, заплатите за квартиру. А то наш дом на черную доску попадет». «Бунша. Куда она выехала? Рейн. Я не знаю. Бунша. Я сам узнаю и тогда выпишу.» В 1-й редакции машина времени проявляла себя лишь чудесным звуком. В 2-й: «В воздухе вокруг Рейна и механизма начинает возникать слабо мерцающее кольцо». При появлении Иоанна, кроме мерцающего кольца «слышится церковное складное пение и тягучий колокольный звон». Описание Иоанна подробнее и сделана отсылка к с. 159, где рукой Е.С. Булгаковой зафиксированы выписки «Об Иоанне Грозном». Фрагменты из послания Козме идентичны, но вместо «Боже мой!» Рейн восклицает: «О, какая минута! Бунша! Это Иоанн Грозный!» Далее в тексте Иоанна появляются новые строки: «Мне, скверному душегубцу, ох!» «Кровь на мне! Ох мне!» Рейн несколько грубовато погоняет царя: «Назад в палату! Назад!» и тем спасает.
В 1-й редакции Милославский появляется из квартиры Михельсона в цилиндре, с часами в руках. На вопросы отвечает кратко и испуганно. Во 2-й редакции он явно старше, держится более солидно и уверенно, надевает шляпу, пальто Михельсона, сразу определяет стиль мебели — «ампир». С другой стороны, Рейн уже не задает Милославскому опасный вопрос: «Какой царь царствует сейчас в России?» Вместо этого интересуется: «А в каком году вы родились?» Многие мысли, остроты и даже эпизоды 1-й редакции в этом тексте уходят в подтекст.
Сцена перенесения во времени, завершающая I акт, здесь написана полностью, оно происходит внезапно, когда Рейн чинит машину: «Отходит, ищет инструмент. В ту же минуту вспыхивает кольцо, потом лопается, раздается удар литавр, затем музыка.
Рейн. Что вы наделали?!...
Поднимается вихрь.
Бунша. Караул!
Вихрь втаскивает Буншу в кольцо. Он исчезает...»25 и т. д.
Далее Михельсон звонит в милицию. Милиция, как всегда у Булгакова, реагирует очень деловито, но безлично:
«Милиция. Без паники, гражданин. Кто звонил? Товарищ Сидоров, на черный ход.»
Технические познания Булгакова характеризует любопытная деталь. Инструмент который ищет Рейн, оказывается стамеской: «Признавайтесь, кто из вас двух, чертей, тронул машину, пока я искал стамезку?» (так в рукописи) — спрашивает Рейн в следующей картине. Между тем стамеска — мелкий столярный инструмент.
В картине II исключена сцена беспокойства Радаманова о дочери и ее необычном характере, которая начиналась словами: «Люблю закат в Блаженных Землях...» Исчезают слова Радаманова о собственной тоске, взволнованный разговор с телефонистом, размышления о музыке «Полета валькирий». На вопрос Радаманова о дочери сразу звучит голос: «Прилетела». В общении Радаманова с секретарем исчезают черты военной субординации. Секретарь, изъяснявшаяся в манере, напоминающей женщину-курьера, разносившую телеграммы-молнии в «Мастере и Маргарите», превращается в очаровательную Анну, закончившую университет в «Блаженстве». Радаманов обращается к ней с просьбой: «Анна, дайте мне ваши подснежники». Напряженный и деятельный стиль времен военного коммунизма исчезает, речь персонажей смягчается, действие замедляется, контуры абстрактного Блаженства уже не напоминают героическую Россию двадцатых годов, но приобретают черты сцен из жизни хорошего общества. Здесь Милославский и Бунша появляются на первомайском празднике во фраках.
Диалоги Авроры с отцом и женихом прописаны полностью, отточены. Однако в тексте ее исчезает важная фраза: «Ведь я же не подписывала контракт на то, что мне всегда будет весело.» Объяснение Саввича в любви напоминает текст Адама в первой сцене «Адама и Евы»: «...и сегодня, лишь только я проснулся, радость охватила меня. Все веселило меня сегодня, а когда я поднялся сюда к Вам, в Блаженство, она совершенно затопила меня. Посмотрите, как сверкают колонны, как прозрачен воздух! Человечество счастливо. Я гордился тем, что я один из людей...»26 У Авроры же появляется предчувствие, что что-то должно случится. Она рассказывает жениху сон о разбойниках, которые будто бы его зарезали. Саввич обещает вылечить ее. Таким образом подлинное убийство Саввича в 1-й редакции здесь переходит в область сновидений. При этом Аврора обращается к жениху с многозначительной фразой: «Мне скучно, бес!» Поскольку речь у влюбленных идет о комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», возможно предположить, что и эта реплика героини — сознательная или бессознательная цитата из сочинения того же времени (первая строка «Сцены из Фауста» А.С. Пушкина). Сразу вслед за ней раздается: «Глухой пушечный удар,» и Саввич произносит: «Сигнал. К началу празднеств.» Так начинается в Блаженстве праздник Первомая — ночной карнавал.
Сцена приветствий Рейна на первомайском празднике гораздо обширнее в 1-й редакции. Во 2-й это просто костюмированный бал.
В 1-й Рейна уводит к танцующим Аврора и «Фердинанд выходит мрачен». Во второй его провожает Анна «в бальном платье». Драматург явно пытается растянуть любовную интригу и усилить роль Анны, увлекшейся затем Милославским. Однако замена явно неравноценна. Мария Павловна обладала необычной судьбой, своеобразным характером и явной независимостью: именно ей принадлежала краткая и яркая характеристика Саввича — «Ревнивый дурак!» Анна так и остается не участником, а свидетелем событий, безликим и безвольным существом, не имеющем собственной цели.
На карнавале происходит первый разговор Саввича с Радамановым, идентичный краткой редакции окончательного текста, за исключением первой реплики Фердинанда: «Я поражен, я раздавлен, я ничего не понимаю. (Пауза.) Скажите мне, Радаманов, какие последствия может все это иметь?... Да ведь этого же не может быть!» Характер отношений жителей Блаженства между собой прекрасно демонстрирует текст доктора Граббе, обращенный к Бунше и Милославскому на балу: «Разрешите мне выслушать ваши сердца? Анна, простите, одну минуточку, и вы можете флиртовать дальше...»
Начало диалога Рейна и Авроры различно во всех трех редакциях. В 1-й Рейн говорит о войнах, предшествовавших появлению Блаженства. Во 2-й: «Иоанн Грозный остался в Москве. Я его видел также близко, как вижу вас. Спутанная нечесанная бороденка, с посохом...»
Аврора. И он выбежал в квартиру?
Рейн. Да, я бросился его ловить. Поймал и загнал обратно!»
Во 2-й редакции сцена второго появления Саввича явно связана с репликой Авроры «Мне скучно, бес!» и навеяна эпизодом появления Мефистофеля с репликой «Вот и я!» в опере Ш. Гуно «Фауст»: «Бьет полночь и входит Саввич.
Аврора. Полночь. Вот мой жених.»
В 3-й сокращенной редакции и реплика Авроры и эта сцена исчезают. Ночь первомайского карнавала заканчивается выступлением Милославского и репликой обокраденного им Гостя «Противный писатель этот Толстой!» После картины III написано в скобках слово: «(Пушки?)» — что превратится в финальную сцену с пушечной стрельбой в 3-й редакции. И в 1-й и во 2-й редакции сохраняется сцена с полетом в Индию, которую не захотел видеть Милославский, затосковавший по Москве. В речи Бунши появляются новые реплики, характеризующие советский стиль тридцатых годов. Упрекая Радаманова, что бюрократизм не изжит, Бунша добавляет: «...а пора бы на триста пятом году революции.» (картина IV). В 1-й редакции в разговоре Рейна с Радамановым звучат слова «Я пленник!» и «наш дорогой гость», позволяющие услышать в этом эпизоде скрытую цитату из сцены Кончака и князя Игоря в опере А.П. Бородина «Князь Игорь»27. Во 2-й редакции текст сцены сокращается, речь персонажей становится деловитой, современной, а позиции явно непримиримы: «Рейн. Позвольте! Я человек иной эпохи. Я — дик, возможно. То, что вы говорите, может быть и правильно, но мне чуждо»28. В свою очередь Радаманов здесь гораздо более крупный чиновник, чем «человек просто», со своими слабостями и страстями, каким он нарисован в 1-й редакции: «Кто знает, — говорит он Рейну, — кто может прилететь к нам из этого века, быть может, на ваших же плечах. Вот о чем подумал прежде всего Наркомат безопасности, и он был совершенно прав.» (картина V).
Значительно расширены во 2-й редакции сцены с Авророй. Отчасти меняется и ее характер, в нем появляются энергичные, деятельные черты. В первой редакции в финале III акта она говорит:
«Ты не отец, ты сват и кум, ты Фигаро севильский цирюльник и пушистый ковер»29. Во 2-й редакции в ее речи появляются требовательные ноты, свойственные идеальным героиням современных Булгакову пьес: «Они могут лететь куда угодно, но только ты требуй, чтобы первый полет был совершен в древность. Я хочу видеть твою жизнь!» «Это мой муж. И я совершу полеты с ним. Я добьюсь этого, имейте в виду.»30
13 апреля Е.С. Булгакова писала в своем дневнике: «Вчера М.А. закончил комедию «Блаженство», на которую заключил договор с Сатирой. Вчера же у нас была читка, не для театра еще, а для своих. Были: Коля Лямин, Патя Попов, который приехал на три дня из Ясной Поляны, Сергей Ермолинский и Барнет. Комедия им понравилась.»31 Кроме того, что похвалы друзей Булгакова были на этот раз скромны — в иных случаях Елена Сергеевна старательно записывала все услышанные эпитеты, заметим, что слова «закончил комедию» относятся именно ко второй рукописи «Блаженства». То есть ни сцена ссоры супругов Рейн и слова о доносах, ни монологи Саввича о полноценных и неполноценных членах общества, об «атавизме», зове предков и путях совершенствования человеческой породы на этом чтении не звучали. И все же отзывы друзей в отношении цензурной «проходимости» пьесы были, по-видимому, нерадужны. Булгаков постоянно жил под угрозой запрещения его произведений, зафиксированной в «Театральном романе» фразой Ликоспастова на дружеской вечеринке: «Об «пропустить» не может быть и речи!» (V, 408), и чтение в узком кругу имело, в частности, цель узнать дружеское мнение на этот счет. 14 апреля Е.С. Булгакова записывает: «Из Управления зрелищными предприятиями звонок: дайте сообщение о Вашей новой пьесе. М.А. отказал. М.А. правит «Блаженство», диктует мне. Весь город говорит о челюскинцах»32.
В этой записи речь идет о следующей переделке текста, в результате которой он был значительно сокращен и вновь разбит на четыре действия. Появился текст, который принято называть 3-й редакцией пьесы «Блаженство». Он имеет подзаголовок «Сон инженера Рейна» и датирован 23 апреля 1934 года, это машинопись, которая сохранилась в Архиве М.А. Булгакова в РГ33 — с перепечаткой текста связаны, вероятно, слова Е.С. Булгаковой «диктует мне», так как первая и вторая рукопись написаны, в основном, самим Булгаковым.
Жена драматурга воспринимает работу над пьесой как естественный процесс: Булгаков не переделывает, а правит «Блаженство». Это момент необычайно важный, так как переделки, которые Булгаков вынужден был предпринять против воли, в дневнике оговариваются всегда особо. Между тем, пьеса явно прошла еще один этап автоцензуры, усиленной, возможно, советами близких друзей. Безжалостно сокращены роли Саввича и Радаманова, блистательные, но опасные реплики Бунши и Милославского, сцена первомайской демонстрации сведена до двух реплик, сокращена роль Анны, диалоги Радаманова и Рейна и Рейна и Авроры. Исчезли упоминания о вещих снах и бесах, о Чацком и «Горе от ума», о «Полете валькирий» из «Кольца Нибелунгов» Р. Вагнера и «дорогом госте». Фабула пьесы сохраняется, но побудительные мотивы поступков персонажей становятся не до конца ясны. Конфликт гения Рейна с идеальным обществом выглядит случайностью, а его столкновение с Саввичем — столкновением соперничающих женихов — не случайно в финале 3-й редакции Радаманов спокоен и надеется на возвращение Авроры и Рейна. Фраза Рейна, обращенная в 1-й редакции к Саввичу: «...вы счастливы тем, что вы, отвергнутый любовник, сошлете меня» — в 3-й редакции невозможна. Все, что привязывало события в Блаженстве к современности, здесь из пьесы исключено.
Структурно 3-я редакция основана на семи картинах 2-й: первые две картины составляют 1-е действие, картина III — 2-е действие, картины IV и V — 3-е действие, картины VI и VII — последнее 4-е действие. Этот сильно сокращенный и «приглаженный» текст был представлен в Театр сатиры и 25 апреля 1934 года прочитан труппе.
Чтение закончилось провалом: актеры не восприняли комедию, театр ее не принял. 1 мая Е.С. Булгакова записала в дневнике:
«25 апреля М.А. читал в Сатире «Блаженство». Чтение прошло вяло. Просят переделок. Картины «в будущем» никому не понравились. Вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин Вас. Мих., Калинкин (директор), Поль, Кара-Дмитриев и Милютина. Встретил их М.А. лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину. Вечер прошел приятно. Все они насели на М.А. с просьбой переделок, согласны на длительный срок, скажем, на четыре месяца. (Ведь сейчас М.А. должен работать над «Мертвыми душами» для кино.)
Им грезится какая-то смешная пьеса с Иваном Грозным, с усечением будущего...»34
Это был, в сущности, единственный случай непринятия пьесы театром, если говорить о московском периоде его драматургического творчества Булгакова. После неудачного чтения он писал В. Вересаеву:
«Дорогой Викентий Викентьевич! На машинке потому, что не совсем здоров, лежу и диктую... Все дни, за редкими исключениями, репетирую, а по вечерам и ночам, диктуя, закончил, наконец, пьесу, которую задумал давным-давно. Мечтал — допишу, сдам в Театр Сатиры, с которым у меня договор, в ту же минуту о ней забуду, и начну писать киносценарий по «Мертвым душам». Но не вышло так, как я думал. Прочитал в Сатире пьесу, говорят, что начало и конец хорошие, но середина пьесы совершенно куда-то не туда. Таким образом, вместо того, чтобы забыть, лежу с невралгией и думаю о том, какой я, к лешему, драматург! В голове совершеннейший салат оливье: тут уже Чичиков лезет, а тут эта комедия. Бросить это дело нельзя; очень душевно отнеслись ко мне в Сатире. А поправлять все равно что новую пьесу писать. Таким образом, не видится ни конца ни края.» (V, 502)
О том же чтении «Блаженства» в Театре Сатиры Булгаков через два дня и в гораздо более откровенных выражениях писал П.С. Попову в Ясную Поляну:
«Можешь еще одну главу прибавить — 97-ю (речь идет о составляемой Поповым биографии Булгакова, содержание которой друзья обсуждали в письмах. — И.Е.), под заглавием: «О том, как из «Блаженства» ни черта не вышло». 25-го числа читал труппе Сатиры пьесу.
Очень понравился всем первый акт и последний, но сцены в Блаженстве не приняли никак. Все единодушно вцепились и влюбились в Ивана Грозного. Очевидно, я что-то совсем не то сочинил. Теперь у меня большая забота. Думал сплавить пьесу с плеч и сейчас же приступить к «Мертвым душам» для кино. А теперь вопрос осложнился. Я чувствую себя отвратительно в смысле здоровья. Переутомлен окончательно...» (V, 504—505).
Впервые была опубликована 3-я редакция пьесы с некоторыми купюрами (1966), затем журнальная публикация была переиздана в составе сборника пьес М.А. Булгакова в разделе «Приложения» (1986)35. Полностью текст 3-й редакции опубликован в первом собрании сочинений Булгакова (1990)36. Текст 1-й редакции впервые опубликован в сборнике научных работ Таллинского педагогического университета (1993)37. Тексты 1-й редакции с демонстрацией авторских купюр, фрагменты 2-й редакции и 3-я редакция пьесы опубликованы во второй книге «Театрального наследия» М.А. Булгакова, подготовленном РИИИ (1994)38.
Примечания
1. Булгаков М.А. Набросок к пьесе «Блаженство» // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 1. Набросок опубликован Е.А. Кухтой в кн.: Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. Л., 1994. С. 343.
2. Булгаков М.А. Набросок к пьесе «Блаженство» // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 1.
3. Булгаков М.А. Блаженство, рукопись (1-я редакция) // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 2.
4. Письма П.С. Попова // РО ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 466.
5. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция) // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 2. Пьеса опубликована Е.А. Кухтой в кн.: Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. С. 344—383 (Далее: «1-я редакция» с указ. стр.).
6. Мягков Б. Булгаковская Москва. М., 1993. С. 103.
7. См.: Кухта Е.А. Комментарий к пьесе «Блаженство». С. 667.
8. Там же, с. 669.
9. Петровский М. Михаил Булгаков и Владимир Маяковский. С. 386.
10. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция). С. 99.
11. Там же, с. 75.
12. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция). С. 70—71.
13. Дневник Елены Булгаковой. С. 48.
14. См. об этом нашу статью: Ерыкалова И.Е. «А зачем же... мне писать не дают?» // Литератор. 1990. 11 мая. С. 8.
15. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция). С. 84—85.
16. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция). С. 96.
17. Там же, с. 117.
18. Фрагмент не включен в публикацию 1-й редакции в кн: Булгаковский сборник I. Таллинн. 1993. См. с. 75 и 125. Полностью текст рукописи подготовлен Е.А. Кухтой в кн.: Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. Л., 1994.
19. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция). С. 117.
20. Булгаков М.А. Блаженство (2-я редакция) // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 3.
21. Фрагменты 2-й редакции опубликованы Е.А. Кухтой в кн.: Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. С. 384—399.
22. РО ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 216—217.
23. См.: Булгаков М.А. Блаженство // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 3.
24. Булгаков М.А. Блаженство (2-я редакция) // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 3, л. 29.
25. Там же, л. 30.
26. Блаженство (2-я редакция).// Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. С. 384.
27. Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова. С. 114.
28. Пьесы 1930-х годов. С. 396.
29. Булгаков М.А. Блаженство (1-я редакция). С. 110.
30. Булгаков М.А. Блаженство (2-я редакция) // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 3.
31. Дневник Елены Булгаковой. С. 55.
32. Дневник Елены Булгаковой. С. 56.
33. Булгаков М.А. Блаженство // ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 4.
34. Дневник Елены Булгаковой, с. 56.
35. Булгаков М.А. Блаженство. Публ. Б.А. Сахновского-Панкеева // Звезда Востока. 1966. № 7, с. 75—107; то же: Булгаков М.А. Пьесы. М., «Советский писатель», 1986. С. 605—649.
36. Булгаков М.А. Блаженство. Публ. Е.А. Кухты // Собр. соч.: В 5 т. Т. 3. М., «Художественная литература», 1990. С. 381—422.
37. Булгаков М.А. Блаженство // Булгаковский сборник I. Материалы по истории русской литературы XX века. Публ. В. Волкова. Таллин, 1993. С. 70—119.
38. Булгаков М.А. Блаженство. Публ. Е.А. Кухты // Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. Театральное наследие. Л., «Искусство», 1994.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |