Вернуться к И.Е. Ерыкалова. Фантастика в театре М.А. Булгакова («Адам и Ева», «Блаженство», «Иван Васильевич» в контексте художественных исканий драматурга начала 1930-х годов)

§ 7. Запрещение «Адама и Евы»

Все документы, относящиеся к пьесе «Адам и Ева», датируются летом—осенью 1931 года. 5 июня Булгаков заключил договор с дирекцией Госнардома имени Карла Либкнехта и Розы Люксембург. В тексте его нет упоминаний о предыдущем договоре автора с театром. Дирекция поручала автору написать пьесу к 1 ноября 1931 года:

«...3. Дирекция обязуется в пятнадцатидневный срок дать ответ автору о принятии пьесы...

...6. За право постановки пьесы Дирекция уплачивает автору 2000 рублей, из них 1000 рублей при подписании настоящего договора, 500 рублей — не позднее 5 июля с. г. и остальные 500 рублей немедленно по принятии пьесы дирекцией.»1

Договор был подписан Булгаковым и директором Госнардома Н. Рохлиным.

4 июля 1931 г. директор Красного театра В. Вольф послал Пятакову срочную телеграмму, подтверждавшую перечисление аванса: «Пятьсот рублей переведены еще двадцать первого июня телеграфом очевидно произошло очередное безобразие с доставкой немедленно расследую вчера послал вам письмо через два дня сообщите получены ли деньги адрес нардом Вольф»2.

Эти документы дают некоторые штрихи к обстоятельствам, в которых существовал писатель в 1931 году. Пять созданных им пьес были запрещены, проза не публиковалась. В этом смысле представляет интерес письмо Вольфа от 3 июля 1931 года: «Что касается вашей просьбы о перефразировке договора, то она вызвала очень усиленные возражения со стороны юридической части Нардома и мне не удалось через это перескочить, т. к. возражения юриста подействовали на дирекцию. Юрист заявил, что такое изменение пункта превращает этот пункт в издательский, ослабляя его театральную ценность для нас... едва ли Вам нужно как-то дополнительно себя страховать...»3 Как именно предлагал изменить текст договора Булгаков? Очевидно, не веря в сценическую судьбу своих пьес и нуждаясь в деньгах, он хотел увидеть пьесу если не поставленной, то опубликованной.

В течение июля—августа В. Вольф, отдыхавший в Хосте, посылал автору сообщения о делах театра. 4 августа Булгаков получил открытку: «Дорогой Михаил Афанасьевич! Сообщаю: театр съезжается 16 августа. Я приеду 20, через 2—3 дня позвоню вам по телефону, мы сговоримся о времени вашего приезда в Ленинград и будем запоем читать пьесу. На денежные повестки плюйте, кончится тем, что они оставят вас в покое.»4 7 августа Булгаков получил из Хосты телеграмму: «Читка вашей пьесы в Ленинграде назначена двадцать четвертого Вольф»5. Денежные повестки, о которых пишет Булгакову Вольф, могли быть связана с долгом писателя Всероскомдраму, из-за которого Булгакову было отказано в просьбе о деньгах во МХАТе в декабре 1930 года. По-видимому, Булгаков отказывался признавать этот долг.

8 июля 1931 г. драматург заключил договор с Театром имени Евг. Вахтангова. В связи с письмом В. Вольфа от 3 июля представляет интерес пункт 6-й договора:

«Автор обязуется не передавать пьесу ни в какой другой театр гор. Москвы и не издавать ее до постановки в Театре. На изданном же экземпляре на титульном листе должна быть оговорка о том, что исключительное право постановки в гор. Москве предоставляется Театру имени Евг. Вахтангова.»6

Совершенно очевидно, что Булгаков собирался опубликовать «Адама и Еву». Однако этот замысел не осуществился: ни одна из булгаковских пьес не была опубликована при жизни автора.

11 августа 1931 года газета «Вечерняя Москва» в заметке «Что пишут драматурги» сообщала: «М.А. Булгаков закончил пьесу о будущей интервенции.»7 Информация была не совсем точной: пьесу о будущей интервенции М.А. Булгаков закончил 22 августа. Как и договор Булгакова с Красным театром, эта газетная информация поражает сегодня тем, что вопрос о будущей войне считался решенным, привычным и не вызывал, по-видимому, ни страха ни ужаса, во всяком случае, у деятелей идеологического фронта. В событиях булгаковской пьесы очевидно стремление автора прервать это военное наваждение и показать результаты нетерпимости и массового уничтожения.

30 августа 1931 года в «Известиях» под заголовком «Руководители театров о перспективах нового сезона» была напечатана беседа с заведующим художественной частью Театра имени Евг. Вахтангова В.В. Кузой. Он рассказал о пьесе П. Маркиша «Пятый горизонт», о предстоящих постановках «Гамлета» и «Егора Булычева», о гастролях театра в Новокузнецке. Поверх текста интервью Булгаков сделал краткую надпись красным карандашом: «Ни слова об «Адаме и Еве»»8. 18 сентября газета «Советское искусство» сообщила: «Драматург М.А. Булгаков написал новую пьесу о будущей войне. В Москве пьеса передана для постановки Театру имени Вахтангова, в Ленинграде — Красному театру».

Пьесой о будущей войне заинтересовались еще два театра.

31 августа Булгаков получил телеграмму из Ленинграда: «Просим выслать для ознакомления «Адама и Еву» Ленинградскому государственному театру драмы Телеграфте ответ = Акимов Петров»9. А 30 сентября была получена телеграмма от директора Бакинского рабочего театра В.И. Месхетели: «Телеграфте возможность условия предоставления бакинскому рабочему театру пьесы Адам Ева»10. (Телеграмма датирована по ответу Булгакова). Черновик ответа драматурга написан 1 октября:

«Уважаемый т. Месхетели! В ответ на вашу телеграмму сообщаю (далее зачеркнуты слова: «что с моей стороны никаких препятствий») что могу предоставить мою пьесу «Адам и Ева» для постановки в Бакинском рабочем театре на условиях уплаты мне помимо закатных установленных авторских еще семисот пятидесяти рублей за право постановки.

Сообщаю, что пьеса (зачеркнуто: «в цензуре не была») цензуру еще не проходила.

Примите уверения в уважении. М. Булгаков»11.

В перепечатанном ответе в Баку от 2 декабря добавлена после упоминания о семистах пятидесяти рублях фраза: «Экземпляр пьесы может быть передан Вашему театру по получении мною этой суммы»12. Исчезли также добавления к подписи. Письмо приобрело более строгий и деловой тон. Через месяц, 2 ноября 1931 года, В.И. Месхетели отправил из Баку в Москву письмо: «Уважаемый Михаил Афанасьевич! Посылаю Вам договор. Деньги перевел телеграфом, полагаю, вы их уже получили»13. Договор с Бакинским рабочим театром не имел последствий, как, впрочем, и договоры с другими театрами.

В августе и сентябре газеты много писали о постановке «Мертвых душ» во МХАТе в инсценировке Булгакова. 18 октября 1931 года газета «Советское искусство» сообщила, что во МХАТ принята к постановке пьеса Булгакова «Мольер» («Кабала святош»). Казалось, после нескольких лет безудержной травли, в судьбе Булгакова наступает более светлый период. В ноябре драматург отправил в Красный театр тексты «Мертвых душ», «Мольера» и «Адама и Евы» (вероятно, переработанный).

14 сентября 1931 года Булгаков получил из вахтанговского театра записку от В.В. Кузы: «Глубокоуважаемый Михаил Афанасьевич! Прошу дать подателю сего 1 экземпляр «Адама и Евы». Через три дня по перепечатке будет возвращен. Искренне уважающий Вас В. Куза»14. Это был тот самый человек, который в своем интервью газете «Известия» о ближайших планах театра ни словом не упомянул об «Адаме и Еве». Возможно, в этом осторожном поведении завлита сказался печальный опыт работы Театра имени Евг. Вахтангова с Булгаковым: спектакль «Зойкина квартира» пять лет назад вызвал целую бурю в прессе, причем ругали подчас не только автора, но и театр. К 1931 году обстоятельства в СССР стали еще более суровыми, творчество опального драматурга было фактически запрещено.

О чтении пьесы 18 октября труппе вахтанговского театра вспоминает Л.Е. Белозерская: «М.А. читал ее в Театре Вахтангова в этом же году. Присутствовал Алкснис, крупное лицо в Военно-Воздушных силах. Он сказал, что ставить пьесу нельзя, так как погибает Ленинград. Но пьеса-то фантастическая, а разве мало катастроф допускается, скажем, в современной научной фантастике? Гибнут целые миры, целые планеты... (Воспоминания Любови Евгеньевны Белозерской написаны в 1968—1969 гг. — И.Е.). Пьесе своей автор предпослал цитату из произведения «Боевые газы». И тут же, чтобы смягчить впечатление, привел и другую, мирную цитату из Библии...»15

Однако смягчить впечатление не удалось. Командующий Военно-Воздушными Силами Союза командарм II ранга Я.И. Алкснис высказался совершенно определенно: пьесу ставить нельзя. Это было равносильно ее запрещению. Изменения текста уже не могли помочь, мнение о пьесе сложилось, и в ответ на свое письмо Булгаков получил из Красного театра в Ленинграде телеграмму: «Адам и Ева свободны. Красный театр»16. Этот романтический текст мог означать только одно: пьеса запрещена цензурой. Препятствия появились с той стороны, откуда появлялись всегда.

На этом чтении в Театре имени Евг. Вахтангова, отзыве Алксниса и телеграмме Вольфа, собственно, и заканчивается история «Адама и Евы». Пьеса не была ни поставлена, ни опубликована при жизни автора. Писатель никогда не боролся за «Адама и Еву» как боролся он за «Бег» и «Мольера». Тетрадь с рукописью и машинописная перепечатка заняли свое место в архиве писателя.

Имя Туллер (как позднее Битков) стало обозначением людей определенного сорта в окружении Булгакова. Так, например, 13 декабря 1937 года Е.С. Булгакова записывает в дневнике о вечере у администратора МХАТ Ф.Ф. Михальского: «У Феди был обед: Кедров, Раевский с женой, Дорохин, Пилявская, Морес, Комиссаров, Ларин, Якубовская, Шверубович, какой-то Ваничка Серединских, у которого оказался чудесный тенор, и мы. В конце вечера, уже часу в первом, появился какой-то неизвестный в черных очках, черной тужурке, лет пятидесяти по виду, оказавшийся Фединым товарищем по гимназии». Сбоку сделана приписка: «Не Туллер ли первый!»17 Ситуация появления Туллеров действительно была обычной в те годы и стала под пером Булгакова деталью катастрофы, постигшей страну: отнюдь не случайно газ поражает город именно в момент появления Туллеров. В середине тридцатых годов Булгаков, в ответ на уговоры переводчика Э. Жуховицкого, имевшего в семье драматурга стойкую репутацию осведомителя, прочитал ему первый акт «Адама и Евы». Последнее упоминание о пьесе в Архиве писателя относится к 28 февраля 1938 года. В этот день стало известно из газет о предстоящем процессе над «изменниками Бухариным, Рыковым, Ягодой, и докторами, лечившими Менжинского, Горького и Куйбышева. Вечером этого Булгаков читал друзьям первый акт своей пьесы-катастрофы «Адам и Ева».

Примечания

1. ИРЛИ, ф. 369, № 212, л. 1.

2. ИРЛИ, ф. 369, № 212, л. 10.

3. ИРЛИ, ф. 369, № 213, л. 1.

4. ИРЛИ, ф. 369, № 213, л. 4.

5. ИРЛИ, ф. 369, № 212, л. 9.

6. ИРЛИ, ф. 369, № 212, л. 2.

7. Что пишут драматурги // Вечерняя Москва. 1931. 11 авг. С. 4.

8. Альбом вырезок М.А. Булгакова // ОР РГБ, ф. 562, к. 39, ед. хр. 9.

9. ИРЖИ, ф. 369, № 212, л. 8.

10. ИРЖИ, ф. 369, № 212, л. 6.

11. Там же, л. 3.

12. Там же, л. 4.

13. Там же, л. 5.

14. ИРЛИ, ф. 369, № 212, л. 6.

15. ОР РГБ, ф. 562, к. 59, ед. хр. 5, лл. 16—17.

16. РО ИРЛИ, ф. 369, № 212, л. 7.

17. Дневник Е.С. Булгаковой. 6 февраля 1936 — 20 декабря 1937 г. // Ссылки на Архив Е.С. Булгаковой даются по архивному оригиналу 1930-х годов, так как опубликованный текст представляет собой отредактированные в пятидесятые годы записи и содержит изменения по сравнению с оригиналом.