Аркан 5.
Наименование: Иерофант.
Буква евр. алф.: ה Хеи.
Иероглиф: Дыхание.
Числовое значение: 5.
Гностический символяриум: Антропный принцип; Мировой магнетизм; Наука о добре и зле; Квинтэссенция; Религия; Дхарма; Духовность.
Графический символ: Пентаграмма.
Астральный знак: Овен.
Орденское описание. Антропный принцип реализуется соединением низшей (к Земле) точки Небесной Иерархии и высшей точки Иерархии Земной. Это низший Манас чакрамной системы, полнота ведения премудрости мира сего, квинтэссенция жреческого, духовная основа древнего мира. Символическое изображение Метатрона — Младшего Сына Триипостасного Божества, Света Вселенной, высшего патрона Ведомства Милосердия Солнечной системы. Планетарный Логос и Метатрон (Христос и архангел Михаил новозаветной мифологии) идеографически и гностически эквивалентны и рознятся только топологически. Меч, о котором говорит Иисус в своих проповедях, — молниевидный клинок архангела Михаила; в этом случае он отображает львиную часть Христа, его огненность, попаление плевел. Агнчая сущность принадлежит человеческому в Нём (Сыну Человеческому, как он себя постоянно называл). Метатрон есть совершенный Иерофант Вселенной, идеальный посредник между Высшим Божеством и её обитаемыми уголками («обителями» Нового Завета). Не забудем, что Овен в Зодиакальном круге также принадлежит стихии Огня.
Сидящий между двумя полярными колоннами Иерофант символизирует полноту истины, покоящейся в Святая Святых за его спиной. Жезл с тремя перекладинами выражает владение духовной трансмиссией между тремя мирами (русские Навь, Явь и Правь); сумма концов трёхуровневого креста манифестирует божественную семерицу. Римская V, пятёрка, она же буква V слова Victoria, Победа, Ника (греч.), Нетцах (евр.) — 7-я сефира. Два младших жреца в синей и красной одежде, кому даёт распоряжение Иерофант, символизируют как двуполушарную структуру человеческого мозга и парадоксальность мышления, так и гения добра и гения зла, ждущих приказаний со стороны человеческой души; и совесть — их повелитель.
Побуждаемый кое-как проснувшейся совестью Иван в исподнем бьёт рогами, как баран, в тесовые ворота преисподней, жертвенно отрекаясь от всех привилегий, заработанных на пропагандистской совбарщине. Бунт превращает шеол в чистилище для души.
Старинный двухэтажный дом кремового цвета на Бульварном кольце — дурдом, или бедлам, центр бульварной литературы всея Руси и окрестностей, крематории талантов. «Меркурии во втором доме» — то же, что в двухэтажном, потому как на втором этаже в кабинете Берлиоза получилось «всё наоборот». Тётка Александра Сергеевича-бис раздула из фамилии племянника целую ресторацию с фирменным блюдом «жюльен с грибами». Впрочем, всё это из малодостоверной философии закуски; она, как известно, вторична по отношению к поэтике выпивки. Да и философия оказалась любовью к софе, на коей предпочитала слушать отрывки из «Горя от ума» означенная грибоедовская тётка. В конце концов ресторанная слава племянника далеко превзошла у совслужащих его славу литературную. Что посчитали накликанным названием знаменитой пьесы.
Так или иначе, «малосольная» резиденция Берлиоза гудела, как улей, с утра до вечера. Швондеры лирического пера и Шариковы пуха-и-праха критики толклись в циклопических очередях по поводу получения естественных и противоестественных благ и привилегий, возбуждая чёрную зависть у кастратов режима, лишённых вожделенного членства в Массолите ещё в ранней юности. — Кто успел, тот и съел, — неуспевающих просят не беспокоиться.
Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? — скандирует нараспев Михаил Афанасьевич «Чацкий». — Умничает, понимаешь ты, умничает, горький опыт Грибоедова его ничему не научил.
Слух улавливает в толпе патрицианский разговор о христианских мучениях в «Колизее». Особенно впечатляет выразительная цифирь: «в «Колизее» порция судачков стоит тринадцать рублей пятнадцать копеек, а у нас — пять пятьдесят!» Булгаков специально пишет числа прописью, задерживая внимание и стучась в мозги. — Вотще! Крик изнутри — «занято!»
Между прочим, код набран выразительный: чёртова дюжина, аркан Сатанаил, Пятый аркан и числовое значение Четырнадцатого. — Колокольный перезвон от громыхания эзотерическими ключами!
«Нет, я категорически против «Колизея»!» — епископальным голосом подытоживает словесное фокусирование Фоки гуманист Амвросий.
В кабинете Берлиоза, наверху, наметилась пародийная псевдовечеря с двенадцатью квазиапостолами из массолитовской верхушки. Снова Булгаков звенит многозначительной цифирью: пол одиннадцатого, т. е. десять тридцать вечера. Здесь и Колесо Фортуны, повернувшееся не к удаче массолитовского главы, и Сила, недвусмысленно показывающая, что случилось, и. самое удивительное, пол Одиннадцатого, намекающий на девушку-вагоновожатую, лишившую головы главу этого самого.
Время ползёт к одиннадцати. Начинается диспут (в стиле одноимённой фрески Рафаэля). В массолитовском чадном аду звучит томная речь о рае на Клязьме. «Ядовито и горько» о нём вспоминает в миноре Иероним Поприхин, без пяти минут герой «Записок сумасшедшего».
Пять минут тают на глазах. Отцы сверки подымают разговор к точке кипения.
«Дач всего двадцать две», — выкладывает правду-матку Штурман Жорж, приоткрывая на миг таротное число... Но Булгаков его тут же заштриховывает1.
Завистливые воспоминания о перелыгинском рае заставляют «апостолов» рассвирепеть и взбунтоваться. Послышались вопли: «...один в пяти комнатах...», «...один в шести...». Вечеря превращается в суд присяжных.
«Э, сейчас не в этом дело, — прогудел Абабков, — а в том, что половина двенадцатого».
Повешенный, разрезанный пополам, покачиваясь, призраком возникает в душной атмосфере правления. «Добавочный № 930» (9 + 3 + 0 = 12) ещё усиливает грозную мистику ожидания.
«Он мог бы и позвонить!» — кричали наперебой потерявшие направление правленцы. Интересно, уж не по приведённому ли ниже телефону?
Между тем Берлиоз в виде двух половин лежал на двух цинковых столах и над ним склонилось пятеро: профессор судебной медицины, патологоанатом и его прозектор, представители следствия (2 шт.). Вскоре к ним присоединился зам. Берлиоза по Массолиту литератор Желдыбин, ставший шестым (см. следующую главу).
Только теперь звучит гром вслед просверкнувшей молнии 16-го аркана — строгое слово морг.
Словно не смея прозевать ритуальную цифру, правленцы, поминая недобрым словом Михаила Александровича, спускаются вниз, в ресторанное чрево Массолита, в «красивые, но душные залы».
«И ровно в полночь в первом из них что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало. И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: «Аллилуйя!!» Это ударил знаменитый грибоедовский джаз. ...И вдруг, как бы сорвавшись с цепи, заплясали оба зала, а за ними и веранда».
Два зала, полные сил з(а)ла, Гоголевских мёртвых душ и Толстовских живых трупов в фантасмагории вселенского шабаша, описанные гротесковой кистью Гойи — вот что открывается перед глазами. «Тонкий голос (евреиновское «козлогласование». — ОК) уже не пел, а завывал: «Аллилуйя!» ...Словом, ад».
Так что Данте путешествовал по театральным задворкам, а ад — вот он: Тверской бульвар, 25.
«И было в полночь видение в аду. Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором окинул свои владения». Ещё мгновение — и зазвучат знаменитые куплеты «На земле весь род людской», и раздастся громоподобный хохот и (уже из другой оперы) свист.
Человек выстраивает образ Дьявола по своему — звериному — образу и подобию, и модель получается во много раз страшнее-гнуснее-пошлее оригинала.
«О боги, боги мои, яду мне, яду!..»
Всё смертное в смерть и утыкается.
Едва вспорхнуло (курицей с только что отрубленной головой) слово «Берлиоз!», как ужас перед Косой сковал смертное царство.
Лишь на минуту.
«Да, погиб, погиб... Но мы-то ведь живы!»
И белые мыши вновь забегали по задремавшему от сытости удаву, только что заглотавшему их менее удачливого товарища. «Да ведь мы-то живы!» — Не обращайте значения! — как говорят в этом случае трезвейшие из всех — горькие пьяницы.
Однако приготовления к «проводам в последний путь» правленцы, рыгая икрой, в полном составе обсудили.
«Аллилуйю» пресекли по неуместности.
И здесь последовало ещё одно видение.
К ресторану приблизился крестный ход в составе одного приведения. Фантом «был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стёршимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах. В руке [он] нёс зажжённую венчальную свечу». При ближайшем рассмотрении фантом оказался известным комсомольским поэтом, автором популярных атеистических стихов Иваном Бездомным.
Белую венчальную пару дополнили, подытожив: «Готово дело. Белая горячка». — Важный вывод, объясняющий испрошенное в начале Романа пивко: Иван — пьянь, как, впрочем, и положено быть «лирическому поэту». Поэтому и «мистик», поэтому и на Воланда среагировал — допился до чёртиков.
Он появился!» — объявил Бездомный пророческим голосом, стараясь глаголом жечь по мере возможности.
Что? Что? ...Кто появился? <...>
— Консультант!» — крикнул Иван из кальсон так, что люстры зазвенели стеклярусом.
Следует угадывание фамилии профессора на «Вэ», и на смену Берлиозу из иных палестин в Грибоедов вплывает Вагнер в окружении валькирий на ту же букву. Но Рихард, хоть и в берете, и даже в Байрейте, не подходит.
Вот что, граждане: звоните сейчас же в милицию, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулемётами профессора ловить».
Наконец «шафера» упаковывают «жениха» белыми же — под цвет горячки — полотенцами и в виде хризалиды отправляют к третьему композитору, специалисту по Петрушкам, Жар-птицам и Иванам-дуракам. Куклу сопровождает поэт Рюхин и папаша Бунши, вызванный по этому поводу из буфетной. Шофер со злым лицом, милиционер, Пантелей, Рюхин и Бездомный образуют заключительную пятерицу этой главы.
Примечания
1. Любопытно было бы узнать, кому принадлежит телефон 227-31-11.
Однако: 22 (число Таро) + 7 + 3 + 1 = 33 (число орденских посвятительных степеней), а 11 — последние три числа в сумме (сефиротная полнота Кабалистического древа).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |