Глава 9

Неудивительно, что фигура Якова Александровича Слащева могла заинтересовать Булгакова: Слащев был вполне достоин пера мастера.

Генерал Слащев был из потомственных дворян, родился в семье отставного полковника. Продолжая семейную традицию, довольно быстро сделал военную карьеру. С

января 1915 года, находясь в действующей армии, прошел путь от командира роты до командира батальона, а 12 ноября 1916 года был уже произведен в полковники.

Слащев проявил себя доблестным и храбрым офицером: в Первую мировую войну имел пять ранений, не обошли его и многочисленные награды, в том числе он был обладателем Георгиевского оружия и ордена Св. Георгия 4-й степени.

В январе 1918 года вступил в Добровольческую армию генералов М.В. Алексеева и Л.Г. Корнилова.

В апреле 1919 года Слащев был произведен главнокомандующим генерал-лейтенантом А.И. Деникиным в генерал-майоры. Успешно воевал против Петлюры и Махно. Стоит отметить, однако, что фигура Махно являлась достаточно притягательной для Слащева — в обоих присутствовало мощное авантюрное начало. Слащев не раз говорил своим подчиненным: «Моя мечта — стать вторым Махно». Судя по всему, «лавры» Махно действительно не давали ему покоя: на определенном этапе он возглавил партизанский отряд в тылу красных.

После успешно проведенных боев за Крым Слащев был произведен в генерал-лейтенанты. Это произошло, когда Русскую армию, став ее главнокомандующим, уже возглавил П.Н. Врангель: он же присвоил Слащеву титул Слащев-Крымский.

Ряд военных операций, проведенных весьма неудачно, заставил Слащева подать рапорт об отставке, а затем он вместе с остатками лейб-гвардии Финляндского полка отбыл в Константинополь.

Там же в Константинополе Слащев издал книгу «Требую суда общественности и гласности», в которой он обвинил Врангеля в потере Крыма. Это произошло уже после того, как суд чести (за резкую критику действий Врангеля по обороне Крыма) уволил Слащева со службы без права ношения мундира. Чем же занялся Слащев в Константинополе? Земский союз предоставил ему ферму под Константинополем, где он пытался разводить индюшек. Сельскохозяйственная деятельность ему явно не удалась, и он очутился в полной, безысходной нищете.

Как раз в этот период, когда Слащев пытался разводить некую живность у себя на ферме и находился в плачевно-невротическом состоянии, за его обработку принялись чекисты.

Вот здесь как раз самое время вспомнить, кем вошел генерал-лейтенант Слащев-Крымский в историю: «Слащев-вешатель, Слащев-палач: этими черными штемпелями припечатала его имя история... Перед «подвигами» его, видимо, бледнеют зверства Кутепова, Шатилова, да и самого Врангеля — всех сподвижников Слащева по крымской борьбе». Так писал о Слащеве известный писатель и не менее известный политработник Дмитрий Фурманов. Безусловно, Фурманов, в силу своей социальной принадлежности и убеждений, мог сгущать краски, однако что может лучше характеризовать «боевого генерала», как не частушка, имевшая широкое хождение в народе (а народ, как известно, не обманешь): «От расстрелов идет дым, то Слащев спасает Крым».

Итак, генерал прославившийся своими зверствами, палач, убийца, успешно обработан чекистами и возвращен на Родину. Слащев не только чисто физически вернулся на Родину: он, с изощренной жестокостью расправлявшийся с красными, но и с любым проявлением сочувствия к оным, а также с любыми это сочувствие проявлявшими, занял с июня 1922 года должность преподавателя тактики, а затем стал главным руководителем преподавания тактики в Высшей тактически-стрелковой школе командного состава «Выстрел». Ходили слухи и о том, что Слащев преподавал в Высшей школе ОГПУ.

Удивительное рядом! Однако так ли удивителен факт перекрасившегося столь быстро Слащева-Крымского.

Тот же Дмитрий Фурманов приводил слова самого Слащева: «Много пролито крови... Много тяжких ошибок совершено. Неизмеримо велика моя историческая вина перед рабоче-крестьянской Россией. Это знаю, очень знаю. Помимо и вижу ясно. Но если в годину тяжких испытаний снова придется рабочему государству вынуть меч, я клянусь, что пойду в первых рядах и кровью своей докажу, что мои новые мысли и взгляды, и вера в победу рабочего класса — не игрушка, а твердое глубокое убеждение».

То есть, что же? Буду казнить, и вешать, как и прежде, только теперь бывших друзей и собратьев по классовой (а когда-то и духовной) принадлежности. Прелестно! Сомнений в этом, в общем-то, не возникало никаких.

Булгаков, кстати, исходя из того, какими характеристиками он наделил Хлудова и некоторых других персонажей, списанных со Слащева-Крымского, в раскаяние его абсолютно не верил. Вспомним слова Крапивина в «Беге»: «Стервятиной питаешься?... Храбр ты только женщин вешать и слесарей!»

Существует характерный портрет, данный в книге бывшего главы крымского земства князя В.А. Оболенского «Крым при Врангеле. Мемуары белогвардейца»:

«Это был молодой человек с бритым болезненным лицом, редеющими белобрысыми волосами и нервной улыбкой, открывающей ряд не совсем чистых зубов. Он все время как-то странно держался, сидя постоянно менял положение и стоя как-то развинченно вихлялся на поджарых ногах. Не знаю, было ли это последствием ранений или потребления кокаина. Костюм у него был удивительный — военный, но как будто собственного изобретения: красные штаны, светло-голубая куртка гусарского покроя. Все ярко и кричаще безвкусно»!

Словом, наигранность и позерство.

Тем не менее генерал Слащев-Крымский был неординарен. Так ведь тем наверняка и интересен он был для Булгакова.

Знаменитый вешатель, бывший генерал-лейтенант Русской армии, Я.А. Слащов-Крымский оказался провидцем но отношению к самому себе; пытаясь выторговать себе некую охранную грамоту на Родине, он признавал, что никакая грамота не спасет его от мстителя, если таковой найдется.

Мститель нашелся. Курсант той самой стрелковой школы «Выстрел», где преподавал Слащев, по фамилии Б. Коленберг застрелил одиозного генерала на его же квартире. Он мстил за брата, казненного по приказу Слащева. Слащеву было 44 года.

Существовали разные версии о причинах этого убийства. Не исключалась и такая: убийство каким-то образом было связано с постановкой «Бега» во МХАТе и в целом с все возрастающим вниманием общественности к творчеству Булгакова организовано ОГПУ. Живой Хлудов, это — Слащев, власти был не нужен.

Как бы то ни было, Сталин был поставлен перед выбором между личными привязанностями и жесткой необходимостью либо склониться в пользу пьесы или, напротив, принять решение о ее запрете. Тут уже он не мог сопротивляться и вынужден был прислушаться к мнению своего окружения.

14 января 1929 года состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП (б), на нем было принято решение о создании комиссии, которая бы занялась судьбой пьесы. В нее вошли К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович и А.П. Смирнов. Комиссия работала быстро и слаженно, и уже через две недели Ворошилов в секретном письме докладывал Сталину о выводах комиссии: «По вопросу о пьесе Булгакова «Бег» сообщаю, что члены комиссии ознакомились с ее содержанием и признали политически нецелесообразным постановку этой пьесы в театре».

Что же Сталин? Он не мог не согласиться, однако, судя по всему, настоял на изъятии эпитета «политически» (нецелесообразным) из последующего Решения Политбюро. Однако в Решении Политбюро не было ни слова о запрещении пьесы.

Это, безусловно, не устраивало окружение Сталина: борьба продолжалась.