Хотя особая роль числа в поэтике Булгакова время от времени отмечалась исследователями, есть лишь один прецедент серьезного подхода к этой теме — исследования Б. Гаспарова (Гаспаров 1988, 1994), которые можно считать и постановкой проблемы и решением нескольких ее аспектов. Однако полного анализа «нумерологии» булгаковских произведений до сих пор не производилось, не выявлены числовые пристрастия писателя и закономерности использования тех или иных чисел, равно как и их функциональная нагрузка. Вместе с тем произведения Булгакова буквально испещрены числами, в ряде случаев рисунок текста столь насыщен в числовом отношении, что возникает впечатление его перегруженности, навязчивости числа. В тех случаях, когда это продиктовано не предметом описания (цены на продукты и товары в фельетонах 1920-х гг., датировка событий и т. д.), а определенными художественными задачами, число заслуживает особого внимания. В большинстве случаев, вплетаясь в ткань повествования, разнообразные числа становятся и способом описания мира, и одной из его значимых характеристик. Они служат то количественной координатой, то становятся знаком принадлежности персонажей к определенному разряду, то профанируются или семантизируются, обретая особые индивидуально-авторские значения и соотносясь в той или иной мере с числовыми моделями различных культур и традиций.
Наиболее интересный материал в этом отношении представляет роман МиМ, одним из аспектов эзотерической сущности которого является продуманное использование чисел, позволяющее согласиться с утверждениями, что их символика «пронизывает весь роман и становится его структурообразующим принципом» (Tikos 1981: 328), что писатель «подробно разработал мир числовой магии» (Гаспаров 1994: 111). Учеными привлекался, как правило, именно роман МиМ, большая часть чисел тем не менее обойдена вниманием: комментария удостоились лишь числа 5, 302 и 666, семантизация которых более чем прозрачна. Остальные, если и вовлекались мимоходом в сферу обсуждения, то истолковывались субъективно.
Анализируя булгаковскую символику чисел, мы оставляем за пределами рассмотрения случаи нейтрального употребления чисел, а также прозрачные реминисценции, отсылающие к широко известным текстам («один порядочный человек, да и тот свинья», «35 тысяч мотоциклистов» / «15 тысяч курьеров», «сорок тысяч псов» / «сорок тысяч братьев» и пр.). В стороне оставлены и возрастные характеристики героев, ввиду достаточного их описания в научной литературе.
Вероятнее всего, впервые Булгаков осознанно прибегает к использованию значимого числа в «Дьяволиаде» (1925), получив импульс от «демонологического» замысла и инфернальной событийной канвы. Повесть в полной мере обнаруживает игровой характер обращения писателя с числом. Игра с числом в «Дьяволиаде» берет свое начало с подзаголовка «Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя» (выделено нами. — С.К.), вводившего одновременно как само число 2, так и сопутствующий ему мотив единства, и строится далее на постоянном взаимодействии чисел 1 и 2. События происходят 20 числа 1921 г., герой произведения Коротков к этому моменту прослужил в учреждении 11 месяцев, действие начинается в 11 часов пополудни, в день, когда Короткова увольняют, он приходит на работу в 11 часов утра, приказ 1 и параграф 1 о его увольнении остаются единственным приказом и параграфом во всей повести, Бюро претензий находится в 11-этажном здании («Разве мыслимо — десять этажов» — 2, 30).
Использование чисел 1 и 2 способствует многослойному выстраиванию темы двойничества, основанной на игре с двумя парами героев — братьев Кальсонер и Короткова-Колобкова, причем в парах сохраняется и единство: упомянутые Кальсонеры — близнецы, а во второй паре Колобков, хотя и назван, но как действующее лицо не появился. С этой символикой связано также употребление слова «двойной» — «двойное лицо», «он двойной»; названия глав — «Происшествие 20-го числа», «Параграф первый — Коротков вылетел», «Первая ночь», «Вторая ночь». Число два оттеняет раздвоенность самого Короткова, обыгранную в повести благодаря введению двух частей его единой сущности: у раненого спичкой (кстати, он зажигает именно две спички) в левый глаз Короткова обвязана половина (½) головы, и даже мысли у него рождаются в «числовом» порядке: «Первая: «Борода выросла когда он ехал на мотоциклетке и поднимался по лестнице, — что же это такое?» И затем вторая: «Борода фальшивая — это что же такое?» (2, 18)
Это не единственное индивидуализированное использование числа в повести. Читатель обнаружит случай обыгрывания «абсурдного» числа, прием, к которому Булгаков часто прибегает в поздних произведениях. Так, герой, тщетно пытаясь очнуться от наваждения, в диалоге с самим собой обращается именно к числу: «Какое сегодня число? И сам же себе ответил: — Вторник, т. е. пятница. Тысяча девятьсот» (2, 24). Дьявольщина, порожденная бюрократической машиной, обозначается у Булгакова абсурдным числом, в котором важное место занимает ноль, обозначающий одновременно и результат действия этой машины. Дважды повторяется инвариантное абсурдное число 0,15 на деловых бумагах — «отношение ваше за № 0,15015 (б) (дважды по 0,15)» и «исходящий номер 0,15» (2, 13 и 25). Мотив нуля в более имплицитном виде встречается в фамилии высокопоставленного чиновника Дыркина (тоже, кстати, выступающего в двух ипостасях — «грозный Дыркин» и «Дыркин-добряк»). Отметим попутно, что нуль в эзотерической традиции, столь важной для булгаковского позднего творчества, необычное число, положение которого перед числовым рядом или после него вызывает смещение порядкового номера членов ряда («онтологическое» 1 может оказаться «метафизическим» 2), это «знак» небытия (Дугин 1991: 31—46, Керлот 1994: 574).
«Дьяволиада» — произведение раннее, и абсурдное число здесь нередко получает реалистическую мотивировку, снятую в позднем творчестве Булгакова, всячески подчеркивающего двойственность, неопределенность, «мерцательность» происходящего. Так, часы у Короткова бьют 40 раз. Само число это при видимой отсылке к мифологической традиции, например, времени пребывания искушаемого дьяволом Иисуса в пустыне, не имеет мифологического характера и мотивировано прозаично: герой выпил три бутылки вина. Однако у раннего Булгакова встречается и мифологизированный вариант числа (ср. 40 тысяч немцев и «четырежды сорок раз четыреста тысяч» противостоящих им мужиков в романе «Белая гвардия» — 1, 230).
Своеобразно использовано в «Дьяволиаде» и число тринадцать: «Сказано в заповеди тринадцатой: не входи без доклада к ближнему твоему» (2, 35). Отсылка к действительному источнику оказывается отсылкой ложной и иронической, подсвечивающей сатанинскую линию, что подчеркнуто и порядковым номером заповеди. Другой пример ложной отсылки — детализированное описание адреса тетки, живущей «в Полтаве под 43 градусом широты и 5-м долготы» (2, 34): отсутствие дополнительных указаний делает координаты абсурдными, ибо предполагает наличие на земном шаре четырех мест с подобными координатами. Не менее любопытный прием — выстраивание цифрового лабиринта, в который попадает Коротков в поисках Бюро претензий. Подобно герою «Заколдованного места», путаясь в лабиринте и выбирая противоположные направления движения, герой трижды оказывается в одном и том же месте, перед дверью № 4. При этом следует отметить и ложную временную отсылку: Коротков проводит в блужданиях 5 минут, однако за эти мгновения хозяин комнаты превращается в статую «без уха и носа» с отломанной левой рукой. Наконец, в гл. «Дьявольский фокус» опосредованно присутствует число «зверя» — 666, мы вернемся к нему чуть позже.
Заложенный в «Дьяволиаде» алгоритм использования числа в структуре текста в полной мере явлен и в «закатном» романе, в котором Булгаков широко обращается к новозаветной символике числа, фольклорно-мифологической и оккультной традиции, подключая и тонко использованную классику. Если в «Дьяволиаде» и шире — в раннем творчестве — число работало на одну сюжетно-формирующую линию, то в МиМ писатель делает его одним из конструктивных средств создания эзотерического пласта в целом.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |