Аркан 6.
Наименование: Возлюбленный.
Буква евр. алф.: ו Вау.
Иероглиф: Глаз; ухо.
Числовое значение: 6.
Гностический символяриум: Творение; Свобода выбора; Возлюбленный Вселенной (Даена); Живой Космос; Любовь Земная и Любовь Небесная; Одеяние духовного брака; Произволение по любви.
Графический символ: Гексаграмма.
Астральный знак: Телец.
Орденское описание. В шестой день миротворенья появляются все живые существа во главе с «венцом творенья» — человеком. Возлюбленным всех Высших Сил. Поочерёдно лепятся подруги ему: небесная — Лилит и земная — Ева. Первая создаётся из надмирного вещества, и Адам с ней не чувствует себя в своей тарелке. Тогда из его ребра изготавливается ему дубликат-подобие, и уже в этом случае избранник Небес надолго бросает корень в толщу земного. Правда, душа его «грустит о небесах» и оставленной сгоряча Афродите-Урании, а глаз с тоской скользит по вечно беременной покладистой подруге.
Старая трактовка аркана как выбор между добром и злом слишком категорична и «партийно» однозначна: человек стадиально движется от поверхностного к глубинному, и Высшие Силы не ограничивают ему свободу манёвра, хотя и упорный инфантилизм терпят только до времени. Дурная бесконечность продолжения рода начинает застить восхождение в горние, запрограммированное богоподобием человека. Ева, конечно, серебро (се ребро), и приятно ощущать себя на её фоне самородком, да только Небесная Любовь — подлинное золото и стоит с Адамом Кадмоном вровень.
Замечательна роль Солнечного Гения в этой сцене. Он оповещает Возлюбленного о последствиях выбора. Это посланник Солярного Логоса1, чья задача объяснить, научить — отнюдь не принудить.
В более поздние времена уроки Возлюбленному стали не столь лучезарны, вместе с тем не потеряли ни грана своей гностической полноты. В обыденном смысле это постоянное борение в человеке страстей и совести, капризов и дисциплины, эгоизма и долга.
Иван-дурак, поданный Булгаковым в фольклорно-эпическом и ирои-комическом роде, проходит кульминационный этап своей обработки.
Шестому аркану соответствует возраст 6 лет, когда у человека отнимается животное бессмертие, и на его место монтируется кристалл духа, «искра Божья» — признак полной «комплектности» индивидуума и начало не только осмысленного, но и ответственного поведения.
Итак, превратившегося в куколку Ивана привезли для дальнейших превращений в дурдом. Клиника Стравинского описывается в ключе фантастических лечебниц из будущего, являясь автореминисценцией пьесы «Блаженство», а отчасти и пародией на неё. Рисунок поведения Бездомного напоминает слова и действия Грозного из «Ивана Васильевича» (Вредитель! Гнида! и Смерд!), а Стравинский — это доведённый до совершенства Радаман(ф)ов фантазии 1933 года, к тому же не изуродованный цензурной правкой.
Приглядимся к «вредителю» с композиторским камертоном в кармане.
В аспекте уже прозвучавших демонологических штудий в «человеке с острой бородкой» без труда узнаётся оппонент-собеседник Фауста сцены в кабинете Гётевской драмы. Та же адаптация сквозь переругивание, та же утрата правоверности (в случае Ивана — советской), та же битва разума и эмоций, здравого смысла и хамства — всё это при интеллигентной снисходительности врача ко всем речевым издержкам пациента. Повелительно-деспотическая хирургия шестикрылого серафима Пушкинского «Пророка» сменяется доводами рассудка средних лет софиста, холодными и острыми как сталь, какие крыть (против шести) хоть и очень хочется, да нечем. Доказывает он утверждающему своё абсолютное здоровье «известному поэту», что человек, не признающий реальности Планетарного Логоса и Сатанаила (последнего вопреки очевидности — это вам не чёртики и тараканы Хлудовские), есть стопроцентно его пациент, клиент и добыча. Сев на одноногий табурет и мгновенно превратясь в одноногое божество (скорее всего, Гермеса, почитавшегося в виде гермы, сиречь камня на перепутье дорог), профессор подробно обрисовал Дураку 21-го аркана пути-альтернативы, каждый из которых снова приводил назад.
«Слава те господи!» — отходит сердцем певец атеизма, сосредоточив все молнии на «пеленаторе».
А Рюхин, шестерёнка простодушная, шестерящая в версификаторской клоаке этажом ниже хулиганствующих «самородков» типа Сергея Есенина и Павла Васильева, костерит себя почём зря за то, что два часа подряд бескорыстно «валял Ваньку», от него же валеным по рылу и схлопотал. Впрочем, соловьи — всегда разбойники, змеюки и Встаньки Разины.
Пока дежурный «аудитор» собирает анамнез, оба-два грибоедовца вспоминают наперебой, что случилось анамнясь. Тут и всплывает фамилия ещё одного композитора, кому повезло быть однофамильцем самого солидного председателя Массолита. Явно сплетается какая-то музыкальная сеть-западня, вернее, северо-западня2, тем более имя и отчество композитора-психиатра, Александр Николаевич С. (АНС), полностью совпадает с инициалами Александра Николаевича Скрябина, чьё музыкальное достоинство в аттестациях не нуждается.
Попался, голубок шизокрылый!
Правда, наличие иконки и свечечки в руках члена Союза воинствующих безбожников объяснить под дулом микроскопа не представляется возможным. Краснеть же надо было раньше — и внутри, а не извне.
Ретроградное движение отступника и псифилитика поганого начинается с признания существования нечистой силы.
При словах «за это я ручаюсь» врачи и санитары поняли, что человек дошёл до ручки.
Между тем привезённый доходяга попросился по нужде позвонить.
Разговор с милицией хоть и был проведён на пять, оказался катастрофическим. Тут-то и началась «Поэма экстаза», она же Мания Фурибунда по интуристу. В этот раз игла с виду тихого врача настигает-таки голубчика.
И начинается астральное путешествие Ивана в сто (первый этаж) семнадцатой (аркан Звезда) отдельной (или бездельной) палате («номер шесть» соответственно главе Романа). Пост (фактум) — это знак спёртого (рыданиями) мата.
Глаза фурибундовца вскоре слиплись, как пельмени. Рюхину же объяснили, что бескрайний русский березняк приводит к соответствующего цвета горячке. Особенно если не закусывать.
После этого следует развёрнутое соло Сашки-бездарности, гниды и кулачка, иллюстрирующее «пропетую» как-то Булгаковым мысль: «Кто скажет что-нибудь в защиту зависти?»
Посещение дама скорби наполнило голову борзописца потоком холодной ясности, что он всегда лишь как дурак, а не Понырёв-круглый, да и годы наоборотные (23 — 32); от банной же лиры запах, как из гнилого рта.
И тут происходит его знаменательная встреча с Пампушкой на Твербуле. «Мотор России об одном цилиндре» особенно контрастен по отношению к многоцилиндровому кентавру, предвосхищающему пародийно картинку Седьмого аркана Колесница. Однако «разъяснить» стоящего перед ним металлического Возлюбленного всея Руси Рюхин тоже не в силах. «Повезло, повезло!» — ядовито шепчет горе-седок — и в это время «колонна тронулась». Тронулся вместе с ней и Александр Невеликий — да так, что даже контрдоводы алкоголя оказались слабоваты перед пустыми глазницами голой правды. Да и что может спиритус вини перед бетоном того, кто давно уже был не в духе? Лучше уж спать Возлюбленным дураком в дурдоме, чем бдеть никому — даже самому себе — не нужным скорчившимся над рыбцом ничтожеством. Оставалось только глушить себя огненной влагой из источника забвения, выжигая напрочь скверну реального положения вещей.
Тихо, как тать, к самоубийце подобрался рассвет.
Именно в Шестой главе осуществляется процедура «сон в храме». Показательно — храмом в этом случае является психушка, бедлам, дурдом. С другой стороны, разве это удивительно? В густом «сюрреализме советской жизни» простая, сермяжная сдвинутость по фазе была наименьшим из зол. «Скорбные главой» противостали подлым душой швондерам и шариковым — не у всех же были привилегии профессора Преображенского. Тогда психушка и сделалась последним приютом Мастера.
Об этом речь впереди.
А то, что в дурдоме оказывается Иван-дурак, производит впечатление само собой подразумевающегося. Шар попадает прямёхонько в лузу. Такова линия судьбы. «Поэт Бездомный» наконец-то нашёл свой дом. Разглядим место его приземления.
Клиника Стравинского описывается в футурологически-гиперболизированных тонах. Строение перекочевало в Москву 20-х годов из Страны Блаженных, Островов Счастья, Земного Рая.
«...Женщина нажала кнопку в столике, и на его стеклянную поверхность выскочила блестящая коробочка и запаянная ампула. <...>
...Бесшумно открылись белые двери, за ними стал виден коридор, освещённый синими ночными лампами. Из коридора выехала на резиновых колесиках кушетка, на неё переложили затихшего Ивана, и он уехал в коридор, и двери за ним замкнулись».
«Коридор, освещённый...» — это, конечно, коридор посвятительный, и Иван въезжает вглубь Печи Преображений (в контраст с отверстием печи крематория). Начинается последняя стадия вылупления из скорлупы «ветхого Ивана» Ивана нового, Ивана нашедшего свой дом, и как Блудный сын, вспомнившего родство.
Преобра-женский сменяется здесь преобра-мужским Стравинским. «Симпатическая» магия уступает место духовной алхимии — науке Древнего Египта. Подопечный сверчок «домового комитета» замещается категорически Бездомным.
Инкубация входит в завершающую стадию.
Примечания
1. Солярный Логос — праздничная ипостась Планетарного Логоса.
2. См. 61; 163.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |